Последняя свобода
Шрифт:
— Но ты мог прийти к Марго засветло и открыто. И не морочить жене голову «озером» и так далее.
— Не хотел волновать…
— Господи, сколько наглого вранья я от вас наслушался!.. Ладно, без эмоций. Сказав жене, что идешь купаться, ты пришел к нам. Дверь была, конечно, заперта? — вопросил я с иронией.
Он взглянул на три страницы в моей руке.
— Чуть-чуть приоткрыта.
Алла поднялась и по-тихому направилась к двери. В распаленную атмосферу прокралось нечто — вкрадчивой поступью преступления. Вдруг разрытая
— Отсюда без моего разрешения никто не выйдет!
Глава 30
Проявившись главным действующим лицом, Гриша достойно выдержал паузу, закурил и продолжал:
— Начиналось светопреставление — не помню такой грозы… Я позвонил, вошел. Из спальни в прихожую пробивался свет. Горел ночник, спальня была пуста. Сильно пахло пролитым вином. Я было нагнулся поднять бутылку с ковра и заметил под кроватью… — Гриша схватился за очки и принялся протирать стекла пальцами.
— Труп? — не выдержал я.
— Раскрытую тетрадь — кончик торчал из-под покрывала. Взял в руки: страницы залиты вином. Что такое? Перевернул и нечаянно запачкал еще одну. Я просто хотел убедиться: да, роман о Прахове, концовка. И положил тетрадь, где взял. Мне стало как-то не по себе. Что здесь произошло? Огляделся, машинально поправил картину на стене, криво висевшую… Нестеров. И пошел проверить: есть ли кто в доме?.. Вдруг взглянул на свои руки: не вино, а кровь! Липкая. Вытер о полотенце. Господи, рукопись! Сцена убийства в крови, а я… Я схватил тетрадку и ушел.
— Ты захлопнул дверь?
— Кажется, да.
— Видел черного монаха?
— Нет!
— Куда тебя понесло?
— Не знаю, куда-то шел. В общем, опомнился я в парке пансионата на скамейке. Продумал и принял решение.
— Довольно подлое, не так ли?
— Я подложил тетрадь в твой сундучок уже через месяц.
— Да, благородно. А три страницы?
— На них мои отпечатки.
— Но ведь «огонь сильнее», а?
— Умом я понимал, что это психоз, но я не смог, — мрачноватый огонек маньяка зажегся за стеклами очков. — Я тебе объяснял. А когда пришел сюда на днях восстанавливать концовку, то увидел эту злосчастную картину при свете солнца в кабинете. И ножом соскреб пятно.
— Тоже с ножом ходишь?
— Взял у тебя со стола, перочинный.
— Есть такой… Версию ты выстроил убедительную — на первый взгляд. Но следователя не убедишь. Алла, ты явилась к нам до мужа или после?
Она в ужасе распахнула светлые глаза. Искусственная «благодать» окончательно улетучилась.
— Дверь была заперта!
— Аленька, пока я не найду адвоката, ты не должна…
— Замолчи! — До нее очевидно дошло: предстоит борьба за собственную жизнь. — Мне никто не открыл. Они в спальне, я думала, ночник горел. И вернулась домой.
— Дальше!
— Пришел Гриша.
— От него несло «Златом скифов» из бочки, да?
— Да, — она впервые поглядела на мужа открыто и прямо. — Полотенце было сухое и грязное. На другой день я его постирала, вода красноватая, чуть-чуть, — я не поняла. А когда подрезала шиповник в саду, на крыльце появился Гриша и сказал: «Леон звонил — Марго исчезла». Я пошла пройтись.
— Ты испугалась мужа. Я всегда считал тебя существом нежным и женственным. Я тебя недооценивал, Алла. Два года прожить с…
— Договаривай! — произнесла она с вызовом. — Два года прожить с убийцей?
— Не будем ускорять ход следствия. Как эти три страницы попали к моему брату?
— К кому? — изумился Василий.
— Погоди, Вась. Ну?
— Я ушла, но почти сразу вернулась: за объяснением — возможно, этот ужас не имеет отношения к нам. Его нигде не было. Наконец заглянула в оконце сарая…
— Ну, ну?
— Я закопал в уголке, — пояснил Гриша со странной улыбкой. — Положил в стеклянную банку и… У нас пол земляной. А ты, Аленька…
— Я должна была знать. В банке лежали вот эти три страницы в крови и с отпечатками пальцев. Ты сдашь их в милицию, Леон?
— А как ты думаешь?.. Что ты сделала с уликами?
— Закопала обратно.
— Да, «муж и жена — одна сатана». Ну, так как же «Отрок Варфоломей»?
— Во время твоего последнего допроса я поняла, что ты подошел к разгадке, и ушла из этой жизни.
— Однако улики…
— Да, прихватила с собой: у нас, благодаря тебе, мог быть обыск.
— Да ты-то почему их не уничтожила?
— Я не знала, для чего он хранит их. А если для оправдания, а если я уничтожу нечто ценное?
— Я решился, — сказал Гриша угрюмо, — после вашего ухода.
— Когда мы с Васей осматривали мусоросжигалку?
— Да. Все эти годы я знал, что в любую минуту успею… И вот эта минута пришла. Покончить с психозом на «литературной» почве, сжечь проклятый финал… Я нашел в сарае пустую банку.
— Вот это финал!.. Впрочем, нет — он еще впереди. Ну, Алла?
— Я подошла к семичасовой электричке (слышала, как Василий говорил). На платформе были вы двое, но ты остался. Я поехала с ним и попросила убежища.
— Вась, ты знал, что за картиной сцена убийства?
— Откуда, Господи Боже мой!
— Вася, прости. Я не могла доверять тебе полностью, ты брат, лицо заинтересованное, и мог осмотреть мои вещи. Когда ты позвонил и сказал, что Леон едет, я сбежала. И вспомнила только на улице, но побоялась вернуться. Да и кому придет в голову шарить за картиной! Ты догадался, Леон?
— Догадался. От губной помады в прихожей на подзеркальнике несло «Златом скифов».
— Да, я нечаянно пролила духи, когда собиралась, я спешила. В общем, — заключила она трезво и горько, — мы с мужем крепко «наследили».