Потерянная Россия
Шрифт:
Вот за какую агитацию в «Общем деле» г. Черемисов выслал моего корреспондента с фронта, а Керенский потом закрыл «Общее дело» — утверждает Бурцев, приводя ряд выдержек из протокола очной ставки между Черемисовым и корреспондентом «Общего дела» и из статей «Общего дела» по этому поводу.
«Я не раз печатно говорил, — продолжает Бурцев, — что закрытие “Общего дела” со стороны Керенского было преступление даже не пытались своевременно мобилизовать свои силы, способные в нужный момент оказать сопротивление большевистским затеям внутри самой «революционной демократии». Со своей стороны правительство готовилось к подавлению мятежа, но, не рассчитывая на окончательно деморализованный корниловским выступлением с. — петербургский гарнизон, изыскивало другие средства воздействия. По моему приказу с фронта должны были в срочном порядке выслать в С. — Петербург войска, и первые эшелоны с Северного фронта должны были появиться в столице 24 октября.
В то же время полковник Полковников [155] , командующий войсками С. — Петербургского военного округа, получил приказ разработать подробный план подавления мятежа, ему же было предложено своевременно взять на учет и соорганизовать все верные долгу части гарнизона. Полковник Полковников каждое утро лично представлял мне рапорт: причем постоянно докладывал, что во вверенных ему войсках частей, которыми
155
Полковников Георгий Петрович (1883–1918) — полковник. В июле-сентябре 1917 г. командир 1-го Амурского казачьего полка, входившего в 3-й конный корпус А. М.Крымова. С 16 сентября до 24 октября 1917 г. командующий войсками Петроградского военного округа.
Один из организаторов Юнкерского мятежа 1917 г. в Петрограде в поддержку наступления на столицу войск Керенского и Краснова. Юнкера Николаевского инженерного и Владимирского военных училищ в ночь на 29 октября (11 ноября) захватили несколько броневиков, овладели городской телефонной станцией, отключили Смольный, заняли гостиницу «Астория», арестовали комиссаров Военно-революционного комитета. Однако не были поддержаны гарнизоном, и в тот же день выступление было подавлено. Полковников, объявивший себя командующим «войсками спасения», бежал на Дон, где был арестован и казнен
24 октября было уже совершенно очевидно, что восстание неизбежно, что оно уже началось. Около 11 часов утра я явился в заседание Совета Республики и попросил Н. Д. Авксентьева [156] , председателя Совета, представить мне, как председателю Временного правительства, немедленное слово для срочного сообщения, которое я должен сделать Совету Республики. Получив слово, я заявил, что в моем распоряжении находятся бесспорные доказательства организации Лениным и его сотрудниками восстания против революционного правительства. Я заявил, что все возможные меры для подавления восстания приняты и принимаются Временным правительством; что оно будет до конца бороться с изменниками Родине и Революции; что оно прибегнет без всяких колебаний к военной силе, но что для успешности борьбы правительству необходимо немедленное содействие всех партий и групп, представленных в Совете Республики, всей меры доверия и содействия. Для того чтобы восстановить себе настроение того времени, достаточно вспомнить, что во время моей речи члены Совета Республики не раз стоя, с особым подъемом свидетельствовали о своей полной солидарности с Временным правительст — вом в его борьбе с врагами народа. В минуты этого всеобщего подъема только некоторые одиночные представители партий и группировок, тесно связанных с двумя крайними флангами русской общественности, не могли преодолеть в себе жгучей ненависти к правительству Мартовской революции: они продолжали сидеть, когда все собрание поднималось, как один человек.
156
Авксентьев Николай Дмитриевич (1878–1943) — общественно-политический деятель, публицист, член ЦК партии эсеров. В эмиграции с 1907 г. 8 апреля 1917 г. вернулся в Россию и был избран председателем исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов. С 24 июля до начала сентября 1917 г. министр внутренних дел Временного правительства. Затем председатель Демократического совещания и Предпарламента. 28 октября 1917 г. возглавил в Петрограде эсеровский «Комитет спасения родины и революции». В ноябре 1918 г. выслан из России. Во второй эмиграции соредактор парижского журнала «Современные записки» (1920–1940)
Уверенный в том, что представители народа до конца сознали всю исключительную тяжесть и ответственность положения, я, не ожидая голосования Совета, вернулся в штаб к прерванной срочной работе, думая, что не пройдет и часа, как я получу сообщение о всех решениях и деловых начинаниях Совета Республики в помощь правительству.
