Последствия неустранимы
Шрифт:
– А она его?
– спросил Слава.
– Иной раз недовольство высказывала: почему, мол, с работы поздно являешься? Так это понятно - больные жены всегда здоровых мужей ревнуют. Евдокия Федоровна покосилась на дачу Тумановых.
– Надо ж такому сокрушительному несчастью случиться... Ой, не приведи господь самому лютому врагу такое горюшко. Я, признаться, в свидетелях чуть не очутилась, когда прокуроры да следователи в кооператив понаехали. Старик Пятенков принялся было мне новость сообщать, а милицейский товарищ - тут как тут!.. Ладно, отбоярилась, мол, хата моя с краю -
– И правда, как могло такое случиться?..
– сожалеючи спросил Голубев.
– Ума не приложу, милок. В пятницу вечером видала Александра Васильевича на его даче. Здоровый, бодрый был. Строителям своим за какую-то, видать, оплошку хвоста накрутил. Те даже обиделись, работу бросили... Потом со стариком Пятенковым на крылечке долго сидел, о чем-то беседовал... Между нами, думаю, не выпивоха ли Максим Маркович подсуропил Александру Васильевичу чего ядовитого?.. Сам-то, слыхала, на днях хлебнул какой-то отравы и теперь в больнице на лечении отлеживается.
– Вы, тетя Дуся, с пятницы на субботу здесь, на даче, ночевали? совсем по-домашнему обратился к Деминой Слава.
– Нет, милок. Погода к вечеру стала портиться, и я домой, в райцентр, ушла. В субботу, когда дождик поутих, только-только сюда заявилась милиция нагрянула...
– А вообще, тетя Дуся, в пятницу вечером много дачников было в кооперативе?
– Приближающаяся непогода в тот вечер отпугнула людей. Из моих соседей, считай, одна Надя Туманова на грядках ковырялась, помидоры да лук убирала.
Слава глянул на черный халат Евдокии Федоровны и скороговоркой опять спросил:
– Тетя Дуся, а в чем Надя одета была?
– Кажись, в медицинском старом халатике. Она завсегда его тут надевает.
– А в черной одежде не видели в тот вечер женщину?
Демина трубочкой свела поблекшие губы:
– Я сама в черном хожу. Чего милок, одежда-то заинтересовала?..
Голубев, будто не услышав вопроса, кивнул в сторону недостроенной соседней дачки:
– А это чей терем-теремок?
– Огнянниковой Ани. В прошлом году еще начала строить, да нелегко одинокой женщине такое дело поднять. У меня старик и с топором, и с молотком управляется, однако ж здорово намаялись, пока под крышу дачку подвели.
– Демина принялась очищать с рук засохшую землю.
– Помешались умом люди нынче на дачках. Пенсионерам, понятно, одно удовольствие здесь ковыряться, а кто работает на производстве, тем туго приходится. Вечерами, второпях сюда прибегают. Вот та же Огнянникова охотку сорвала, теперь покупателя ищет.
– Поэтому и за овощами не ухаживает?
– Говорю, милок, корнеед тут овощи уничтожает. Весной-то предлагала Ане подержать свекольные семена в порошке. Отказалась, мол, как бы не отравиться такими овощами. Видать, побоялась, что порошок мне Софья Георгиевна дала, с которой у Ани дружбы нет.
– Почему они не дружат?
– Трудно их понять... Софья Георгиевна как-то жаловалась, будто Огнянникова про них нехорошие слухи распускает, мол, не по карману живут. Я спросила Аню: "Чо ты, голубушка, обижаешь Головчанских?"
– Может, Софья Георгиевна не зря ревновала?..
– В таком деле трудно разобраться. Лично я не замечала, чтобы Александр Васильевич ухаживал за Огнянниковой. Аня, понятно, внешностью сильно привлекательная, молодая, не чета Софье Георгиевне. Да и веселая, с улыбочкой всегда. А чо ей?.. Одним словом, незамужняя. Головушка ни о ком не болит...
– Тетя Дуся, у вас того порошка, розового, не осталось?
– сменил тему Голубев.
– Чуток для будущей весны оставила.
– Можно посмотреть? Надо тоже к весне раздобыть, чтобы свеклу вырастить такую, как у вас.
Демина поднялась с табурета. Устало потерла поясницу и пошла в дачный домик. Голубев без приглашения направился следом. В крохотной дачке одна из стен была сплошь занята деревянными полками. На полках рядами стояли трехлитровые стеклянные банки, видимо, приготовленные для разных солений на зиму. Евдокия Федоровна протянула руку к самой верхней полке и на ощупь стала шарить в уголке. Через несколько секунд она с недоумением повернулась к Голубеву:
– Не могу нащупать... Посмотри сам, милок. С весны там лежит завернутый в газету целлофановый пакетик. На газетке крупно написано "ЯД", чтобы никто не трогал.
Голубев мигом подставил табурет и заглянул на полку - там сиротливо валялась на боку бутылка из-под "пепси-колы".
– Пусто здесь, тетя Дуся, - сказал Слава.
– Не иначе, Пятенков Максим Маркович забрал, - расстроенно проговорила Евдокия Федоровна.
– Пустые бутылки я туда складываю. Сын с женой, как приезжают из Новосибирска, то лимонад, то еще какие напитки привозят, а бутылки-то назад не забирают. Всю полку ими заложили. На прошлой неделе попросила Пятенкова, чтоб унес в ларек. Максиму Марковичу словно господь-бог послал выручку. Полный рюкзак нагрузил. Помню, еще предупредила: "Смотри, Маркович, семенную протраву там не трожь..." Неужто позарился пьянчужка старый?..
– Может, из домашних кто взял?
– высказал предположение Голубев.
– Всем наказывала, чтоб не трогали. Да и ни к чему домашним отраву трогать...
– Кроме вашей семьи, кто знал, что порошок там лежит?
– И Софья Георгиевна знала, и Аня Огнянникова... Так ведь Аня отказалась, а Софья Георгиевна совсем недавно говорила, что, если надо, еще мне может дать этой протравы...
Голубев подставил табурет к небольшому столику.
– Я вообще-то, тетя Дуся, в милиции работаю. Сейчас мы с вами кое-что запишем, - открывая папку, сказал он.