Пост Леонардо

Фесуненко Игорь Сергеевич

Потом он снова говорит об индейцах.

— Я не устаю поражаться уровню их развития. Неизвестно еще, кто кого должен учить уму-разуму: мы их или они нас.

Вот, например, я помню, когда мы приехали сюда впервые, решили построить дом. Мы — умудренные знаниями! Мы — гиганты цивилизации XX века! И построили: отмахали громаднейший домище, а рядом с ним стояла малока. Обычная индейская малока. Прошло несколько дней. У нас стало невыносимо жарко. Черт возьми, почему у индейцев прохладнее, чем у нас? Посмотрели: у них малока восемь метров высотой, а наш дом, хоть и большой, — всего четыре с половиной. У них входы располагаются в центре, друг против друга, получается сквозняк. А у нас дверь одна, да и та где-то сбоку припеку. Ну ладно... Полил первый дождь. Мы вымокли до нитки. Индейцы смеются, они сухие, внутрь малоки не попадает ни одна капля, хотя она покрыта соломой, а у нас цивилизация, черт ее побери, у нас черепица, столичная, привезенная из Сан-Пауло.

Прошло еще несколько дней, мы устроили себе очаг, чтобы готовить пищу. У нас один костер, один очаг, и мы задыхаемся от дыма. У них несколько десятков: мало того, что каждая семья имеет свой очаг, чтобы готовить пищу, так под каждым гамаком они еще разводят костер, чтобы обогреваться. Так вот у них несколько десятков очагов, а воздух чистый. Почему? Потому что они умеют устраивать вентиляцию.

Мы присмотрелись ко всему этому, подумали, изучили, начали перестраивать свой дом, приспосабливаться как-то, и вот в одно прекрасное утро обнаружили, что мы и сами, оказывается, живем в малоке! Да, да, в малоке. И правильно: индейцы живут тут тысячи лет, и уж то, что они нашли, что они придумали для жизни в сельве, лучше этого здесь ничего не придумаешь.

Конечно, кое-что и мы можем им дать. Можем кое-чему их научить, однако они необычайно горды, и ничего у нас просто так не возьмут. Вот вчера пришел один и говорит: «Орландо, дай семена арбуза, я посею, соберу и принесу тебе».

Он хитрый: он посеет, соберет три сотни арбузов, а мне принесет три штуки. Но сделает вид, что все это было затеяно только ради меня, только для того, чтобы угодить мне. И все это потому, что он горд и не хочет показать, что ему нравится этот арбуз, что он с удовольствием будет его есть после того, как я его этому научил.

— А я недавно читал где-то, — сказал Нельсон, — что в секретариате по туризму обсуждался вопрос о строительстве здесь, в Шингу, отеля для туристов.

— Это пожалуйста, — отвечает Орландо, и я вижу, как в глазах у него зажигается ярость, — пожалуйста, сколько угодно. С одним только условием: дайте мне сначала спокойно помереть, закопайте в землю, а потом делайте тут что хотите!

Он выругался, плюнул на пол, налил себе еще полстакана кайпериньи, опрокинул ее в рот и снова выругался.

— Сволочи! Они там, в столицах, спят и видят это! Туризм растет, американец сюда валом валит. А что ему, туристу, в Бразилии надо посмотреть? Водопады Игуасу — раз, столица Нимейера — два и, конечно, индейцы! Без индейцев он себе Бразилию не представляет. Но индейцы по Рио-Бранко или Аньянгабау уже не ходят, ведь правда? Их надо где-то найти и показать ему, чтобы он мог дома трепать языком, когда вернется, и карточкой своей похвастаться, где он снят рядом с индейским вождем.

И вот, чтобы найти для гринго индейцев, наши туристские конторы готовы на что угодно. Лет пять назад прилетел я однажды в Сан-Пауло. Как-то вечером звонит мне какой-то сукин сын. Не помню, кто такой, помню только, что был он президентом крупной туристской фирмы. Звонит, значит: «Сеньор Орландо, как поживаете? Как здоровье?» И все такое прочее. Просит меня «заскочить на пять минут, когда будет свободное время».

«Зачем?» — спрашиваю. «Хотелось бы познакомиться. Для нас это большая честь! Мы будем счастливы...» Одним словом, разливается передо мной канарейкой.

Ну ладно, пошел я к нему. Прихожу: стеклянная дверь, громадный зал с кондиционированным воздухом, прохладно, чисто, как в банке. Девочки бегают в таких мини-юбках, что голова кружится. Узнали, кто я такой, спустились, запрыгали. Берут под руки, воркуют: Сеньор Орландо! Какая честь! Патрон вас ждет. Будьте любезны, сеньор Орландо!»

Захожу я к нему. Кабинет не кабинет, а зал ожидания аэропорта. Международного аэропорта! Плакаты на всех языках: тут тебе и Мадрид, тут тебе и Новая Зеландия, не говоря уже о всяких там Буэнос-Айресах. Мебель вся из жакаранды. Диван такой, что на него без спасательного круга садиться страшно: утонешь.

Ну этот барбос, завидев меня, вскакивает из-за стола, семенит навстречу, чуть штаны не падают от спешки. Обнимает, словно самого сердечного друга. Посмотрел на одну девочку — сразу же появляется кофе и бисквиты. Посмотрел на другую — тут же появляется виски.

— Национальное? — осведомляется Нельсон.

— Еще чего? Конечно, шотландское! Протягивает мне девочка виски, вся так и извивается передо мной.

— Хорошо рассказываешь, Орландо, прямо хоть в мою теленовеллу тебя вставляй! — смеется Галон.

— ...Берет меня этот мерзавец под руку, усаживает в кресло. Ну я, конечно, молчу. А он начинает. Издалека. Сначала говорит о погоде, о том, о сем. Я пью виски и молчу. Тогда он постепенно заходит на посадку: начинает болтать о туризме, о красотах нашей великой Бразилии и все такое прочее.

Я молчу, хотя и понимаю, в чем дело. Виски, конечно, пью. И еще подливаю. Хорошее было виски у мерзавца.

Тогда он делает пристрелочный выстрел: «Нельзя ли иногда наведываться к вам, сеньор Орландо? С группой друзей?».

Я говорю, что на это есть соответствующие органы, которые разрешают визиты в Парк, в том случае, конечно, если эти визиты оправданны и целесообразны.

Он выслушал меня и снова начинает петь о величии Бразилии, о ее красотах, о национальном престиже и все такое прочее.

Я снова молчу. Тогда он говорит прямо: «Есть идея: построить небольшой домик около вас, сеньор Орландо, со всеми удобствами, с холодильниками и кухней. И... возить туда американцев».

Я смотрю на него и улыбаюсь. Тогда он плюет на дипломатию и предлагает мне войти в пай. Не помню, какой процент он мне предлагал. Большие деньги!

«И только для начала, — говорит, — а потом дело пойдет еще лучше».

— Ну и что? — спросил Нельсон.

— Что? Да ничего. Бить я его не стал. Встал, поблагодарил за виски и пошел.

Так что, друг мой Нельсон, эти все проекты не новость для нас. Тяжко только сознавать, что рано или поздно эти деятели своего добьются. Но за одно могу поручиться: пока я жив, никаких туристов здесь не будет.

— А потом? — спросил Галон.

— Что «потом»? Когда я помру? Эх, когда я помру... Ну ладно! О чем говорить! К тому времени, когда я помру, тут, может, и индейцев не останется. И незачем сюда будет возить туристов.