Посредник
Шрифт:
Чем дольше маршал размышлял о последних страницах отчета, который держал в руках, тем крепче становилась в нем уверенность, что Каминский, при всем своем уме, просмотрел еще один — пятый возможный вариант. Если бы Советский Союз сумел взять в свои руки политический контроль над уже существующим источником сырой нефти, над какой-то территорией, находящейся сейчас за его пределами… тогда бы он смог импортировать нефть исключительно для себя и по приемлемым ценам, то есть диктовать их… и если сделать это, пока еще не кончилась своя нефть…
Козлов положил отчет на стол для совещаний и подошел к карте полушарий, занимавшей большую часть стены напротив окна. Он внимательно всматривался в нее, а между тем время подходило уже к
— Попросите зайти ко мне генерал-майора Земскова, прямо сейчас.
Усевшись за стол в кресло с высокой спинкой, он нажал кнопку дистанционного управления и включил стоявший слева от стола телевизор. По первому каналу в прямом эфире передавали обещанные новости из Внукова, аэропорта для приема важных персон, неподалеку от Москвы.
Самолет военно-воздушных сил США номер один был уже заправлен и готов к вылету. Это был «Боинг-747», заменивший в начале года устаревший «Боинг-707» и способный пролететь от Москвы до Вашингтона без посадки, что предыдущей модели было не под силу. Персонал 89-й авиабригады, которая обслуживает президентский самолет на военно-воздушной базе Эндрюс, стоял вокруг машины на случай, если какому-нибудь слишком уж восторженному русскому взбредет в голову подойти поближе, чтобы прикрепить что-либо к корпусу самолета или просто заглянуть внутрь. Однако русские сейчас, да и на протяжении трехдневного визита, вели себя как истые джентльмены.
В нескольких ярдах от самолетного крыла находился помост с трибуной посредине. На трибуне стоял генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, уже заканчивавший свою прощальную речь. Рядом сидел его гость, Джон Д. Кормак, президент США. Он был без шляпы, резкий ветер ерошил его седеющие волосы. По обеим сторонам от них выстроились в ряд двенадцать членов Политбюро.
Под прямым углом к помосту разместились почетные караулы, в которых стояли милиционеры, относящиеся к ведомству МВД, и пограничники, подчиненные КГБ. Для придания сцене хоть какой-то естественности четвертую сторону каре занимали сотни две инженеров, техников и прочих представителей персонала аэропорта. Однако центром внимания говорившего были многочисленные телекамеры, фоторепортеры и журналисты, разместившиеся между двумя почетными караулами. Момент был и в самом деле важный.
Вступив в должность в январе, Джон Кормак, к удивлению многих победивший на ноябрьских выборах, выразил желание встретиться с советским лидером и готовность посетить с этой целью Москву. Михаил Горбачев не замедлил согласиться и за эти три дня, к своему удовлетворению, обнаружил, что с этим высоким, суровым, но, в сущности, очень человечным американским профессором можно — по выражению г-жи Тэтчер — «делать дела».
Поэтому, несмотря на возражения своих советников по безопасности и идеологии, он решил рискнуть. Он согласился на личную просьбу президента, заключавшуюся в том, чтобы ему, американцу, позволили обратиться к советскому народу в прямом эфире без предварительного одобрения текста выступления. На советском телевидении практически ни одна передача не идет «вживую»: все тщательно готовится, просматривается, редактируется и только после этого выдается в эфир как годное к употреблению.
Прежде чем согласиться на необычную просьбу Кормака, Михаил Горбачев посоветовался со специалистами с государственного телевидения. Они удивились не меньше, чем он, но заметили, что, во-первых, американца поймет без перевода лишь незначительная часть советских граждан (а перевод можно будет смягчить, если президент зайдет слишком далеко), и, во-вторых, передачу изображения и звука можно давать с восьми- или десятисекундной задержкой, и, если президент действительно зайдет слишком далеко, трансляцию можно будет прервать. Было условлено, что, если генеральный секретарь сочтет нужным сделать это, ему достаточно будет почесать указательным пальцем подбородок, а телевизионщики сделают все остальное. Это, естественно, не будет относиться к трем бригадам американского телевидения, равно как и к бригаде Би-би-си, но это уже не имело значения, поскольку их передача до советских людей не дойдет.
