Поспели вишни в саду у дяди Вани
Шрифт:
Пауза. Кретьен кашляет и дергает Любовь Андреевну за руку.
Любовь Андреевна. Вы, Ермолай Алексеевич, сильно виноваты. Впрочем, не больше, чем я.
Лопахин переминается с ноги на ногу.
Виноваты вы. Виновата я - ее преступная и слабая мать. Виноват этот страшный человек. (кивает на Кретьена)
Пищик. Ваш зять?
Шарлотта с грохотом роняет наган на пол. Никто не оглядывается на нее, только Кретьен вжимает голову в плечи. Гаев с силой бьет кием по шару.
Гаев. Любин любовник. (швыряет на пол кий, Епиходову.) Помнишь, как
Петя. А что, Ермолай Алекссевич, удался ли ваш план раздела вишневого сада под дачи?
Лопахин. Да на что тебе знать? Ты все такой же зануда, студент! Хочешь подробностей? Ладно! Когда весной вскрыли дом, в прихожей нашли труп дворецкого Фирса... Шутка сказать: до весны никто не вспомнил о старике ни хозяева, ни бывшая прислуга, ни ты, студент, ни я, недотепа... Были огромадные неприятности с полицией. Еще большие - с совестью. А в первую голову обидно было, что дело пострадало. Брать землю под участки после такого происшествия никто не желал, пришлось цену вдвое сбросить... В общем, не состоялся гешефт.
А как хорошо было задумано!
Петя. Ха-ха-ха!.. Я смеюсь над вами! Над вами - тенями прошлого. Я гражданин будущего, его впередсмотрящий и глашатай!
Лопахин. Ну, знаешь, студент, это уже и не смешно. Когда появятся белые, посмотрим, кто первый перейдет в мир теней. Так что твой смех мимо цели.
Как сказал бы Леонид Андреич, мазнули дуплетом.
Гаев. (взвинченным голосом). Попрошу не понимать мое имя всуе! Разве не понимаете вы...вы, министришка какого-то самозванного правительства, Поволжско-Уральского, так, кажется... Не впору ли вам подумать, что и вас настигло воздаяние за все, что вы сделали со мной и сестрой! С нашим вишневым садом! Уместно ли вам, вчерашнему мужику-хаму острить, курить, стучать каблуками, когда все, все, что составляло смысл и оправдание и нашей, а теперь уже и вашей жизни испохаблено вашими, как вы их называли? Дачниками!
Раневская. Леня!
Лопахин. Не извольте беспокоиться, Любовь Андреевна. Господин Гаев меня обидеть не могут. Меня уже так обидели братья мои сиволапые, декретов наслушавшись... Крепко обидели. А вот вам я, Любовь Андреевна, удивляюсь. Как же вы из Франции да в наше блудово болото с головой ухнули? И сами пропали, и девочек своих не уберегли. Эх, Любовь Андреевна, Любовь Андреевна. В русскую стужу парижское таксо быстро ломается.
Кретьен. Месье Лопахин, вы нье зналь наш причин, наш мотив.
Лопахин. Ваш мотив мне давно все уши загадил. (преувеличенно мажорно насвистывает "Марсельезу") Наигрались!
Епиходов. Однако, Ермолай Алексеевич, как-то в хорошо знакомом обществе о таких материях рассуждать бы не стоило. Ну, мало ли что гильотиной нас Париж облагодетельствовали? Это плоды досужего ума и пример, ни к чему не обязывающий.
Пищик. А скажите, античного мужества человек, где же опять же министерство ваше, курьеры там, рассыльные? Где мое министерство, пропадай моя телега?
Лопахин.
Гаев. Отчего же вы так убеждены, что нас расстреляют?
Лопахин. Нас? Исключите себя из этого приятного списка. Преданные Верховному правителю России войска расстреливают исключительно краснопузых смутьянов, вешают мародеров, немножко жгут жидов, а вызывающих сомнение субъектов, вроде вас, просто допрашивают в контрразведке. Иногда, если повезет, отпускают - для поддержания численности верноподданных. А вот министришку, вроде меня, наверняка ждет могилевская губерния. Надеюсь, ее географическое месторасположение никому объяснять не надо?
Кретьен. Могильёв? Это там, гдье Польтава? Мальороссия?
Все удрученно молчат.
Кретьен. Я попаль пальец в рот? Non, non, пальец в нёбо... Так?
Пауза Лопахин. (Пете) Те двое - расстреляны?
Шарлотта. Нет. Их закололи штыками китайские интернационалисты из моей бригады.
Петя. В отместку за двух расстрелянных вашей контрразведкой подпольщиков-путейцев...
Все. Как растреляных? Почему заколоты? Нам же обещали...
Лопахин. Вот что, господа! Впрочем, то же относится и к товарищам.
Бежать надо...
Гаев. Нам и здесь хорошо. Не правда ли, сестра? Зачем бежать? Куда бежать? Где еще мы найдем тюрьму с бильярдом и таких собеседников...
Лопахин. Баба вы! Всего мужского - этот кий да шары. (ломает кий, обломки разбрасывает) Что теперь скажете?
Гаев. Люба! Я не хочу жить, Люба! Я никогда не прощу родителям, что они произвели меня на свет!
Лопахин. Кого?
Гремят засовы и в подвал вваливается полковник Василий Васильевич Соленый в походном мундире.
Василий Васильевич. Господа! Россия слиняла в три дня. Не хочу другой России, не хочу другой России. (визгливо кричит) Не хочу другой России! (отыскав глазами Епиходова) Помню, помню. Вы надзиратель тюрьмы. Сколько времени вам потребуется, чтобы очистить тюрьму от этого паскудства? (закрыв глаза)
Потом, все разговоры потом. Во дворе лежат четыре трупа - два пролетария с огнестрельными и мещанин с женой - с колотыми ранами. Никакой иерархии, никакой субординации. Никакой эстетики... Кто были эти заключенные? Как их звали, есть ли у них братья и сестры, о чем они мечтали в детстве, какова была их последняя мысль?
Пищик. Не знаем, сударь.
Любовь Андреевна. Мы не успели с ними познакомиться, полковник. Видите ли...
Василий Васильевич. Мир их праху. Аминь!
Снимает фуражку и крестится. Все, кроме Кретьена, невольно крестятся вслед за ним.
(снова надевает фуражку) Теперь к делу. Господин Лопахин! Мне донесли, что вы сбежали вместе с чехами. Клевета. Вы настоящий патриот. Вы добровольно отдали себя в руки новой, последней и окончательной власти. (хлопает в ладоши)
Входит Яша в форме унтер-офицера.