Постигая Вечность
Шрифт:
– Ну как дела в центре?
– Как всегда. Ученики ждут тебя с нетерпением.
– Я тоже. Кукуля, скажи честно, ты любишь мужа?
Она призадумалась, немного помолчала:
– Я люблю Савика, своих пациентов, полюбила тебя. А мужа… Мне его жалко.
– Жалко? Его? Менее всего он вызывает это чувство.
– У него очень ответственная работа и очень слабое здоровье.
Вспомнив вчерашнюю ночь, я бы в этом усомнилась.
– И потом… – продолжила Кукуля. – Он до сих пор любит жену.
– Но живет с тобой! Если любит – пусть вернется к ней.
– Никогда, он гордый. К тому же она замужем. – Кукуля отвечала
– А тебе гордость позволяет так жить?
– Я ему нужна, и я не могу без Савика.
– А если ты полюбишь человека? Надо быть готовой к такой встрече.
– Как?
– Быть свободной. Ведь с твоим чувством долга ты никогда не бросишь мужа. Ты когда-нибудь слышала притчу о двух половинках одного яблока? – (Конечно, она не слышала.) Я рассказала ей. – …Так вот, я тоже не встретила свою половинку, – закончила я.
– Но все мужчины мечтали бы стать твоими.
– Но они-то не мои.
Ученики встретили меня как родную. А мне от их искренней радости стало тревожно: как долго я пробуду здесь и что будет потом? Вот и Рула. Она изменилась, будто тлеющий внутри огонек чуть разгорелся. Я собрала всех желающих заниматься, составила расписание занятий – получилось по пять учеников в день.
– А можно мне каждый день? – попросила Рула.
– Ты не будешь успевать.
– Буду. Я уже все выучила.
И дальше начались чудеса: все, что я вчера показала, она запомнила и выучила, отвечая без запинки. Уверенно ориентировалась в расположении октав, клавиш. «За такое короткое время?! Очень одаренная!» И все остальные ученики меня поражали. Занятия доставляли им удовольствие, так же как и мне. «Удивительно, – думала я, вспоминая свою недолгую педагогическую деятельность, – мои бывшие студенты, избрав музыку своей профессией, занимались спустя рукава. А эти несчастные, неуверенные в завтрашнем дне, стараются так, будто от этого зависит их жизнь». Во мне открылось потрясающее чувство – я полезна! Вот она – моя экзистенция. Как давно и тщетно искала я ее, а нашла здесь, в себе. Заглянула Кукуля.
– Я не забыла, сегодня званый ужин, – опередила я ее.
– Оставайся сегодня у меня, а завтра, если захочешь, переедешь.
– Хорошо. Кукуля, я хочу внести свою лепту в ужин и подлизаться к Эктору. Кажется, я его вчера обидела. Что он любит?
– Купи ягодные пирожные.
После занятий я зашла в кондитерский – купила ягодный торт, потом в магазин женской одежды: примерила белый костюм впритык, осталась в нем. В обувном выбрала сиреневые замшевые туфли на шпильке в комплекте с сумочкой. И, облаченная во все новое, преисполненная уже подзабытым, но таким пьянящим чувством собственной неотразимости, пошагала, улыбкой отвечая на восхищенные взгляды прохожих: «Милые мои, вы даже вообразить не можете, что любуетесь вашей вселенной».
Спустилась в метро, села на широкую скамью, прислонившись к прохладной колонне, расслабилась. Приятная усталость вкупе с приятными мыслями разморили меня. Идущие друг за другом поезда, снующие туда-сюда люди… созерцание этой суеты действовало на меня умиротворяюще. Взгляд разфокусировался, все смешалось в пеструю шевелящуюся массу.
«Так не хочется на этот ужин», – вяло подумала я в полудреме. И вдруг… короткий толчок, будто разряд дефибриллятора, выпрямил меня, и в ту же секунду, как в луче прожектора, высветилась спина. Крепкая, сильная, в плотно облегающем светлом пиджаке. И затылок… м-м… какой затылок – гордый, выпуклый. Он последним зашел в вагон, тотчас развернулся и, не целясь, пулей попал в меня взглядом. И время испарилось… повиснув в фермате [11] … Это он! Он… Я узнала его… Поднялась, словно примагниченная к его лицу, и застыла… не замечая, как сомкнулись прозрачные перегородки, и поезд огромным червем нехотя пополз в темное чрево тоннеля. И только когда скрылся, вильнув хвостом, пришла в себя. «Как же так? Куда ты?» Растерянность, недоумение, обида нахлынули на меня: зачем это было?
11
Фермата – остановка, музыкальный знак, увеличивающий длительность ноты на неопределенное время.
Зачем? Неужели лишь за тем, чтоб я знала, как он выглядит – мой Остап Батлер? Все-таки у нашего Автора есть бездарный соавтор, который все время портачит. Сердце сдавила тоска – потеряла… не успев приобрести… Это зло – так дразнить… Через силу побрела к приближающемуся поезду. Мне было очень неудобно в новом наряде: хотелось скинуть и эти высоченные шпильки, и тесный костюм; и окружающие раздражали меня: пялятся, как на инопланетянку. Забиться бы сейчас куда-нибудь, никого не слышать, не видеть. А нужно идти на этот дурацкий ужин – смотреть на противную рожу Олты и этого озабоченного Эктора. Ну да, они мои частички, и что теперь? Разве я обязана любить все, что во мне? Но идти придется – ради Кукули.
Подойдя к дому, растянула губы в улыбку – как ни странно, стало веселее. Все уже были в сборе. Кукуля восторженно распахнула глаза, Эктор сухо кивнул, Савик нетерпеливо постукивал вилкой по столу. Незнакомая дама, лет сорока, с хищным лицом, быстро оглядев меня с ног до головы, смотрела с необоснованной ненавистью, сразу вызвав ответную неприязнь. Кукуля провела меня к столу, усадив рядом с собой.
– Что-то случилось? – шепотом спросила она.
– Случилось. Потом.
– Познакомьтесь, это Виолетта. Это мама Савика, – указала она на даму и как-то назвала. – С остальными ты знакома.
– Савик на вас совсем не похож. – «Не надо было этого говорить».
– Я так не считаю, – возразила дама.
«Может, и был похож до пластических операций».
– Я слышала, вы актриса?
Она небрежно кивнула.
«Как они все похожи: Эктор, Олта и эта актриса, будто от одной злющей мамаши».
– Очень известная, – вставила Кукуля, перечислив несколько названий фильмов.
– К сожалению, не видела ни одного. Я равнодушна к кино (наоборот, я обожаю кино).
– Что у тебя с пальцами? – строго посмотрела актриса на Савика. – Опять возишься со всякой гадостью?
– Это не гадость, – буркнул Савик.
– Прекращай этим заниматься.
– Он любит химию, и у него большие способности, – робко встала на его защиту Кукуля.
– Разлюбит. Найди себе занятие почище.
– У Лии в центре, что ли? – насмешливо спросил Савик.
– Только не этот предсмертный приют. Лия, почему у него нет перчаток? – так же строго, теперь уже на Кукулю, посмотрела она.
– Я забыла, прости, Савик, завтра принесу, – чистосердечно призналась Кукуля.
– Конечно, думаешь только о своих доходягах, – продолжал ерничать Савик, быстро взглянув на меня.