Закончив выступление добрыми пожеланиями в адрес американского народа и выразив надежду на прочный мир между США и СССР, Михаил Горбачев повернулся к гостю. Джон Кормак встал. Русский лидер указал на трибуну с микрофоном и сел сбоку от нее. Президент подошел к микрофону. В руках у него не было никаких записей. Он поднял голову, устремил взгляд в советскую телекамеру и заговорил.
— Слушайте меня, мужчины, женщины и дети Советского Союза.
У себя в кабинете маршал Козлов подался вперед, пристально глядя на экран. Находившийся на помосте Михаил Горбачев удивленно вскинул брови. Работавший за советской телекамерой молодой человек, который легко мог сойти за выпускника Гарвардского университета, прикрыл микрофон рукой и что-то тихо спросил у стоявшего рядом высокопоставленного чиновника, но тот отрицательно покачал головой. Дело было в том, что Джон Кормак заговорил не по-английски, а на довольно приличном русском языке.
Не зная ни слова по-русски, президент перед поездкой в СССР долго разучивал в тишине своей спальни в Белом доме речь из пятисот незнакомых русских слов, пользуясь магнитофоном и услугами специалиста по разговорному языку, пока не научился произносить речь бегло и почти без акцента, не понимая при этом ни слова. Даже для бывшего профессора одного из старейших университетов Новой Англии это был замечательный успех.
— Пятьдесят лет назад ваша страна, ваша любимая Родина была охвачена войной. Ваши мужчины сражались и умирали, как солдаты, или жили, как волки, в лесах. Ваши женщины и дети влачили жалкое существование в подвалах и питались впроголодь. Миллионы из них погибли. Ваша земля была опустошена. Хотя такого никогда не случалось в моей стране, даю вам слово, я понимаю, насколько вы ненавидите войну и боитесь ее.
На протяжении сорока пяти лет мы, русские и американцы, воздвигали стену между нашими странами, убеждая себя, что перед нами находится возможный агрессор. И мы воздвигли горы — горы стали, пушек, танков, кораблей и бомб. Есть люди, которые утверждают, что все это оружие когда-нибудь нам понадобится, чтобы иметь возможность уничтожить друг друга.
Но я скажу: мы пойдем другим путем.
По Внукову пронесся явственный шепоток. Слова: «Но я скажу: мы пойдем другим путем» — президент Кормак позаимствовал у Ленина, эту фразу знал в СССР любой школьник. По-русски слово «путь» означает дорогу, тропу, направление движения. Президент продолжил речь и снова обратился к этому слову.
— Я имею в виду путь постепенного разоружения и мира. У нас есть только одна планета, и она прекрасна. Мы можем вместе жить на ней или погибнуть — тоже вместе.
Дверь в кабинет маршала Козлова тихонько отворилась и снова закрылась. Еще один протеже Козлова, ас оперативного отдела, стоял у двери и молча наблюдал за происходящим на экране телевизора. Речь президента США подходила к концу.
— Путь нам предстоит нелегкий. На нем будет множество препятствий. Но в конце его — мир и безопасность для наших народов. Ведь если у нас будет достаточное количество оружия для защиты, но недостаточное для нападения, если мы будем знать это и у нас появится возможность удостовериться в этом, то мы сможем тогда передать нашим детям и внукам мир, действительно свободный от жуткого страха, который нам доводилось испытывать на протяжении последних пятидесяти лет. Если вы готовы идти вместе со мною этим путем, то и я выберу его вместе со всем народом Америки. Вот вам в залог этого, Михаил Сергеевич, моя рука.