Последняя зима
Шрифт:
– Неужели в Словатичах таких людей, поумнее да порешительнее, нет?
– Как нет? Найдутся... Только поискать надо.
– Работать с людьми, вести их за собой должны коммунисты. Не так ли, товарищ Остапчук? Надо создать а Словатичах хотя бы небольшую парторганизацию. Вы будете ее секретарем. Думаю, что обком утвердит вашу кандидатуру. Кого вы сможете привлечь к работе еще?
– Есть у нас учитель. Хороший человек, советский... Наверно, согласится! Но он, кажется, беспартийный.
– Примем его в партию. Всякий, кто работает в большевистском подполье, работает для партии, становится коммунистом. Только, если вы уверены в этом учителе, лучше
– Постараюсь! Подумаю, поищу.
Илья Остапчук говорил спокойно, нисколько не удивился предложению Газинского, ни о чем не спорил. Видно было, что, прежде чем явиться сюда, он ко многому себя подготовил, многое твердо решил. Газинский договорился с Ильей Игнатьевичем, что они снова встретятся ровно через неделю, но не на этой явочной квартире, откуда до Словатичей далеко, а в придорожных кустах у хутора Вицентувка. Остапчук должен был привести с собой и учителя, и третьего товарища, которого надеялся подыскать. Свидание назначили на два часа ночи, установили пароль.
Они распрощались. Новый подпольщик унес с собой несколько партизанских листовок.
Сообщение Газинского о том, что в Словатичах, по всей вероятности, можно будет сколотить подпольную группу, обрадовало командира батальона Григория Васильевича Балицкого. Обком не раз упрекал его в недостаточно энергичной работе среди населения. В Киверцовском районе, где дислоцировался батальон, пока удалось наладить работу местных коммунистов только в селе Суск. Там их было уже шесть человек. В Хойневе, Свозах, Солтысе организации лишь зарождались. Хорошо, если удастся что-нибудь сделать и в Словатичах!..
– Но одного тебя, Семен Ефимович, я на новую свиданку не пущу, сказал комбат Газинскому.
– Придется взять с собой взвод!
– Одному пройти легче.
– Пройти, возможно, и легче, ну а там как? Допустим, что Остапчук вполне наш человек. Ну а этот учитель? И еще третий, возможно, придет. Вдруг притащат за собой хвост? Что тогда? Предусмотрим и другое. Все трое распрекрасные люди. Так разве же людям, готовым на многое и которым предстоит многое, - разве им помешает встреча с нашими партизанами?! Пусть посмотрят, какие у нас хлопцы! Такие ли, как расписывают их бандеровцы?! Листовки, инструкции - это, конечно, хорошо, но и пожать руку партизанам, поговорить с ними для подпольщиков много значит. Разве не верно говорю? Я и сам, брат, в прошлом партийный работник.
– Знаю, Григорий Васильевич! Пожалуй, ты прав, надо бы со взводом пойти... Но можно ли отрывать от боевых заданий?
– Подполье - тоже боевое задание! Возьмешь с собой взвод Миколы Бочковского.
От расположения батальона до хутора Вицентувка было километров пятьдесят. Значит, выходить надо за два дня, а пока Газинский занялся обычными своими делами.
В мирное время он работал секретарем райкома партии на Киевщине. Тогда его заботили сев, уборка, фермы, строительство, теперь - подрыв эшелонов, разведка, землянки, боеприпасы. Но дела и заботы Семена Ефимовича всегда были связаны прежде всего с людьми, все равно - убирают ли они хлеб или ставят мины, строят ли школы или ходят в разведку. Почти в любой час Газинского можно было увидеть в самой гуще партизан. Бойцы и командиры любили этого сильного, спокойного человека, ценили его ум, энергию, принципиальность, знали, что секретарь партбюро требователен не только к людям, но и к себе.
Газинский побывал во всех ротах и подразделениях, помог провести у подрывников открытое партийное собрание, выступил на совещании членов редколлегий стенгазет и боевых листков, отругал комсорга минометной батареи за то, что ходит в грязной рубахе и небритый, сделал во второй роте доклад о международном положении, дал рекомендацию в партию пулеметчику Глушко, договорился с комиссаром относительно плана подготовки и XXVI годовщине Октября. Конечно, встретился он и с Николаем Бочковским, которому предстояло выступить со своим взводом в поход к Вицентувке.
– А какое задание?
– спросил Николай.
– Задание особое. Пока не дойдем, не скажу. Но взвод должен быть в полном порядке! Выступим в четверг, вернуться постараемся ко вторнику. Маршрут составят в штабе по карте.
Они и выступили в четверг на рассвете. Отряд состоял из двадцати человек, считая двадцатым Газинского.
Двигались глухими лесными тропами, стороной от дорог. Впереди шел дозор. В тронутых осенними красками чащах было тихо, безлюдно. Шагать по таким местам - одно удовольствие. Труднее приходилось, когда лес редел и начинались кустарники, поля, а за ними села. Тогда приходилось идти в обход, петлять по оврагам или ползти, прикрываясь буграми.
К середине дня позади осталось километров двадцать пять. Партизаны сделали привал и пообедали, после чего Бочковский приказал ложиться спать. Дело в том, что следующий переход предстояло совершить ночью. В темноте будет гораздо безопаснее пересечь большую проселочную дорогу Киверцы Тростянец, обычно очень оживленную в дневное время, заполненную автомашинами, обозами, пешеходами.
Выставив часовых, небольшой отряд расположился на отдых в кустарнике. Газинский прилег рядом с Николаем. Командир взвода Николай Бочковский красивый белокурый парень лет двадцати с небольшим. Начал он свой партизанский путь на Черниговщине осенью 1941 года. Первое время был штабным ординарцем, но затем этого расторопного умного хлопца сделали командиром отделения. В первых же боях его отделение показало себя очень хорошо, дралось смело, инициативно, не падало духом в трудные минуты. Вскоре стало ясно, что Бочковский сможет отлично командовать и взводом. Действительно, его взвод стал одним из лучших в батальоне Балицкого. Не случайно Григорий Васильевич послал под Вицентувку именно недавнего комсомольца, а теперь кандидата в члены партии Бочковского с его боевыми, видавшими виды ребятами.
Конечно, Бочковский отлично понимал необходимость секретности во многих военных делах. Но вот сейчас, когда он лежал под кустом рядом с Газинским, его начало одолевать самое обыкновенное человеческое любопытство. Скосив в сторону Семена Ефимовича глаза, командир взвода тихо спросил:
– Спишь, секретарь?
– Отдыхаю, - буркнул Газинский.
– И отдыхай себе на здоровье... Только сначала скажи, куда мы идем? В разведку, что ли?
– Не положено говорить... Завтра узнаешь.
– Что же я, по-твоему, к Гитлеру побегу тайну выдавать? Или, может быть, к Степану Бандере?
– А ну спи, Микола!
Ответ на мучивший его вопрос Бочковский получил только на другой день, когда отряд благополучно перевалил через большак и обосновался в заброшенном, полусожженном хуторе Германовка, в нескольких километрах от цели своего похода. К вечеру послали двух человек разведать Вицентувку и ее окрестности. Разведчики сообщили, что Вицентувка пуста. Только худые одичавшие кошки сидят на каменных крылечках обгоревших зданий. Дорога в сторону Словатичей давно не езжена, вдоль нее кое-где тянутся кусты.