Постыдное удовольствие. Философские и социально-политические интерпретации массового кинематографа
Шрифт:
Во многом книга Стэйси Эббот посвящена не столько вампирам, сколько концептуальным изменениям европейских обществ эпохи модерна, анализируемым в терминах вампиров и вампиризма. Некоторые социологи, например Георг Зиммель, считают, что современности непременно сопутствует жизнь в городе, и вампиры, с точки зрения Стэйси Эббот, становятся все более современными, устремляясь в города. Во второй части своего исследования она классифицирует «фильмы с вампирами в городах». Более того, она ранжирует города по степени их значимости, полагая набор и последовательность городов, куда перебираются вампиры, отнюдь не случайными. Эббот проницательно обращает внимание на то, в каких городах и в какое именно время появляются кинематографические вампиры. Согласно Эббот, вампирский кинематограф становится как бы отражением манифестации духа современности. Сначала Лондон, затем Нью-Йорк, а уже после Лос-Анджелес. Эббот считает, что с 1970-х, когда американское общество претерпевало сильные социально-экономические изменения, вампиры перебрались в Соединенные Штаты. Таким образом, вампиры движутся от ранней современности к постсовременности: из индустриального Лондона в еще более индустриальный Нью-Йорк, а оттуда – в постиндустриальный Лос-Анджелес, «Вампиролэнд». В отличие от сегодняшней ситуации, многие фильмы про нью-йоркских вампиров – независимые, они сняты в соответствии со всеми канонами экспериментального и независимого кино, возникшего в Нью-Йорке в 1960-1970-е. Хотя многие картины про вампиров-одиночек в Нью-Йорке появились в 1990-х, они все равно
Книга Эббот вышла раньше, чем появилось еще несколько принципиально важных картин про вампиров, которые бы подтвердили ее точку зрения на эволюцию вампиризма. В XXI в. к нескольким версиям «Последнего человека на земле» (хотя не очевидно, что в экранизациях этого текста монстры, окружающие главного героя, – это вампиры) прибавилось еще несколько вампирских фильмов постапокалиптической тематики, несмотря на то что темы постапокалипсиса и вампиров, что скорее характерно для зомби, кинематографисты редко объединяли. Во многих этих фильмах уже нет городов, где бы вампиры обретали новую жизнь, социализировались, а есть лишь выжженная земля. В «Воинах света» (2010) вампиры обустроили себе города по последнему слову техники, однако то, что они находятся на грани вымирания и вынуждены питаться друг другом, очевидно. Ясно также, что в картинах «Земля вампиров» и «Пастырь» (первый – независимый фильм, второй – преимущественно экшн) вампиры – это совершенно не социализированные чудовища. Это не те вампиры, к которым мы привыкли. В последнем случае вампиры вообще сильно похожи на зомби.
Добавим, поскольку вампиры осваиваются везде, они начинают менять свои привычки и эволюционировать. Фактически эта эволюция доходит до того, что они отказываются от человеческой крови. Хотя идея «вегетарианских вампиров» (чем не один из наиболее ярких феноменах постмодерна?) возникла еще в 1990-е, если не раньше, трендом это стало несколько лет назад. Действительно, всем очевидно, насколько сильно клан Калленов отличается от Дракулы [245] . Другими словами, открытия, которые совершает Стэйси Эббот, подтверждаются. Вероятно, она даже не подозревала, как быстро вампиры начнут привыкать к новой эре – жить после апокалипсиса (несмотря на то что, собственно, по их вине он и произошел), отказываться от крови, жить, не страшась солнечного света и т. д. На что Эббот не обращает почти никакого внимания, так это на то, с какой легкостью вампиры лишились своей связи с христианством. Как известно, с позиций христианской религии вечную жизнь можно обрести через кровь Христову, и вампиры представляют альтернативу этой вечной жизни, причем тоже через кровь. Вампиры обретают эту вечную жизнь через кровь людей. Вампиры более, чем какие-либо другие чудовища, были связаны с религиозным сознанием, точнее, с христианством. Сегодняшний вампирский кинематограф отражает секуляризацию сознания. Повторим, что, хотя многие вампиры все еще боятся света, должны пить кровь, иногда не могут войти в дом без приглашения, почти все они тем не менее прекратили бояться святой воды, распятий и чеснока. Часто вопрос об их страхе перед религией даже не рассматривается или упоминается вскользь, а еще чаще это место специально вводят в сюжет, чтобы вампиры могли высказаться, что церковь им не страшна. Нередко исследователи воспроизводят сцену из фильма «Дракула 2000», когда Дракулу пытаются напугать Библией, а он, не убоявшись Святого писания, восклицает: «Что это? Пропаганда!».
245
Пущаловски Ф. Пространство и время в онтологии вампиров // «Сумерки» и философия: вампиры, вегетарианство и бессмертная любовь / под ред. Р. Хусель, Д. Висневски. М.: United Press, 2010. С. 232–234.
