Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

Робисон Джон Элдер

Ура, заработало! Как только вы вставляли картридж в консоль, квадратики фольги соприкасались, опережая все остальные соприкосновения, и заряд статического электричества рассеивался, не причиняя никакого вреда. Пора было проверить мою идею на настоящих игрушках, а не на опытной модели. Я затребовал ящик новых консолей, только что из сборочного цеха. Ящик доставили буквально через минуту, тем самым лишний раз подтвердив, как важна для руководства наша работа над загадкой ломающихся игрушек.

Я несколько раз стянул и надел шерстяной свитер, потом походил туда-сюда в своих ботинках на резиновой подошве. Потом для проверки прикоснулся к выключателю. Из-под пальцев полетели искры. Значит, заряд статического

электричества у меня накопился подходящий. Я еще несколько раз снял и надел свитер, потом взял одну игровую консоль (с которой еще ничего не делал). Она лежала у меня в руках мертвым грузом. Я взял ту, в которую вклеил фольгу. Она продолжала работать.

Я проделал ту же операцию много раз, и постепенно мусорный ящик наполнился неработающими консолями. Но все, укрепленные фольгой, работали. Я выдохнул с облегчением. Меня не выкинут с работы. Я разгадал загадку и нашел ответ.

В конечном итоге, все оказалось так просто. Но ведь и скрепки для бумаг – тоже простая штука. Многие умнейшие инженерные решения по сути своей самые простые. И временами мы – настоящие мастера очевидного.

Начиная с этого момента, война с «Микровижн» была выиграна. Остальное было уже доделками. Я добавил кое-какие электросхемы, чтобы укрепить защиту от статического электричества. Технологи подобрали материалы-антистатики, чтобы выложить ими сборочные участки. В сборочном цеху установили систему с распылителями-увлажнителями: она через равные промежутки времени разбрызгивала воду в воздух над рабочими местами, чтобы предотвратить скопление статического электричества.

У нас с Бобом был свой источник влажной дымки, куда лучше: река Коннектикут. Мы по-прежнему проводили свои совещания на катере, – и по проекту «Микровижн», и по следующими тоже. Я плотно взялся за «Мильтон» – следующее электронное чудо, а Боб вернулся к трудам над «Супер-Саймоном». «Мильтон» должен был стать первой в мире говорящей электронной игрой. Вообще-то говорящие игрушки выходили уже много лет, но говорили они без помощи электроники, а посредством механической граммофонной технологии вроде тех граммофонов, которые были в ходу еще в 1900-е годы. Куклы вроде «Болтушки Бетти» говорили «мама» или даже целую фразу, когда ребенок тянул за веревочку или нажимал им на живот. Но вот интерактивная электронная говорящая игра появлялась впервые. «Мильтон» и вправду заговорил, но, к сожалению, покупатели не стали его слушать, и год спустя игрушка бесследно исчезла с рынка.

Я уверен, что моя идея, которая помогла решить задачку со статикой и «Микровижн», сэкономила фирме сотни тысяч долларов, если не больше. Но, как и в истории с Бобом и «Темной башней», награда так ко мне и не попала, а премия осела на чьем-то чужом банковском счету. Да, в нашей пищевой цепочке все деньжата задерживаются уровнем выше – в лапах у начальства.

Членства в закрытом загородном гольф-клубе мы с Бобом тоже так и не сподобились – не доросли до этого. Десять лет спустя Боб прославился как разработчик нескольких электронных игр: «Дива Старц» и «Капустная грядка» у Маттеля, «Шлепни крота» у Мильтона Брэдли. А мне в ту осень предложили новую должность – директора отдела по производству противопожарных сигнализаций и будильников. Так что я поднялся на ступень выше по служебной лестнице и покинул Боба в его мире электронных игрушек. Но с продвижением по службе была одна загвоздка: чем выше я поднимался, тем больше мой успех зависел от умения общаться, а не от технических и творческих талантов. А для человека вроде меня это была просто беда.

