Постигая Вечность
Шрифт:
Вернувшись домой, позвонила Ромчику:
– Мне нужна твоя квартира на одну ночь.
– Наконец-то решила наставить рога своему Минотавру. И кто этот счастливчик?
– Счастливица я, не он.
– Известная личность?
– Более чем, но не спрашивай кто.
– Понял. Поеду к матери, обрадую ее.
Предстояло объяснить Маруле свою отлучку.
– Я останусь сегодня у Ромчика, – объявила я тоном, не терпящим возражений.
– С чего бы это? Будете поминать Лизу? – недовольно посмотрел он, щелкнув по подбородку.
«Все-таки он… не то чтобы черствый, а какой-то… подсушенный».
В эту ночь спала я крепко, хотя и не дома и не в своей постели. И проснулась позднее обычного, открыла глаза – на часах восемь утра. Закрыла.
– Доброе утро, Виолетта, – тотчас появился он.
– Доброе утро.
– Ты здесь – значит,
– Что мне нужно делать?
– То же, что и всегда после пробуждения.
– Почистить зубы?
Он улыбнулся:
– Ты уже много лет, каждое утро погружаешься в себя до определенного предела. Сегодня ты его преодолеешь.
– Я поняла, о чем ты.
Обычно, проснувшись, я будила глаза – не открывая, вращала ими, жмурилась и заканчивала массаж глазных яблок подушечками пальцев, перемещая их по полусфере, усиливая – ослабляя давление. Возникали диковинные, завораживающие видения. Эта процедура доставляла мне эстетическое удовольствие и сочетала приятное с полезным, обладая терапевтическим эффектом – после нее взгляд становился зорче, очертания четче, краски ярче.
– Я готова.
– Тогда в путь! Путешествие будет приятным.
Я глубоко вдохнула, аккуратно приложила кончики пальцев к векам и медленно начала привычные манипуляции. Образ моего визави исчез, и перед внутренним взором поплыли полотна неописуемой красоты: в бархатно-синем пространстве вспыхивали золотые и серебристые звезды; постепенно оно начало светлеть, поголубело, пронзаемое красно-рыжими молниями; потом стало розовым, пульсируя желтыми всполохами, а затем все распалось множеством мерцающих крапинок; они попрыгали и растворились. Я понимала, что лечу с немыслимой скоростью, а казалось, что это меняющееся пространство медленно летит сквозь меня. Затем оно расступилось, и, как двадцать пятый кадр из иллюминатора самолета, идущего на посадку, промелькнули четкие линии дорог, машины, размером с муравья. А дальше – щелчок, толчок, и я стою. Под ногами земная твердь. Будто я приземлилась на парашюте, хотя никогда не прыгала и не собираюсь. Свершилось – я в себе! Интересно, как это выглядело со стороны. На лицах самых обычных людей, проходящих мимо, не замечаю какой-либо реакции на мое внезапное появление. И что дальше? Для начала надо где-нибудь присесть и подумать. Оглядевшись, заметила невдалеке скамеечку, уютно расположившуюся под невысоким раскидистым деревцем. Медленно подошла, присела. Закрыла глаза, ожидая получения инструкций, но знакомый образ не возникал. Немного подождав, решила обратиться сама. И тут поняла, что не знаю как. Но он же Разум, так и обращусь.
– Разум, – почтительно начала я. – Ты здесь?
Ответа не последовало. «Ну что ж, назойливость не входит в список моих отрицательных качеств. Буду решать сама». Я потрогала себя, ощутила плоть. Я слышу, вижу, чувствую – все функции в порядке. Я только что со скоростью света, а может, и быстрее, пронзила свою внутреннюю вселенную, сижу на удобной скамеечке и при этом понимаю, что мой рассудок безмятежен и не терзается вопросами типа: «А в своем ли я уме?» Я знала, что в своем. В своем уме и в своем теле. И что перед собой вижу? Я принялась разглядывать окружающее, и оно нравилось мне чрезвычайно. Это был мой эстетический идеал города на фоне загородного ландшафта. Все утопало в зелени, но ровно настолько, чтобы не перегораживать перспективу. Наряду со зданиями привычных, прямоугольных форм выделялись другие – в форме трапеции, круга, ромба. И окрашены они были в необычные для домов цвета – зеленые, оранжевые. Особенно привлек мое внимание один – вдалеке, в форме сердца розового цвета. И машины, как на детских рисунках, – ярких цветов и необычных форм. Зелень… сочная, весенняя. Стояла моя любимая пиджачно-колготочная погода. Но в этой идиллии было нечто интригующее… я не могла определить что… Приглядевшись, прислушавшись, поняла – интенсивность происходящей вокруг жизни не соответствовала производимому шуму, будто приглушили звук. И в этой негромкой полифонии города слышалась пленительная нота – чириканье птиц. «Уму непостижимо! В оживленном городе поют птицы». Определенно мне здесь очень нравится. С удовольствием жила бы в таком местечке. Я подняла голову – солнце! Послала воздушный поцелуй. Попыталась представить