Ничего подобного не случилось. Совет, раздираемый внутренними распрями и непримиримыми разноречиями мнений, до позднего вечера не мог вынести никакого решения. Вожди всех антибольшевистских и демократических партий, вместо того чтобы спешно организовать свои силы для трудовой борьбы с изменниками, весь этот день и весь вечер потеряли на бесконечные и бесполезные споры и ссоры.
А тем временем, уже господствуя в Смольном и готовясь к последнему удару, большевики повсюду кричали, что все утверждения о «каком-то» большевистском восстании являются измышлениями «контрреволюционера» и «врага народа» Керенского. К сожалению, хорошо зная психологию своих советских противников, большевики этим приемом превосходно достигли своих целей.
Никогда я не забуду следующей, поистине исторической сцены. Полночь на 25 октября. В моем кабинете в перерыве заседания Временного правительства происходит между мной и делегацией от социалистических групп Совета Республики достаточно бурное объяснение по поводу принятой наконец левым большинством Совета резолюции по поводу восстания, которую я требовал утром. Резолюция, уже никому тогда не нужная, бесконечно длинная, запутанная, обыкновенным смертным малопонятная в существе своем, если прямо не отказала правительству в доверии и поддержке, то во всяком случае совершенно недвусмысленно отделяла левое большинство Совета Республики от правительства и его борьбы. Возмущенный, я заявил, что после такой резолюции правительство завтра же утром подаст в отставку; что авторы этой резолюции и голосовавшие за нее должны взять на себя всю ответственность за события, хотя, по — видимому, они о них имеют очень малое представление. На эту мою взволнованную филиппику спокойно и рассудительно ответил Дан [157] , тогда не только лидер меньшевиков, но и исполняющий должность председателя ВЦИКа. Конечно, я не могу сейчас воспроизвести заявление Дана в его собственных выражениях, но за точность смысла передаваемого ручаюсь; прежде всего Дан заявил мне, что они осведомлены гораздо лучше меня и что я преувеличиваю события под влиянием сообщений моего «реакционного штаба». Затем он сообщил, что неприятная «для самолюбия правительства» резолюция большинства Совета Республики чрезвычайно полезна и существенна для «перелома настроения в массах», что эффект ее уже сказывается и что теперь влияние большевистской пропаганды будет «быстро падать». С другой стороны, по его словам, сами большевики в переговорах с лидерами советского большинства изъявили готовность «подчиняться воле большинства Советов», что они готовы «завтра же» предпринять все меры, чтобы потушить восстание, «вспыхнувшее» помимо их желаний, без их санкции. В заключение Дан, упомянув, что большевики «завтра же» (все завтра) распустят свой военный штаб, заявил мне, что все принятые мной меры к подавлению восстания только раздражают массы и что вообще я своим вмешательством лишь мешаю представителям большинства Советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания… Для полноты картины нужно добавить, что как раз в то время, как мне делалось это замечательное сообщение, вооруженные отряды Красной гвардии занимали одно за другим правительственные здания. А почти сейчас же по окончании этой беседы на Миллионной улице по пути домой с заседания Временного правительства был арестован министр исповеданий Карташев и отвезен в Смольный, куда отправились и члены бывшей у меня делегации вести мирные беседы с большевиками.
157
Дан Федор Ильич (наст. фам. Гурвич; 1871–1947) — один из лидеров РСДРП (меньшевиков), возглавлявший в партии центристское течение. Входил в состав редакций партийных газет «Искра», «Голос социал-демократии», «Вперед», «Рабочий интернационал» и др. В конце января 1922 г. выслан за границу. Керенский в эмиграции вел полемику с Даном в течение ряда лет. Автор книги «Происхождение большевизма» (Нью-Йорк, 1946)
Нужно признать, большевики действовали тогда с большой энергией и не меньшим искусством.
В то время когда восстание было в полном разгаре и «красные войска» действовали по всему городу, некоторые большевистские лидеры, к тому предназначенные, не без успеха старались заставить представителей «революционной демократии» смотреть, но не видеть; слушать, но не слышать. Всю ночь напролет провели эти искусники в бесконечных спорах над различными формулами, которые якобы должны были стать фундаментом примирения и ликвидации восстания. Этим методом переговоров большевики выиграли в свою пользу огромное количество времени. А боевые силы социалистов — революционеров и меньшевиков не были вовремя мобилизованы. Что, впрочем, и требовалось доказать.
