Потерянная Россия
Шрифт:
Савинков — в моем отряде как делегат Совета Союза казачьих войск? Это появление тогда и потом долгое время спустя оставалось для меня совершенной загадкой. Какими путями и средствами Савинков — по его собственному домогательству назначенный мной начальником Петрограда против войск Корнилова, — Савинков, первый в своем воззвании назвавший восставшего генерала изменником, — каким образом он заручился доверием Совета казачьих войск — организации, до конца преданной Корнилову? Ведь все эти Дутовы, Анисимовы и прочие казачьи политиканы [167] были злейшими врагами Временного правительства, и в особенности моими.
167
Об А. И.Дутове см. в примеч. к очерку «Заговорщики в столицах». Николай Андреевич Анисимов (1892–1920) — большевик, участник Гражданской войны на Северном Кавказе. Комиссар Северо-Кавказского военного округа.
В ту минуту появление в моей маленькой комнатке обсерватории, где
А время шло. Солнце уже склонилось к западу. Я успел еще раз по разным срочным делам съездить в Гатчину, но о решительном «натиске» на Царское Село так и не было ничего слышно. Тогда я снова поехал в отряд, на этот раз с твердым решением вмешаться в самые военные действия. Я уже более не сомневался, что внезапный «паралич», охвативший все части 3–го конного корпуса, происхождения не военно — технического, а чисто политического. Я нашел отряд Краснова уже в самом предместье города, но не заметил ни малейшего намека на военные действия. Напротив, между «осаждавшими» и «осажденными» шли какие-то бесконечные переговоры о добровольном подчинении, о сдаче оружия и т. д. Выяснив на месте положение, я послал генералу Краснову! одно или два (не помню) письменных требования немедля начать Я военные действия против Царского Села, открыв артиллерийский огонь. Генерал отвечал, что недостаточное количество войск, а так-; же колеблющееся и крайне возбужденное настроение казаков заставляют его избегать всяких решительных мер. Было очевидно что Краснов не торопился. До сих пор я остаюсь в глубочайшем 1 убеждении, что при доброй воле командования, при отсутствии интриг мы заняли бы Царское Село еще утром, на 12 часов раньше, чем это случилось. А это, в свою очередь, дало бы нам возможность! начать следующую операцию на 24 часа раньше, т. е. до разгрома восстания юнкеров. Как будет видно дальше, это сознательное! промедление под Царским Селом было последним роковым ударом для всего нашего похода.
Уже совсем вечером генерал Краснов, так и не начиная бомбардировки, доложил мне, что намерен несколько оттянуть войска назад, отложить занятие Царского Села на завтра. Это было уже слишком. Я ни при каких условиях не мог дать на это свое согласие. Во — первых, я не видел никаких препятствий к немедленному овладению Царским Селом; во — вторых, я считал недопустимым чем-нибудь в наших действиях создать впечатление нашей слабости и неуверенности. Как раз в это время приехавший из СПб комиссар Северного фронта Станкевич [168] сильно помог мне в моем разногласии с генералом Красновым. Станкевич, сообщая! о положении в столице и, в частности, о состоянии там готовых нас поддержать боевых силах, всячески настаивал на ускорении нашего продвижения к Петербургу. В конце концов было решено немедленно занять Царское Село. Около полуночи, как и следовало ожидать, без всяких затруднений, что называется — «без выстрела» наш отряд вступил в город. С таким же успехом это можно было ожидать ровно на 12 часов раньше.
168
Станкевич Владимир Бенедиктович (1884–1968) — юрист, публицист, депутат 3-й Государственной думы. Один из лидеров трудовой народно-социалистической партии. С июня 1917 г. помощник начальника кабинета военного министра, с июля комиссар при командующем войсками Северного фронта. Один из доверенных сотрудников Керенского. Во время Октябрьского переворота — в числе лидеров антибольшевистского сопротивления, инициатор создания «Комитета спасения родины и революции». С августа 1918 г. в эмиграции, профессор уголовного права Каунасского университета. Автор книги «Воспоминания: 1914–1918» (Берлин, 1920).
Поехал я на ночевку в Гатчину с самыми мрачными мыслями. Опыт этого дня не оставлял больше сомнений, что высшее командование отрядом уже во власти всяческих интриг, что мысль о благе государства померкла в умах многих. Скорейшее окружение ядра казачьих войск армейской пехотой, артиллерией и проч. — вот, казалось мне, единственный выход из тупика. Я надеялся твердо в Гатчине найти свежие войска, которые я мог бы сейчас же направить в Царское. В Гатчине я нашел только… телеграммы. Между тем за день нашего отсутствия настроение здесь в низах сильно ухудшилось; особенно под влиянием обнаружившегося на правом фланге (в направлении на Ораниенбаум и Красное Село) и развивавшегося движения большевистских сил; действовали здесь главным образом матросские отряды.
Неопределенность положения, отсутствие точных сведений, масса нелепых слухов создавали в городе, особенно к ночи, крайнюю нервозность, готовую в любую минуту превратиться в панику. Как раз в эту ночь на 29–е и в утро следующего дня в СПб разыгралось трагическое кровавое недоразумение. В то время в с. — петербургском гарнизоне, как в полках, так и в специальных войсках, было еще достаточно организованных антибольшевистских элементов, готовых при первом удобном случае с оружием в руках выступить против большевиков. Если к этому добавить военные училища, которые почти все тогда готовились к восстанию, да три казачьих полка, то в СПб оказался бы весьма серьезный антибольшевистский «кулак», который в нужное время мог бы нанести решительный удар в тыл большевистским войскам, занимавшим у Пулкова позиции фронтом к моему отряду. Сверх того, в это время все партийные боевые организации, в особенности партия социалистов — революционеров, были тоже мобилизованы… Однако по случайным, еще недостаточно выясненным обстоятельствам, а также по злой воле предателей, провокаторов все готовые к бою антибольшевистские силы были пущены в действие раньше, чем мы могли их поддержать или, по крайней мере, воспользоваться восстанием в Петербурге для атаки на большевистские войска у Пулкова.
