Последняя Утренняя Звезда
Шрифт:
Прошел день, прошла ночь, настало утро следующего дня, а преследователи и не думали останавливаться. Туча скакал и скакал, не уставая, несмотря на двойную ношу на спине, но немервые позади не нуждались ни во сне, ни в отдыхе.
Оба всадника были истощены, Гарн не падал только потому, что крепко держался единственной рукой за волчий плащ, а Фазад ухватился обеими руками за холку Тучи. Но, постепенно, шаг мерина замедлился, даже он начал уставать.
Наконец Гарн не выдержал и в первый раз за много часов открыл рот. — Парень, — позвал он. Фазад, который дремал, свесив голову,
— Мы скачем слишком медленно. Они догоняют нас. — Гарн соскользнул со спины лошади. — Бери Тучу — впереди лес, о котором я говорил тебе. Спрячься там. Когда опасность пройдет, езжай в Галастру. Может быть Ре поможет тебе.
Туча мгновенно остановился, когда Гарн спрыгнул на землю. Он беспокойно ударил копытом по каменной поверхности дороги, как если бы чувствовал, что немертвые очень близко. Фазад посмотрел на более старшего человека со спины лошади. — Ты забыл — я Фаларн — у нас клятва крови с Иремаджами. Мы не бросаем друзей.
— Почему мы оба должны умирать? Беги, прошу тебя, уже почти ночь, в темноте их силы увеличиваются. Иначе сегодня они поймают нас.
— Давай, залезай, — сказал Фазад, протягивая руку, его голос был тверд и заставлял забыть о том, что он еще ребенок. Простонав, Гарн втянул себя обратно, его глаза слипались и закрывались независимо от него. Фазад резко послал Тучу вперед, но конь не нуждался в этом, короткая передышка, казалось, придала ему новую энергию.
Они продолжали ехать, впав в оцепенение, туман белым саваном окружил их со всех сторон, света почти не было. Внезапно Туча резко остановился и задрожал, заставив их проснуться.
— Почему мы остановились? — спросил Гарн из-за спины мальчика. Фазад не ответил. Гарн посмотрел мимо него: через туман он видел только стволы дубов и их голые ветки, с которых падали редкие капли воды.
Лес Дарвиш. Отсюда он протянулся до самого побережья. Во времена получше они с хозяином часто бывали здесь. Но от немертвых в чаще не скрыться. Даже если солнце каким-то чудом вернется, тень деревьев надежно укроет вампиров от его лучей. И Живые Мертвецы по-прежнему будут преследовать Тучу.
Фазад соскользнул со спины коня. — Они ждут нас, — сказал он, дрожащим от возбуждения голосом, или так показалось усталому сенешалю.
— Кто? — спросил он.
Мальчик только махнул рукой в сторону деревьев. Теперь Гарн увидел еще кое-что, что не заметил сразу: движение, в тени деревьев. Сначала ему показалось, что слой серого дыма, почти неотличимый от тумана, стелется у самой земли, обвиваясь вокруг стволов. Потом он решил, что у него от усталости что-то случилось со зрением: как будто сама земля плыла, двигалась, как живое существо. И только тогда он понял, что это такое.
Волки, сотни, если не тысячи. Так близко друг другу, что заставили его увидеть струящийся серый дым. Странно тихие, и вообще в лесу почти не было звуков, только густая шерсть волков с тихим шуршанием терлась о кору деревьев. Кровь сенешаля превратилась в лед. Фазад шагнул вперед, потом еще, из его горла вырвался странный вой. Лицо исказилось, рот перекосила страшная улыбка, он развел руки в стороны.
— Что ты делаешь, парень? —
Фазад услышал его. Он остановился и оглянулся, мертвые глаза с волчьего капюшона сверкнули в умирающем желтоватом свете, лившимся с западного горизонта и с трудом просачивавшимся через ветки деревьев. — Это наши друзья, сенешаль. Тебе ничего не грозит. Они выполнят все, что я захочу. — Как если бы в ответ на его слова из темной чащи донесся продолжительный вой.
Фазад пошел к линии волков, серевшей в тени деревьев, подняв обе руки вверх. Чем ближе он подходил, тем громче становился вой. Гарн беспомощно смотрел и не верил своим глазам. Мальчишка обманывает себя, думает, что он невидим — сейчас, конечно, его разорвут на тысячи кусочков.
Потом сзади раздался новый звук — копыта застучали по дороге. Туча наполовину повернулся и посмотрел туда. Из тумана появился одинокий всадник, его белый конь был не животным, а призраком, из груди торчали кости, бока сгнили. Всадник был в белых доспехах, но это не был белый цвет невинности и чистоты, а меловая белизна трупа, большой шлем оставлял открытым сморщенное мумифицированное лицо, желтые глаза страшно улыбались из пустых глазниц, вместо носа — яма.
Туча заржал, отступая от страшного призрака. Гарн бросил взгляд на Фазада, по прежнему стоявшего среди деревьев с поднятыми руками. Несколько волков вырвались из тени, и, оскалив клыки, бросились к дороге. Туча подался еще дальше назад, и Гарн отчаянно вцепился в его гриву, стараясь не упасть.
Рыча, волки промчались мимо, прямо к скелетоподобному всаднику. Немертвый седок дернул поводьями и стременами, скелетоподобная лошадь резко повернулась и исчезла в тумане, а волки в припрыжку помчались за ней. Туман заколебался, расступился, потом уплотнился и опять накрыл сцену белым одеялом, поглотив их. Звук копыт и вой волков растаял, опять стало тихо.
Гарн заставил Тучу войти дальше в лес, где его ждал Фазад, один. Оставшиеся волки растворились в тенях, но Гарн видел тысячи глаз, сверкавших в темноте недалеко от него. Он повернулся к Фазаду.
— Ты видел, сенешаль, — сказал мальчик. — Волки — наши друзья.
— Твои, может быть, — ответил Гарн, — но не мои.
— Нам еще не раз потребуется их помощь, иначе нам не добраться до цели.
— Возможно, — проворчал Гарн. Он поглядел в темный лес. Впереди недели пути, и в любой момент эти твари могут повернуть против них. Но кто находится сзади? Раздающие Причастие. — Ладно, пускай идут с нами, но держатся на расстоянии.
На губах Фазада появилась слабая улыбка, первая, которую Гран увидел у него.
— Обещаю, — сказал он. Потом сел на Тучу и они вместе вошли в лес.
Эта зима в Перрикоде была суровой, но в глубине Дарвиша было еще хуже. Лига за лигой серые голые ветки деревьев со скелетообразными сучьями. Как непохоже на ту осень, когда Гарн был здесь вместе с хозяином, Артаном Иремаджем, охотясь на кабанов. Он вспомнил, как из под копыт их боевых коней вылетали первые упавшие желуди; как летевшие с деревьев листья раскрасили поляны в бронзу и золото; как лес был наполнен приглушенным светом и сладкой печалью умирающего года.