себя, лежащую там, у Ромчика дома, неподвижную, с отключенным сознанием и по меркам того мира, где сейчас нахожусь, функционирующую в невероятно замедленном ритме. И в это же самое время я греюсь в лучах своего сердца! Фантастика! Но… надо что-то делать дальше. Что? И сразу появилась подсказка – чувство голода, которое я всячески подавляю уже много лет, сейчас очень обрадовало меня. Надо найти, где бы перекусить. И раз люди здесь такие же, значит, и еда такая же. Я медленно побрела, внимательно разглядывая все на своем пути. «Как здесь хорошо и красиво, и в этом, несомненно, есть моя заслуга», – без ложной скромности подумала я, как хозяин, удовлетворенный осмотром своих владений. И тут же почувствовала запах. Ни с каким другим его не спутаешь. Как гончая по следу, пошла я на него и вскоре оказалась у места, откуда он исходил. Это было небольшое, будто игрушечное кафе, погруженное в ауру ванильно-кофейного аромата, столиков на десять, отгороженное невысокой живой изгородью с крупными красными цветами. На густом изумрудном газоне росли невысокие странные деревья. Стволы, причудливо изогнутые вопросительным знаком, к середине сплющивались в поверхность стола и заканчивались пышной, плотной кроной, выстриженной тентом. Я постояла немного, любуясь этой живописной картинкой. Если когда-нибудь решу открывать кафе, знаю, каким оно будет. Подошла к столику-дереву, опустилась в легкое плетеное кресло, изящно закинув ногу на ногу. И уже собралась привычным жестом одернуть юбку, чтоб прикрыть появившуюся несколько лет назад капиллярную сеточку у коленки, и… не обнаружила ее на положенном месте. Кожа на ноге была матовой, без единого пятнышка. Прокатившись взглядом по телу, остановилась на руках. И, о чудо! Это были руки молодой девушки. Ах, как хотелось бы себя увидеть! Сфокусировав взгляд на кончике носа и конечно же ничего не разглядев, расправила глаза. И в ту же секунду увидела молодую женщину за соседним столиком, наблюдающую за мной. Встретившись со мной взглядом, она смущенно произнесла:
– Извините.
– У вас, случайно, нет зеркальца?
– Нет, – с готовностью откликнулась она. – Но с вашим лицом все в порядке – вы очень красивая девушка.
Я внимательно посмотрела на нее – она мне нравилась, может, от того, что назвала девушкой.
– Вы никого не ждете? – обратилась я к ней, приподнимаясь.
– Нет.
– Могу я к вам пересесть в таком случае?
– Конечно, я буду очень рада. – Было заметно, что это действительно так.
Я пересела и посмотрела на нее вблизи. «Очень милая».
Ее лицо было далеко от классических канонов и в статичном состоянии – обыкновенным, но когда начинала говорить – мимические нюансы складывались в такую притягательную композицию – глаз не оторвать. Она смотрела на меня, не скрывая восхищения. Так же до сих пор смотрит Бетя. Из этого взгляда и предыдущих приятных открытий я предположила, что, возможно, воплощена в молодом возрасте. «Где бы взять зеркальце?»
– Извините, что наблюдала за вами, но вы так забавно разглядывали себя, – улыбнулась моя визави.
– Давно себя не видела. – «Надо представиться, но как: кто я, откуда? Если из другого города – из какого? «Я приехала издалека, на время. По дороге потеряла весь багаж», – придумала экспромтом. – Меня зовут Виолетта, – произнесла я тоном, не допускающим дальнейших расспросов.
– А меня Кукелия, но все называют Лия.
«Ну и имечко. Ромчика здесь нет – вот поглумился бы. Везет мне на имена».
– Я живу недалеко, работаю в центре «В добрый путь», вон там, – продолжила она, кивнув на здание в форме сердца.
– Это туристическая компания?
– Не-ет. Там живут неизлечимо больные люди.
– Хм, добрый путь – это значит они выздоравливают или отправляются туда? – подняв глаза к небу, спросила я.
– За десять лет не было случая выздоровления, да и не может быть – к нам приходят умирать.
– Но почему же в добрый путь? Сомневаюсь, что находящиеся там считают этот свой последний путь добрым.
– Когда приходят – да. И наша цель – освободить их от страха смерти. За время пребывания у нас почти все меняют отношение к ней, и это облегчает их уход.
– И как вам это удается?
– Пробуждаем угасший интерес к жизни. Предоставляем возможности заниматься тем, что им интересно. У нас даже есть свой небольшой театр.
«Надо же! – подумала я. – Если здесь к больным такое отношение…»
– Это интересно. Кем ты там работаешь?
– Я врач. Работаю со дня основания центра.
– Врач! Моя любимая профессия. Обожаю врачей, настоящих, по призванию. Это каста избранных. Сама хотела стать, но боюсь крови. Я – музыкант.
– А для меня музыканты – избранные. Владеть языком чувств, эмоций, недоступным остальным…