В вампирском кинематографе более чем в каком-либо другом принципиально важным является сравнение оригинальных картин и их современных версий. Тончайшие изменения в сюжете и образах римейка помогают фиксировать те перемены, которые произошли с оригиналом в новой версии. Во многом именно эти нововведения в сюжете отражают перемены в обществе. В новом сериале «Дракула», снятом по книге Брэма Стокера, уже нет никаких распятий. Орден Дракона преследует вампиров. Этот же орден убил жену профессора Ван Хельсинга. Поэтому профессор вступает в союз с Дракулой, предварительно вернув того к жизни. Дракула боится лишь солнца, но все его силы брошены на то, чтобы совершить научное открытие, которое позволит ему гулять при свете дня. В сериале есть мистика, но нет и намека на религию. Примечательно также то, что в сериале персонаж Рейнфелда не сумасшедший; он верный слуга Дракулы, посвященный в его тайны, а главное – полный и чернокожий. Этот персонаж, довольно нагло общающийся с высокопоставленными членами общества, не очень смущает английскую аристократию конца XIX в. Еще одна особенность сериала: если до этого почти все вампиры, стремящиеся «вылезти из шкафа», были заняты работой над главным научным открытием своей жизни – субститутом крови, то Дракула занят поиском другого – возможности не бояться Солнца; но при этом, хотя он изображен скорее положительным героем, он продолжает питаться людьми и не страдает от комплексов на этот счет.
Отсутствие религиозной составляющей в сериале и современных фильмах также заметно. Что может означать этот сознательный уход от религии? Очевидно, вампиры в качестве главных антагонистов христианской религии тем самым закрепляют за ней некое особое поле: если вампиры боятся распятий и святой воды, то Бог, даже если истреблением нежити занимаются не священники, не только всемогущ, но и существует. В таком случае, чем больше будет фильмов о вампирах, где они боятся религиозной символики, тем чаще зрителям индоктринируется идея о христианстве как спасении от зла и греха. Таким образом, мы можем говорить о второй, более глубокой причине того, почему в кино все чаще репрезентируют вампиров вне христианской тематики, – это дух времени, некая либеральная терпимость ко всем религиям. Если вампиры так боятся христианской церкви, то не у дел остаются все прочие конфессии. Таким образом, отказ от страха перед христианством – это некий диалектический процесс: с одной стороны, секуляризация сознания, с другой – всепоглощающая толерантность, которая не может в рамках вампирского кинематографа позволить вампирам доминировать.
У вампиров до сих пор сложные отношения с Богом. Наиболее интересным случаем для иллюстрации отношений вампиров и Бога представляется фильм Энтони Хикокса «Закат: вампиры в изгнании» (1989). Граф Мордулак создал в пустыне город, населенный исключительно вампирами, где пытается в промышленный масштабах производить искусственную кровь. Он запрещает вампирам охотиться и не желает убивать людей. Один из старейших вампиров готовит восстание, в тайне в пещерах собирая свою армию. Его идея заключается в том, что вампиры должны быть охотниками на людей. Если угодно с точки зрения фундаментальных оснований политической философии прав именно этот вампир. Почему? То, что предлагает граф
Мордулак – это конвенция, общественный договор вампиров, решивших, что они перестанут пить человеческую кровь, а вместо нее будут использовать кровь искусственную. Эта договоренность говорит о том, что они пренебрегли естественным правом в пользу человеческого закона или, лучше
В соответствии со средневековой традицией политической философии выше естественного права находится только божественное право – право, данное людям Богом. И следовательно, сложность ситуации с вампирами, взывающими к природе, в том, что они должны учитывать, что есть право, которое превосходит то, к чему апеллируют они по авторитету. То, что это право есть, очевидно, потому что они боятся распятий и святой воды. Однако они не признают этого права, хотя отстаивают свое. Вместе с тем в ситуации фильма никто не знает, в чем суть божественного права, если оно существует. Но оно, как выясняется в конце, все же есть. Оказывается, оно заключается в том, что Бог может даровать прощение покаявшимся вампирам. В данном случае происходит диалектическое снятие: вампиры отказываются от своего права, данного им природой, в пользу позитивного права и терпят большие лишения. Но Бог, наблюдая на какие жертвы пошли вампиры, дарует им прощение и создает новый закон, согласно которому распятия и прочие атрибуты христианской религии более не страшны добродетельным вампирам.
Примерно эта же проблема затрагивается и в упоминаемом фильме «Воины света». В этой картине лишь немногие вампиры отказываются от того, чтобы убивать людей и становятся «революционерами наоборот». Одной из ключевых проблем, поднимаемых в обоих фильмах, является свобода выбора – стремиться ли к добродетели и сохранять жизнь людям, хотя от нее зависит существование вампиров, или отдаться своей новой природе? Вообще вампиров почти никогда не лишают свободы выбора – убивать им людей или нет. Редко вампиры изображены ужасными монстрами без зачатков сознания. В отличие от «Блэйда», где тема свободы выбора не проработана никак, в «Воинах света» вампиры могут выбирать – оставаться ли им охотниками за людьми или же проявить милосердие. В этой картине вампир-капиталист, владеющий крупной корпорацией (в которой из людей, как в «Матрице», выкачивают кровь), мимоходом упоминает Бога, когда возлагает на Него свои надежды. И при этом вера в Бога не мешает ему охотиться за самым редким природным ресурсом – оставшимися людьми. В отличие от других вампиров муками совести вампир, некогда бывший священником, терзается и в южнокорейском фильме «Жажда». Вампиры стали предельно сложными существами.
