Последствия

Картер М.

– Не верю…

Вячеслав Владимирович прервал заключение и, не допив пятой ложки, опустился на кровать.

– Голова звенит? – поинтересовался Клавдий, оставаясь на стуле.

– Немного.

– Воззвать к врачу?

– Нет, нет, сейчас пройдёт. Ты иди, я спать лягу.

– И всё же я король.

И только я силой одарённый,

Управлять твоей судьбой,

мой подданный. – донёсся до Вячеслава Владимировича хрип Клавдия под призмой пищащих скрежетаний, режущих в голове учёного.

Король, не смотря выбрал из незапертого шкафа пачку таблеток, вытащил их из коробки, которую бросил на стол, высыпав лекарства в карман халата, заботливо выключил свет и вышел с подносом из изолятора.

Что-то

продолжало пищать, заложило уши, разложило, забарабанило. Мысли стали прерываться, затем раздались звуки. Но Вячеслав Владимирович более мучился от бездвижия: он хотел обхватить голову – руки не поднимались, хотел сжаться – мешали ноги и живот, закрутиться в одеяло – всё тело, закричать – перехватило дыхание. Начал задыхаться, но не задохнулся, а только надрывисто кашлял. Раздражающие чувства не стихали, приходили новые. Разыгрался оркестр: в начале врывался писк, подключалось левое ухо, после – правое, пару комбинаций проводили вместе, отступали на задний план, но не затухали. Закладывало нос, дыхание переходило в рот. Комок попадал в горло, начиналась очередь жадных втягиваний воздуха губами – отступало, но через период повторялось. Самый яркий звон в затылке болью отдавался в шею, втекал в позвоночник и стрелой, ускоренной волной, возвращался в голову. Остальные части тела не отзывались. Играл верх. Пары циклов хватило для истощения Вячеслава Владимировича. Не в силах справляться с нахлынувшем мандражом, учёный, сначала растерянно нервничал, но, пересилив страх, расслабившись, вскоре потерял сознание.

Обновление

О пробуждении Вячеслава Владимировича Павлу Анатольевичу обязался докладывать единственный в госпитале охранник, который и работал, и спал в одной комнате – втором пропускном пункте – один из мониторов в которой был подключен к инфракрасной камере изолятора. Вчера камера, заметив небольшие движения головы учёного, после долгого их отсутствия, пискнула мужчине, не спеша он доел завтрак, после чего побежал за Павлом Анатольевичем. Сегодня же движений замечено не было, камера не пищала. Охранник смирно выполнял свои обязанности, дожидаясь их даже после обеда, но и сообщать об их наличии было некому – Павел Анатольевич с женой уехал в эти тёплые выходные к родственникам на дачу. Мужчина задумался об уведомлении дежурного врача, но ворвавшийся в его мысли ответ на ещё с утра мучивший его вопрос о событиях сна, интересовавших его для прочтения гороскопа, имел вес более важный, а к началу прочтения непосредственно универсальных для любого человека решений насущных проблем и вовсе забылся.

В понедельник, опоздав на утренний обход, Павел Анатольевич приехал к окончанию завтрака. Подготовив сознание и рациональное мышление к пятидневному исполнению обязанностей психиатра, он направился к пропускному пункту узнать о состоянии «особенного», где, получив в ответ невнятное

мямленье охранника, вспомнившего, что ещё в субботу думал сообщить о неподвижности Вячеслава Владимировича дежурному, помнившего так же, что отвлёкся, но забывшем на что, и сейчас не был способен придумать стоящее оправдание, распорядив мужчину на немедленное доставления еды в изолятор, в ужасе врач побежал к Вячеславу Владимировичу.

Ожидая худшего от состояния больного человека, не евшего двое суток, Павел Анатольевич, включив свет, увидел безмятежное дыхание лежащего на кровати Вячеслава Владимировича, и на лице его проскользнула неширокая улыбка. Со всей лёгкостью, на которое было способно его грузное тело, он присел рядом с ним и приступил к разбуживанию спящего. Учёный не менялся в лице, прерывисто и редко вдыхал, и на покачивания не реагировал. Павел Анатольевич стал интенсивнее трясти его тело – безрезультатно. Поведя головой чуть в сторону, он наткнулся на лежавшую на столе коробку, дотянувшись до которой,

резко возвратился к Вячеславу Владимировичу и, прощупав замедленный пульс на прохладной шее, расстегнул его рубашку и выбежал из зала. Преодоление пути как к изолятору, так от него сопровождалось высказыванием нецензурной лексики, заглушаемой цоканьем каблуков.

