Послы
Шрифт:
Стрезер оценил ее маневр: чтобы с ходу взять такую ноту, требовалась смелость, и немалая, и она ее явила. Однако в голову невольно закралась мысль: на каких еще нотах ей пришлось играть с тех пор, как она сюда пожаловала? Ублаготворить миссис Покок она могла, лишь предъявив наглядные выгоды; а что в парижской жизни Чэда было примечательнее, чем тот новый уклад, который он себе создал? И раз уж она решила не прятаться, лучше всего было предстать перед миссис Покок как часть этого уклада, как зеркало, показывающее, каким уютным, каким налаженным домом он живет. Этот замысел четко и ясно читался в ее дивных глазах, и, когда она прилюдно потянула нашего друга в свою лодку, им в глубине души овладело необоримое волнение, за которое позднее он не преминул упрекнуть себя.
— От этого наши встречи станут вдвойне приятны, если, дай Бог, мы с вами будем иметь случай видеться, — сказала мадам де Вионе в ответ на утверждение миссис Покок, что в Париже она не новичок, и тотчас добавила, что, разумеется, располагая помощью и вниманием мистера Стрезера, который у нее всегда под рукой, миссис Покок, естественно, ни в ком не нуждается. — Вот уж кто, по-моему, сумел узнать и полюбить свой Париж за такой короткий срок, за какой это еще никому не удавалось. При таких гидах, как мистер Стрезер и ваш брат, о чьих еще советах может идти речь? Но самое главное, чему мистер Стрезер может научить, — это как отдаваться своим привязанностям, уходить в них целиком.
— Я не так уж далеко ушел, — возразил Стрезер, испытывая такое чувство, словно он призван дать миссис Покок предметный урок того, как умеют говорить парижане. — Боюсь, что смогу лишь показать, как недалеко я ушел. Времени потрачено уйма, а выгляжу я, полагаю, так, как если бы и не тронулся с места. — Он бросил на Сару взгляд, который, по его расчетам, должен был сойти за примиряющий, и, с молчаливого одобрения мадам де Вионе, сделал, так сказать, свое первое официальное заявление: — А если говорить всерьез, все это время я занимался только тем, для чего приехал.
Мадам де Вионе немедленно воспользовалась случаем его поддержать.
— И вы вновь обрели своего друга, узнали его заново, — подхватила она с такой радостной готовностью, словно оба, служа общему делу, не раз уже совещались и были повязаны клятвой во взаимной помощи.
Услышав ее слова, Уэймарш отвернулся от окна.
— О да, графиня, — сказал он, как если бы речь шла о нем, — он вновь обрел меня и, полагаю, кое-что обо мне узнал, хотя не уверен, насколько ему это понравилось. Пусть сам скажет, как он думает: по душе мне его похождения или нет.
— Но, помилуйте, — весело сказала графиня, — я вовсе не вас имела в виду. Разве из-за вас мистер Стрезер приехал сюда? Я говорила о мистере Ньюсеме, о котором мы все беспрестанно думаем и ради которого миссис Покок нашла возможность приехать, чтобы восстановить тесные родственные связи. Какая это радость для вас обоих! — храбро заключила мадам де Вионе, смотря Саре в глаза.
Миссис Покок отнеслась к этому монологу как нельзя лучше, однако Стрезер заметил: никаких версий по части своих намерений и планов она допускать не собиралась. Ей ни к чему покровительство или поддержка — слова, которые на самом деле обозначают лишь ложное положение. Она сама знает, как показать то, что сочтет нужным показывать, и тотчас выразила это с сухим блеском, вызвавшим в памяти Стрезера прекрасные зимние утра в Вулете.
— У меня нет нужды искать каких-либо возможностей, чтобы свидеться с братом. Дома нам о многом приходится вместе думать, на нас лежит большая ответственность и тьма обязанностей, и дом наш, кстати, совсем не плох. И на все, что мы делаем, — добавила Сара, — у нас есть веские причины. — Словом, она ничем себя не выдала, но как женщина, благосклонная к ближнему, сочла возможным чуть-чуть приоткрыться: — Я приехала сюда, потому что… потому что приехала.