Более того, иногда в фильмах показывают, что у вампиров есть свои верования. Не так много существует фильмов, где мы встречаемся с религией вампиров. Чаще всего они – язычники, что, конечно, предсказуемо. Так, в фильме «30 дней до рассвета» с вампирами нельзя договориться, они неуклонно следуют за своим вожаком и говорят на собственном языке. Куда более интересной представляется вампирская религия в фильме «Блэйд». В первой серии древнейшие чистокровные вампиры выбрали рациональность модерна и отказались от верований предков, более не полагаясь на мистику. Они живут по принципам корпорации: сидят за круглым столом, ходят в дорогих костюмах и решают свои дела, связанные с финансами. Поэтому Диакон Фрост, обращенный и амбициозный вампир, является революционером. С одной стороны, он делает ставку на все новое (держит модные ночные клубы, где вместо воды из кранов, предназначенных для тушения пожара, льется человеческая кровь); с другой стороны, он хочет совершить революцию посредством обращения к корням. Фрост отказывается от рациональности глав вампирской корпорации и начинает искренне верить в религию предков. В конце фильма оказывается, что это не просто вера, и у него действительно получается превратиться в сверхвампира. Не менее примечательно, что во второй части «Блэйда» глава вампирского клана, который правит единолично, живет по традициям – он принимает ванны из крови, ходит в старых одеяниях и т. д., однако при этом он проводит генетические опыты, побочным эффектом от которых является создание нового вида вампиров. В третьей части франшизы вампиры обращаются к истокам и выкапывают своего предка, древнейшего и сильнейшего вампира. Таким образом, в обоих случаях консерватизм вампиров оказывается мнимым: они не отказываются от прикладной науки и рациональности в целом, потому что это приносит им реальную практическую пользу. Таким образом, франшиза «Блэйд» репрезентирует собственную специфическую религию вампиров. Обратим внимание, что речи о христианстве в фильме не идет.
После «Блэйда» и «Другого мира» в эру постмодерна вампиризм сам стал религией. Успех франшизы «Сумерки» говорит о тоске людей по сакральному и запросе на новые таинства. Американский религиовед Таня Эрцин так описывает превращение «Сумерек» в квазирелигию: «В проведенных мной интервью и опросах трех тысяч поклонников многие высказывают противоречивые верования в сверхъестественное, хотя и считают себя приверженцами традиционных религий. Пока “Сумерки” не способны заменить религию: в них отражена тоска по опытам сакрального и сверхэмпирического, которых так не хватает в повседневной жизни и которые, возможно, не находят отражения в традиционных верованиях. В паломничествах в Форкс [246] , штат Вашингтон (за один только июль 2009 г. 16 000 фанатов совершили путешествие в Форкс, что превышает общее число посетителей за весь 2008 г.), поклонники потворствуют фантазиям о том, что сверхъестественный мир находится рядом с их собственным» [247] . Этому же вторят и другие исследователи: «Несмотря на то что истории о вампирах являются квазирелигиозными, они с очевидностью выходят за рамки изложения традиционных религий, предполагая, что традиционные религии не дают людям ощущения той интенсивной драмы, которой они сейчас жаждут». В «Южном парке» в 17-м сезоне появляется целая субкультура, которая существует наряду с готами и эмо – вампиры. Скорее всего, это является результатом популярности «сумеречной религии» среди подростков. Критик Инна Кушнарева сформулировала секрет «Сумерек» следующим образом: «Отличительное качество настоящей массовой культуры в том, что она говорит нам больше, чем собиралась сказать. В ней есть множество “точек входа”, через которые можно проникнуть внутрь и оказаться совсем не там, где сам ожидал. “Сумерки. Сага” – романы Стефани Майер и их экранизации – рассчитаны на четко “таргетированную” аудиторию девочек-подростков, но в то же время универсальные вопросы класса, гендера, расы, культуры и природы переплетаются в них таким причудливым образом, что порой превосходят фантазии более искушенных авторов, занятых серьезным искусством» [248] . Таким образом, для современного секуляризованного общества, сознание представителей которого тем не менее страдает от потери сакрального, вампиры представляют собой спасение от этих страданий, предоставляя субститут того, во что можно верить. В этом отношении вампиры, религия вампиров, вполне укладываются в феномен, появление которого в начале XXI столетия зафиксировали западные религиоведы, – феномен постсекуляризации, характеризующийся относительным упадком интереса к мировым религиям в пользу многочисленных сект. Кто знает, не превратится ли в будущем вампиризм в настоящую религию? То, что сегодня воспринимается как шутка из мультсериала, завтра может оказаться реальностью.
246
Форкс – место действия большинства книг из саги «Сумерки».
247
Erzen Т. The Religion of «Twilight», <http://therevealer.org/archives/4508>
248
Кушнарева И. Группа крови. «Сумерки. Сага», режиссер Дэвид Слэйд // Искусство кино. 2012. № 2. С. 136.