С переходом на новую работу я перебрался в другую контору – в часе езды от фабрики, в Гарднере. Фирма называлась «Симплекс», и теперь на службу полагалось носить костюм. У меня был свой кабинет с дверью, а под дверью сидел мой личный секретарь

и охранял доступ к моей персоне. И всего лишь после года работы в компании я получил в подчинение двадцать человек. Однако переход на новую должность оказался большой ошибкой. Радости он мне не принес. У меня постоянно было ощущение, что я окружен серой посредственностью: и в смысле продукции, которой занимался, и в смысле коллег. Раньше я разрабатывал игрушки, и это было увлекательное творческое занятие, а теперь надзирал за созданием будильников, которые призваны управлять рабочими на фабрике, – совершенно не увлекательное, а унылое занятие.

К сожалению, путь назад был отрезан. Дела у «Мильтон Брэдли Электроникс» теперь шли хуже некуда: компания списала со счета 30 миллионов долларов, вложенные в компьютерные игры, и Боб с коллегами потеряли работу. Спустя некоторое время компания была продана. Я начал понимать, что «руководящая работа» вовсе не означает «стабильная и надежная работа».

В разгар борьбы за то, чтобы вписаться в ряды корпоративной Америки, я женился. Мы с Медвежонком соединились узами брака в 1982 году. Мне было двадцать пять лет. Поначалу мы жили счастливо, но когда положение дел на работе ухудшилось, я стал приходить домой подавленный и раздраженный, принося все рабочие проблемы в семью. Медвежонок же была поглощена в дела Общества любителей научной фантастики, – университетского читательского клуба: после перерыва в несколько лет она вернулась в колледж продолжать учебу.

В 1984 году, уже после того, как мой друг Боб вылетел с работы у Мильтона Брэдли, я потерял свою работу в «Симплексе», где тоже начались финансовые сложности. Для нас с Медвежонком настали тяжелые времена, поскольку я был единственным кормильцем в семье, а жена – студенткой. В довершение всех несчастий, в автокатастрофе погиб брат Медвежонка, Пол. Я тогда еще работал. Словом, мы с Медвежонком начали отдаляться друг от друга, и счастья брак уже не приносил.

Но мне повезло: я сравнительно быстро нашел новую работу – в маленькой фирме «Айсорег», которая производила силовые трансформаторы. Только вот дорога до работы отнимала полтора часа. Нет, положительно, административная работа не имела ничего общего с тем, как ее изображали по телевизору.

К 1988-му я сменил еще два места, и уже был сыт корпоративным миром по горло. У меня было достаточно времени, чтобы осознать, – ежегодные отзывы начальства о моей работе справедливы: я по природе своей не гожусь в командные игроки, не подхожу для работы в коллективе. Общение с людьми давалось мне с трудом. Я был невнимателен и порой груб. Да, я проявлял изобретательность и хорошо соображал, но такой чудак и отщепенец в коллектив не вписывался.

Вся эта критика, да и жизнь в целом, меня просто душили. Причем буквально: я заболел астмой, и каждые несколько месяцев меня увозили по «скорой» с острыми приступами. По утрам сама мысль о том, что надо встать и отправиться на работу, внушала мне омерзение. Я знал, что мне нужно: срочно прекращать насиловать себя и не пытаться делать то, для чего я не создан. Не пытаться вписаться в коллектив, – большую компанию, команду, группу.

В пять лет я мечтал стать частью коллектива больше всего на свете. Став постарше, я попробовал вписаться в спортивную ассоциацию «Маленькая лига», но тщетно – меня никто не взял. Позже я уже бросил всякие попытки вступить в какую бы то ни было команду. Возможно, двадцать лет спустя эти случаи, когда меня отвергали, все еще давали о себе знать.

– Тебе нужно влиться в коллектив! – снова и снова слышал я.

«Что, стать еще одним идиотом в костюме? Нет, только не я», – думал я.

– Когда указываешь коллегам на ошибки в их дизайнерских разработках, веди себя дипломатичнее, обходительнее, не руби сплеча, – твердили мне.