— И это прекрасно! — воскликнула мадам де Вионе, ни к кому в частности не обращаясь.
Пять минут спустя они уже поднялись из кресел, провожая собравшуюся уходить графиню, и стояли, состязаясь во взаимной учтивости, что породило дальнейший обмен репликами. Только со стороны знаменитого адвоката был сделан демарш: с задумчивым видом, приглушая — то ли инстинктивно, то ли из осторожности — шаг, он возвратился к открытому окну и занял прежнюю выгодную позицию. Сверкающая стеклом и позолотой комната — вся в узорчатой камке, золоченой бронзе, зеркалах и часах — выходила на юг, и летом спущенные жалюзи ограждали ее от утреннего солнца, но сквозь щели виднелся раскинувшийся внизу сад Тюильри и все, что за ним, и вездесущий дух Парижа, подымаясь оттуда, ощущался в прохладе, сумеречности и манящей приветливости, в блеске позолоченных решеток, шуршанье гравия, цоканье подков и свисте кнута, вызывавших в памяти парад, которым начинают представление в цирке.
— Думаю, я скорее всего найду возможность посетить брата, — сказала миссис Покок. — У него, без сомнения, премилая квартира.
Она обращалась к Стрезеру, но лицом, расплывшимся в улыбке, стояла к мадам де Вионе, и в какой-то миг, пока она так улыбалась своей гостье, у нашего друга мелькнула мысль, что сейчас она добавит: «И я очень благодарна вам, что вы это мне подсказали». Минут пять, не меньше, ему казалось, слова эти были вот-вот готовы сорваться у нее с языка, он уже слышал их совсем ясно, как если бы они прозвучали, хотя знал: слова эти так и не были сказаны — знал по искрометному взгляду, брошенному ему мадам де Вионе, в котором прочел, что и она их мысленно слышала, но, по счастью, ничего подобного в той форме, которая требовала оказать гостям внимание, миссис Покок не выразила. А это давало ее гостье свободу отвечать лишь на то, что было произнесено.
— Так мы, возможно, будем обе бывать на бульваре Мальзерб? Это сулит мне верную надежду на радость новых встреч.
— О, я сама приду к вам: вы уделили мне столько внимания. — И миссис Покок посмотрела гостье прямо в глаза. К этому времени румянец на щеках Сары уже превратился в алое, четко очерченное пятнышко — знаменовавшее ее собственную отвагу. Она держала голову особенно прямо и высоко, и Стрезеру пришло на ум, что из двух беседующих женщин в эту минуту именно в ней воплощено представление о графине. Однако он тут же подумал, что Сара не преминет отдать визит своей гостье и теперь ни одно письмо не уйдет в Вулет, пока она не сможет украсить его этим, по крайней мере, любопытным сюжетом, который у нее уже в кармане.
— Я буду несказанно рада представить вам мою дочурку, — продолжала тем временем мадам де Вионе. — Мне, наверное, следовало бы взять ее с собой, но не хотелось без вашего дозволения. Я надеялась застать здесь мисс Покок: мистер Ньюсем сказал, она приехала с вами, и я была бы рада, если бы моя крошка с ней познакомилась. Когда я буду иметь удовольствие встретить вашу дочь, я, с вашего разрешения, попрошу ее приласкать мою Жанну. Мистер Стрезер подтвердит, — говорила она, — какое хрупкое существо моя дочь, как она добра и одинока. Они очень подружились, мистер Стрезер и моя Жанна, и, надеюсь, он думает о ней не так уж плохо. Ну а у моей Жанны мистер Стрезер пользуется таким же непревзойденным успехом, как и, насколько я знаю, повсюду, где бы ни появлялся.