Конечно, если бы мы были вовремя осведомлены о событиях в столице, мы немедленно бросились бы на помощь, как бы врасплох ни застало нас известие о восстании. Весь ужас положения заключался в том, что не только спровоцированное восстание вспыхнуло преждевременно, но о нем мы в Царском Селе весь день ничего не знали. Только около 4 часов дня, когда все уже было кончено, меня вызвали по телефону из Михайловского замка и сообщили о разгроме и о том, что оставшиеся в живых повстанцы умоляют о помощи… Но что я мог теперь сделать? Как мог СПб восставать без всякой связи с нами? Этот вопрос приводил меня в отчаяние.
Поздно вечером в Гатчину приехали из СПб некоторые из моих политических друзей и привезли с собой страшный ответ на этот мучивший меня вопрос. Оказывается, по плану заговорщиков восстание должно было вспыхнуть в нужный момент в полном соответствии с ходом военных действий нашего отряда. В заседании военного совета, происходившем вечером 28 октября, никакой резолюции о немедленном восстании принято не было. Я Это произошло позже, когда заседание кончилось и большая! часть участников его разошлась. В этот момент в помещении заседания совета явилось несколько военных с крайне тревожным;! но едва ли верным известием. Большевики, узнав о готовящихся событиях, решили с утра 29–го приступить к разоружению всех военных училищ; больше поэтому медлить нельзя, завтра же нужно рисковать… И действительно, утром началась канонада, происхождение и смысл которой сначала оставались совершенно непонятными большинству гражданских и военных руководителей антибольшевистского движения в СПб. Провокация вполне достигла своей цели. Антибольшевистские боевые силы были вовремя! и наголову разбиты в столице. Наш отряд не мог больше ни на что! рассчитывать в СПб. Зато большевистские войска, стоявшие прот тив нас, сильно ободрились.
Не могу не подчеркнуть поведение во время этого несчастного восстания 29–го тех казачьих полков, которые, дав лично мне торжественное обещание исполнить свой долг, так всю ночь на 26 октября и «седлали своих коней». Эти полки остались верны себе! Несмотря на предварительные переговоры, несмотря на все ужасы, творившиеся на улицах СПб, когда юнкера и штатские расстреливались и топились сотнями, несмотря на все это, казаки остались «нейтральными». Старик Н. В. Чайковский [169] вместе с Авксентьевым ездили в казармы умолять казаков о помощи. Все было тщетно. По рассказам участников восстания, полковник Полков» ников и ему подобные остались верны своей тактике: руками большевиков разбить Временное правительство и ненавистную демократию, а затем создать сильную диктаторскую власть.
169
Чайковский Николай Васильевич (1850–1926) — в 1917 г. один из лидеров трудовой народно-социалистической партии и Предпарламента. После Октябрьского переворота член «Комитета спасения родины и революции». В 1920 г. заведовал отделом пропаганды в южно-русском правительстве А. И.Деникина. В эмиграции — один из руководителей Исполнительного бюро «Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции»
Но вернемся к Царскому. Весь день 29–го прошел здесь в подготовке к бою, который должен был начаться на рассвете 30–я в понедельник. Фронт большевиков проходил по высотам Пулкова. На правом фланге у них было Красное Село; оттуда они моглй предпринять обходное движение на Гатчину. По донесениям рая ведчиков, против нас было сосредоточено не менее 12–15 тыся! войск всякого рода оружия. Пулковские высоты были зашпй кронштадтскими матросами, как оказалось, прекрасно вышколенными германскими инструкторами. Но мы располагали не+ сколькими сотнями (600–700) казаков, превосходной, но мало численной артиллерией, одним блиндированным поездом с полком пехоты, подоспевшим из Луги. Немного. Правда, мы имели еще целые груды телеграмм, извещавших нас о приближении эшелонов. Около 50 воинских поездов, преодолевая всякие препятствия, пробивались к Гатчине с разных фронтов. Но ждать и медлить было уже невозможно. Большевистское командование лихорадочно накапливало силы и вот — вот могло перейти в наступление… Ранним утром 30 октября началось сражение под Пулковом. В общем, оно развивалось для нас благоприятно. Большая часть большевистских войск (с. — петербургского гарнизона) бросала свои позиции и как только начинался обстрел нашей артиллерии, и при малейшем натиске казаков. Но правый фланг большевиков держался крепко. Здесь дрались кронштадтские матросы с германскими инструкторами. В рапорте, поданном мне вечером этого дня генералом Красновым, прямо говорилось, что матросы сражались по всем правилам немецкой тактики и что среди них взяты были в плен люди, не говорившие ни слова по — русски или говорившие с немецким акцентом. Бой под Пулковом закончился к вечеру для нас успешно. Но этот успех нельзя было ни использовать (преследованием), ни закрепить благодаря ничтожности наших сил. Генерал Краснов «в полном порядке» отошел к Гатчине; около 8 часов вечера Краснов со штабом и в сопровождении своих утомленных и возбужденных полков въезжал в ворота Гатчинского дворца.