Поступь хаоса. Книга 1
Шрифт:
И конечно, мистер чертов Прентисс-младший едет рядышком с отцом, щеголяет фингалом там, куда засветил ему Киллиан. И на том спасибо.
Но это значит, што на ферме все кончено. Што бы ни случилось с Беном и Киллианом, с ними всё. Я опустил бинок и попытался это проглотить. Вышло плохо.
Бинок к глазам. Группа остановилась и стала переговариваться, разглядывая большущий лист бумаги, – вот, у кого-то же есть карта получше – и…
Нет.
Чертов етьский нет, шутите, што ли? Аарон.
Из чащи следом за ними пешком вышел Аарон.
Чертов вонючий
Голова – клубок бинтов, но вот тебе, шагает малость позади кавалькады, руками машет, рот разевает – проповедует не иначе, хоть никто вроде бы и не слушает.
КАК? Как эта скотина вообще выжила? Сдохнет он уже когда-нибудь или нет?
Это все я виноват. Моя идиотская етьская вина, потому што я трус, слабак и дурень, коль скоро Аарон жив и ведет мэра чрез болото по нашим следам. Потому што я его не убил, и он теперь тащится убивать нас.
Мне стало дурно. Согнулся впополам и за живот схватился, даже застонал чутка. В крови так вскипело, што Мэнчи от меня аж попятился.
– Это все я виноват, Мэнчи, – сказал я ему. – Я это сделал.
– Ты виноват, – смущенно брякнул он. Явно повторял за мной, но как же к месту, а?
Я заставил себя снова уткнуться в бинок и увидел, как мэр подозвал Аарона к себе. С тех пор как люди стали слышать мысли животных, Аарон всех их считает нечистыми и близко к ним не подходит, так што мэру пришлось повторить пару раз, но наконец Аарон подошел глядеть на карту. Мэр спрашивал, Аарон слушал.
А потом поднял голову и посмотрел.
Через болотные заросли, через небо,
прямо на вершину холма,
прямо на меня.
Нет, он меня видеть не мог никак, правда же? Разве только в такой вот можный бинок, а таких ни у кого больше не было. Я вообще ничего подобного в Прентисстауне никогда не видал. Не мог он меня видеть.
Но он безжалостно поднял руку и показал, показал, ткнул ею прямо в меня, словно я от него через стол сижу, напротив.
Я даже подумать еще не успел, а уже бежал, назад бежал, вниз по холму, назад к девочке, как мог быстро бежал, на ходу доставая из-за спины нож, а Мэнчи, вопя во всю глотку, за мной по пятам. В чащу и вниз, и вокруг той большой купы кустов… и она все так же сидела на камне, но хоть глаза подняла, когда на нее выбежал.
– Пошли! – я схватил ее за руку. – Скорее, надо уходить!
Она попыталась было вырваться, но я не отпускал.
– Нет! – крикнул. – Уходить! СЕЙЧАС ЖЕ!
Она принялась дубасить меня кулачонками, пару раз по физиономии попала.
Но я все равно не отпускал.
– СЛУШАЙ! – и я вывалил на нее весь свой Шум, открыл его нараспашку.
Она еще раз мне двинула, но через мгновение уже смотрела, смотрела в мой Шум как он есть, на картину того, што ждало на болотах. Ждало, как же! Што упорно к нам подбиралось… Аарон, который все никак не сдохнет, напрягающий все свои извилины, штобы найти нас, и пришедший на сей раз с верховыми, с людьми, и их много, и они гораздо быстрее нас.
У нее аж вся мордочка сморщилась, словно ей стало вдруг очень больно; она и рот раскрыла, будто вот-вот
Не понимаю.
– Не знаю, што там, впереди, – сказал я ей, – я вообще ничего ни о чем не знаю, но што бы там ни было, оно все равно лучше, чем то, што позади. По-любому.
Она слушала, и лицо у нее изменилось – расчистилось почти опять до пустоты, и губы она сжала.
– Идти! Идти! Идти! – разорялся Мэнчи.
Она протянула руку за сумкой, взяла, встала, положила бинок унутрь, сумку на плечо повесила и прямо в глаза мне поглядела.
– Ну, стало быть, ладно, – подытожил я.
И во второй раз за два дня кинулся опрометью к реке, с Мэнчи на хвосте, но на этот раз еще и девчонка не отставала.
На самом деле – обгоняла, и так почти все время – очень уж она быстрая оказалась.
Вверх по холму и вниз – с другой его стороны. Остатки болота на глазах сменялись нормальным лесом. Земля стала куда тверже и для бега пригодней и клонилась, на счастье, вниз, а не вверх – хоть какая-то удача за все последнее время. Слева уже то и дело проглядывала река. Рюкзак молотил меня по спине, да и воздуха уже едва хватало.
Но нож свой я из руки не выпускал.
Клянусь. Клянусь перед богом или перед кем там угодно еще, прямо щас вот клянусь. Если мне удастся еще хоть раз дотянуться до Аарона, я его убью. Никаких колебаний. Без вариантов. Убью. Обещаю.
Я его прикончу.
Я его ушлепаю нахрен совсем.
Вот помяните мое слово.
Пологий склон, по которому мы бежали, стал круче, деревья – листвянее, светлее. Нас сначала приблизило к реке, потом снова увело от нее. У Мэнчи язык вывалился из раззявленной пасти и только што не развевался на бегу. Сердце у меня колотилось по миллиону раз в минуту, ноги собирались при первой возможности расстаться со всем остальным, но мы все равно бежали.
Вот снова вильнули к воде.
– Погоди! – выдохнул я.
Девочка, убежавшая сильно вперед, остановилась. Я доковылял до кромки, огляделся, нет ли кроков, наклонился и отправил несколько полных горстей воды в рот. На вкус преснее, чем должна бы. Кто его знает, што там в ней, из болота все-таки течет, – но пить иногда все равно надо. Ее тишина спорхнула рядом – девочка тоже пила. Я отполз малость в сторонку. Мэнчи тоже нахлебался своего. В промежутках между глотками все мы втроем хрипло хватали ртом воздух.
Я вытер рот, глянул вперед по маршруту: берег там быстро становился каменистым и круто забирал вверх, не побегаешь, а дальше тропинка разрезала склон, подымалась и вилась дальше по верху ущелья.
Я аж сморгнул, когда понял.
Я видел тропинку. Кто-то протоптал там тропинку.
Девочка тоже повернулась и посмотрела. Тропа шла вверх, река – вниз, делаясь глубже, быстрее и завиваясь в водовороты. И там кто-то сделал тропу.
– Это наверняка дорога к другому поселению, – сказал я. – Просто обязана быть она.