Не успел я кончить разговор с Даном и его товарищами, как ко мне явилась делегация от стоявших в С. — Петербурге казачьих полков, насколько помню, из двух — трех офицеров и стольких же строевых казаков. Прежде всего делегация эта сообщила, что казаки желают знать, какими силами я располагаю для подавления мятежа. А затем она заявила, что казачьи полки только в том случае будут защищать правительство, если лично от меня получат заверение в том, что на этот раз казачья кровь «не прольется даром, как это было в июле, когда будто бы мной не были приняты против бунтовщиков достаточно энергические меры». Наконец, делегаты особенно настаивали на том, что казаки будут драться только по особому моему личному приказу.
В ответ на все это я прежде всего указал казакам, что подобного рода заявления в их устах, как военнослужащих, недопустимы; в особенности сейчас, когда государству грозит опасность и когда каждый из нас должен до конца без всяких рассуждений исполнить свой долг. Затем я добавил: «Вы отлично знаете, что во время первого восстания большевиков с 3 по 6 июля я был на Западном фронте, где начиналось тогда наступление; вы знаете, что, бросив фронт, я 6 июля приехал в Петроград и сейчас же приказал арестовать всех большевистских вождей; вы знаете также, что тут же я уволил от должности командующего войсками генерала Половцева, именно за его нерешительность во время этого восстания». В результате этого переговора казаки категорически заявили мне, что все их полки, расположенные в Петрограде, исполнят свой долг. Я тут же подписал особый приказ казакам — немедленно поступить в распоряжение штаба округа и беспрекословно исполнять все его приказания. В этот момент, в первом часу ночи 25 октября, у меня не было ни малейших сомнений в том, что эти три казачьих донских полка не нарушат своей присяги, и я немедленно послал одного из моих адъютантов в штаб сообщить, что можно вполне рассчитывать на казаков.
Как утром, в Совете Республики, я еще раз жестоко ошибся. Я не знал, что, пока я разговаривал с делегатами от полков, Совет казачьих войск, заседавший всю ночь, решительно высказался за невмешательство казаков в борьбу Временного правительства с восставшими большевиками.
После моих бесед с Даном и с казаками я вернулся в заседание Временного правительства. Всякому легко себе представить ту напряженную нервную атмосферу, которая царила в этом ночном заседании, в особенности после известия о захвате Красной гвардией Центрального телеграфа, почтамта и некоторых других правительственных зданий. Однако ни у кого из нас не возникла даже мысль о возможности каких-либо переговоров или соглашений с засевшими в Смольном предателями. В этом отношении среди членов Временного правительства господствовало полное единодушие. Зато некоторые из членов правительства весьма сурово критиковали «нерешительность» и «пассивность» высших военных властей, совершенно не считаясь с тем, что нам приходится действовать, все время находясь между молотом правых и наковальней левых большевиков. Впрочем, эти строгие критики не проявили ни малейшего стремления принять активное участие в организации борьбы с разгоравшимся восстанием или, хотя бы, более энергично поддержать меня. Насколько помню, заседание Временного правительства окончилось в начале второго часа ночи и все министры отправились по домам. Я остался один с А. И. Коноваловым [158] , моим заместителем, министром торговли и промышленности. Мы были с ним неразлучны всю ночь. Да М. Терещенко остался еще некоторое время после ухода остальных министров в Зимнем дворце.
158
Коновалов Александр Иванович (1875–1949) — фабрикант, один из основателей торгово-промышленной партии (1905). С 1912 г. член ЦК партии прогрессистов. Депутат 4-й Государственной думы. С 2 марта 1917 г. министр торговли и промышленности Временного правительства. Арестован при взятии Зимнего дворца. После освобождения эмигрировал во Францию, где руководил Русским коммерческим институтом. С 1921 г. входил в число соредакторов газеты «Последние новости».
Между тем в городе восстание разрасталось с невероятной быстротой. Вооруженные отряды большевиков все тесней и тесней окружали здание Зимнего дворца и штаба военного округа. Солдаты лейб — гвардии Павловского полка устроили у своих казарм, в конце Миллионной улицы и Марсова поля, настоящую западню, арестовывая всех «подозрительных», шедших по направлению от дворца. Так был захвачен «в плен» Карташев, о котором я уже говорил, и управляющий делами Временного правительства А. Гальперн [159] . Дворец охранялся лишь юнкерами и небольшим отрядом блиндированных автомобилей.
159
Галыгерн Александр Яковлевич (1879–1956) — адвокат. Член РСДРП (меньшевиков). С 1912 г. масон, с 1916 г. секретарь ложи Верховного совета Великого Востока народов России. В феврале 1917 г. сменил В. Д.На-бокова на посту управляющего делами Временного правительства. С 1920 г. в эмиграции