Последняя улика (сборник)
Шрифт:
Ниткин опечатал вещи, унес в лабораторию. Кое-что будет известно уже завтра.
Пушковой дома не оказалось, она уехала в соседнее село навестить заболевшую сестру и собиралась вернуться дня через два-три.
Зато оказался на месте Шибков, и его пригласили в райотдел.
Удалось застать в магазине Богомолову и Высоцкую. К приезду шофера они уже сидели рядышком на стульях, нахохлившись, как испуганные воробьи.
Приступили к опознанию. Внимательно осмотрев трех женщин, сидевших перед ним в одинаковых коричневых шубах, Шибков попросил их встать, затем указал на Костерину:
– Кажись, она была.
– Он
– Ее возил, из всех трех она больше смахивает на ту женщину.
Пришлось вмешаться Николаеву:
– Так похожа или та? Посмотрите внимательно и, пожалуйста, без всякой натяжки.
– Не, - Шибков повернулся к Николаеву и повторил: - Не, просто похожая. Я ведь говорил вам, что хорошо ее не разглядел. Похожая - это да, а вот точно сказать не могу.
Так и записали в протокол.
Оля Богомолова и Света Высоцкая сказали то же самое. Да, сходство есть - рост, телосложение. Нет, утверждать не могут, поскольку видели ту женщину мельком и она прикрывала лицо.
А Костерина сидела, как окаменевшая.
Отпустив приглашенных и понятых, приступили к допросу.
– Да, я Костерина Софья Борисовна. Муж - Костерин Александр Владимирович, отбывает наказание - не знаю где, никаких отношений с ним не поддерживаю. После освобождения живу здесь, в Ийске, с Бревичем. Брак не зарегистрирован, у меня развода нет.
Она отвечала на вопросы безразлично, тихим голосом, не поднимая головы.
Николаев старался говорить доброжелательно, убедительно, но ничего не помогало.
– Нет, детей не имею. С родными никакой связи не поддерживаю... Да, утром первого апреля была в магазине "Ткани", купила два полотенца, увезла с собой. Знакомых там не видела... Нет, отказываюсь отвечать, куда и зачем ездила.
Железнодорожный билет, купленный ею в городке Кадинске, лежал уже в столе майора, его доставили из транспортной милиции. Выходя в Ийске, Софья не взяла проездной билет, он остался у проводника. Но почему Костерина упорно скрывает, куда она ездила, какова была цель поездки? Что за причина? Что кроется за нежеланием сказать правду?
Начальник райотдела сделал последнюю попытку склонить ее к откровенности.
Бело-голубая бумажка легла на стол. Николаев разгладил ее ладонями:
– Софья Борисовна, вот ваш билет. Он куплен в Кадинске вчера. Вагон 3, место 16...
Она вначале испуганно взглянула на билет, затем подняла лицо, прямо и зло посмотрела на Николаева.
– Хорошо, скажу. Правда вам нужна? Получайте свою правду. Я ездила не в Кадинск. Купила там эту "липу", чтобы сбить с толку таких, как вы. В Кадинске мне нечего было делать, я была в другом месте, а где - вам не узнать.
В ее голосе прорывались надрывные, истерические нотки, в глазах стояли слезы.
– Правда вам нужна? Я, я убила продавщицу! Мне нужны были деньги, и я убила. Вот вам моя правда. Все. Больше ничего не скажу. Ведите в камеру.
Майор молча, не прерывая, выслушал Костерину. Нет, это не признание. Конечно, проще всего сейчас поверить этим показаниям. Но какова цена такой "исповеди"?
Николаев, глядя на Софью, ясно понимал, что за этим признанием кроется что-то необычное. Именно после этого признания он почувствовал: нет, не Костерина совершила преступление, и она не имеет к нему отношения, что-то другое есть у нее на душе. Но, несомненно, это другое настолько
Майор встал, подошел ближе к женщине:
– Примите мой совет, - голос его был успокаивающим, даже чуточку просящим, - я добра вам хочу и только добра. Мы узнаем, конечно, ваши секреты, но для этого нужно время, которого у нас мало. Убийца не найден, хотя целую неделю наши люди работают день и ночь. Не вам объяснять, что это значит. Помогите нам. В ваше признание я не очень верю. Сейчас вас отвезут домой, - начальник райотдела предостерегающе поднял руку в ответ на удивленный взгляд Климова, - посоветуйтесь с мужем. Завтра жду вас.
Костерина как бы нехотя встала, медленно, едва волоча ноги, направилась к двери. Даже не попрощавшись, вышла.
– Иван Александрович, - возмущенно начал Климов, - я не понимаю вас! Она же призналась, а вы ее домой отпустили. А если скроется?
– Нет, Климов, - задумчиво ответил Николаев, - не скроется она. Я сейчас почти уверен, что Костерина невиновна. Имей мужество признать: нам очень хотелось, чтобы именно она оказалась убийцей. Правда ведь? Но не забывай, что она человек с нелегкой судьбой, ищет выход из какого-то тупика и нам не доверяет. Вот над этим нам и надо подумать.
– Но зачем вы ее отпустили? Ведь опознали Софью-то. Худо ли, бедно, но опознали. Значит, надо было задержать.
– Нет, - твердо сказал Николаев.
– Нет, не надо было. Сам говоришь опознали худо-бедно. "Похоже, она!" К этому не одна твердая улика нужна. Вот и давай, собирай их. Найдешь последнюю, самую главную - задержим. А сейчас считаю, нет серьезных оснований для задержания. Тайну Костериной мы узнаем. Недостаточно отработаны ее связи, - подытожил майор.
Они выехали из отдела затемно, чтобы добраться хотя бы до первой деревни "по ледку", как пояснил шофер. Весна вступала в свои права, сельские дороги превратились в сплошное месиво, по которому машины ползли медленно, то и дело двигаясь юзом. Ночью подморозило, жидкую грязь схватило льдом, ехать было легче и водителю, и пассажирам, которые тряслись на боковых сиденьях милицейского газика. Но на колдобинах машину нещадно подбрасывало. Петухов и лейтенант Сенькин, тоже оперуполномоченный уголовного розыска, держались за проволочную сетку, отделявшую водительское место от салона. А невыспавшийся Алик Богданов никак не мог приспособиться: то хватался за заднюю дверцу, то пытался упереться руками в потолок, но при каждом новом толчке неизменно соскальзывал с узкого сиденья.
– У меня от твоих локтей бок уже синий. Держись давай за меня, сказал ему Петухов, и Алик прижался к его плечу.
Не располагало к беседе раннее время, тяжелая дорога, но Алик с опаской поглядывал на Сенькина - того самого весельчака и зубоскала, что назвал его "куриным сыщиком". Лейтенант клеил ярлыки мгновенно, его меткие словечки, разные историйки долго гуляли по отделу, веселя сотрудников. Были они беззлобными, поэтому мало кто обижался на пересмешника. Работал Сенькин азартно, смело, при этом успевал балагурить, правда, не всегда в удобный момент. Климов поругивал его за излишнюю словоохотливость, но и сам, не выдержав, не раз смеялся над его шуточками. Оперуполномоченный и над собой подтрунивал постоянно, к этому уже привыкли, но Богданов все же опасался его выпадов.