Притормозив перед ординаторской, Павел Анатольевич вошёл в неё с важным, но озадаченным видом и, только открыв дверь, закричал:

– Шишкин – капельница, Акрамов и Петров – интубационная трубка, включите ИВЛ. В изолятор! Остальным быть готовыми в любую минуту.

Вытащившиеся из-за телевизора врача, потеряв былое облегчение, присущее им каждый раз, когда забота об их подопечных была переложена на чужие плечи, подгоняемые оставшемся у двери Павлом Анатольевичем, поплелись за аппаратурой.

– Не я же виноват, что вы их снова из изолятора утащили. – добавил им вслед главврач.

Павел Анатольевич быстрым шагом вернулся в изолятор и, встретив в коридоре охранника с подносом, развернул его в столовую. Возмущаясь бесцельным хождением, мужчина, не выражая возражения перед начальником, а только в сторону, потащился на третий этаж и, под впечатлением происходящих событий, проклял архитектора, спроектировавшего столовую не на первом этаже. Подперев дверь стулом так, чтобы она не закрывалась, и отодвинув стол к центру, тем самым освободив доступ аппаратуры к кровати, Павел Анатольевич проверил рефлексы Вячеслава Владимировича: при свете фонарика зрачки сужались медленно, на остальные воздействия реакции не последовало.

– Кома от отравления барбитуратом. – установил Павел Анатольевич и рассерженно прибавил. – Глубокая.

Причина уже была найдена, оставалось понять откуда у неспособного ходить человека новая коробка таблеток. Отворачиваться от Вячеслава Владимировича Павел Анатольевич начал через левое плечо и только к концу круга увидел шкафы. Открыв первый, незапертый, ему в глаза попала дыра среди стройных рядов коробок, названия которых совпадали с находившейся в руках врача.

Пока Павел Анатольевич, поставив пустую упаковку на стол, дозванивался до академиков РАН, родственников, у которых он провёл выходные, одновременно придумывая сообщение об отмене запланированных на завтра обследований «особенного», ввезли капельницу и подкатили к кровати аппарат ИВЛ с лежавшей на нём интубационной трубкой.

– Да что мы с ним возимся. Скинем в областную, не наш же профиль. – негодуя, предложил Акрамов.

– Я спрашивал твоего мнения? – угрожающе произнёс Павел Анатольевич.

Возражать Акрамов не осмелился и отошёл к двери.

– Кому «этот профиль» не интересен – вон.

Боязливо вышли все.

К счастью Вячеслава Владимировича, Павел Анатольевич добился высокого поста не только благодаря правильным знакомствам, но и имея два высших медицинских образования: психиатра и, к ещё большему везению учёного, реаниматолога. Приспособив в трахеи Вячеслава Владимировича интубационную трубку, подключив аппарат ИВЛ, врач взял кровь из вены, достал из среднего шкафа пакет с жидкостью, закрепил его на капельнице и, удобно расположив тело мужчины, ввел иглу в вену. Захватив собранную кровь и вернув стул к столу, Павел Анатольевич закрыл изолятор, сделав выговор охраннику и наказав ему не отлучаясь следить за камерой изолятора, где свет он оставил включённым, и при любых миллиметровых движениях, немедля звонить ему, после чего уехал в расположенную в небольшом близлежайшем городе больницу. Выдернув знакомую медсестру из рабочего процесса, Павел Анатольевич договорился об общем и биохимическом анализах крови. Согласившаяся под некоторыми предлогами, девушка через час вынесла врачу результаты, окончательно уверявшие его в поставленном диагнозе – уровень барбитуратов в мельчайшем содержании не доходил до смертельного порога.

Конец ознакомительного фрагмента.