Потерянная Россия
Шрифт:
Я отлично помню, как на июньском Всероссийском съезде Советов на мой прямой вопрос — готовы ли присутствующие в этом собрании представители революционной демократии взять на себя всю ответственность? — зал ответил гробовым молчанием. Только кто-то из большевиков, сидевший рядом с Лениным, при молчаливом одобрении последнего явственно сказал: «Мы возьмем». И я помню, что слышавшие эту фразу отнеслись к ней как к не особенно остроумной шутке со стороны «безответственной оппозиции».
Но я помню еще другое и гораздо более важное! Помню то, что совершенно опровергает утверждение «Революционной России», что «именно эта группа заставила партию еще раз пойти на капитуляцию перед требованиями конституционных демократов», т. е. еще раз заставила послать своих представителей в коалиционный, на этот раз последний, состав Временного правительства. Это последнее изменение в составе Временного правительства происходило во время Демократического
Отдав себе во всем этом отчет и убедившись к тому же на Демократическом совещании в весьма неопределенном и неустойчивом состоянии вождей советского большинства, я явился в заседание Бюро этого совещания, происходившее с участием ответственных представителей всех соответствующих групп и партий до большевиков включительно, и сделал здесь после изложения внутреннего, международного и военного положения страны приблизительно следующее заявление: «Если окажутся лица, которые возьмут на себя образование однородного правительства, я ручаюсь, что со стороны Временного правительства никаких препятствий не последует. Предупредите меня о решении своевременно, и власть будет передана новому составу правительства без всяких потрясений во имя спасения страны от новых внутренних столкновений, которых она больше не выдержит». После этого заявления я тотчас уехал. В тот же день мне сообщили, что в составе присутствовавших в заседании Бюро не оказалось ни партий, ни групп, ни лиц, которые согласились бы взять на себя ответственность за сформирование однородного правительства.
Вся история участия социалистических партий в правительстве Февральской революции вкратце может быть изложена так: сначала (до сентября) социалисты не хотели или не считали себя вправе одни без буржуазных элементов взять на себя всю формальную ответственность за судьбу государства; потом многие из них захотели, но это оказалось невозможным, ибо, отрываясь от радикальной буржуазии, советские и социалистические группы и партии не могли рассчитывать на коалицию с контрреволюцией слева — с большевиками. Об этом отказе большевиков еще в сентябре участвовать вместе с социалистами в «едином революционном фронте», в «однородном социалистическом правительстве», об этом капитальном факте, оказавшем решающее влияние на колеблющихся участников Демократического совещания, «Революционная Россия» и забывает сказать, возлагая всю ответственность за последнюю якобы капитуляцию эсеров на фиктивную, не существовавшую тогда группу товарища Руднева.
Оторвавшись от тех слоев буржуазии и несоветской демократии, которые так или иначе шли с революцией и ее правительством, имея вне своего единого фронта возродившихся после Корнилова большевиков, — какую силу представляли бы в стране эсеровские и меньшевистские элементы? Весьма малую! В чем они и убедились впоследствии и что тогда, в сентябре, они если не сознавали, то, во всяком случае, уже чувствовали. Хорошо чувствовали, что, подталкивая их к разрыву с традицией революционной власти — с ее всенародностью, — большевики стремились только к ослаблению, к распылению революционных организованных сил, так же как к этому стремились, с другой стороны, все военные и невоенные заговорщики, добиваясь еще с июля месяца выхода кадетов из Временного правительства. Задача большевиков- стратегов была слишком ясна — облегчить себе захват власти, на который они уже решились, распыляя революционные силы, пользуясь однородным социалистическим правительством как трамплином.
Ошибка сентябрьской тактики вождей советской демократии, а в том числе и членов партии социалистов — революционеров, заключалась, по — моему, не в воображаемой капитуляции перед кадетами, ибо таковой не могло быть уже по одному только тому, что представители либеральной буржуазии по своим тактическим соображениям вовсе не стремились препятствовать сформированию однородного социалистического правительства. Повторяю, ошибка была не в капитуляции. Ошибка, если можно так назвать неизбежность, заключалась в том, что, поддавшись, под влиянием корниловского заговора, новому припадку навязчивой идеи о грядущей контрреволюции справа, вожди советской демократии, заключив в сентябре фактическое перемирие с большевиками, открыли свой тыл опаснейшим и злейшим своим врагам. Сбылось еще майское наше с Церетели предсказание: «Контрреволюция в России придет через левые двери!»
Да, в заключение Демократического совещания большинство социалистов — революционеров голосовало за сохранение своей связи с правительством революции, за дальнейшее участие в управлении государством. Но что же иное могло оно сделать в той обстановке — умыть руки?! Отойти в сторону и безучастно наблюдать за дальнейшим развитием трагедии? Нет, такого Пилатова выхода партии не дано! Она всегда действует, всегда говорит!
Таким образом, самые беглые воспоминания об участии партии социалистов — революционеров в правительственной коалиции 1917 года с несомненностью показывают, что эту политику партия вела не по капризу, не по злой воле отдельных лиц или групп, а потому, что в ту эпоху так складывались взаимоотношения революционных и реакционных сил, что ответственное большинство партии иначе, как поступало, поступить не могло. Более того. Углубленный анализ обстоятельств, заставивших партию социалистов — революционеров, как и меньшевиков, остаться после Корниловского восстания в составе Временного правительства, непременно привел бы нас к весьма и сейчас злободневным размышлениям — не таится ли источник многих пережитых нами великих испытаний и несчастий в чрезмерной нашей терпимости ко всему, что носит левое обличье? Было бы величайшим для России несчастием, если опять, как в 1917 году, мы вовремя не опознаем под личиной революционной левизны самое обычное реакционное нутро!..
Но возвращаюсь к теме. Сурово осудив в лице изобретенной ad hoc группы коалиционную политику всей партии социалистов- революционеров в 1917 году, возложив на эту же группу ответственность опять-таки за общее грехопадение — интервенцию (к сожалению, я не могу на этом эпизоде останавливаться), «Революционная Россия» выдвигает против группы еще одно и, по — моему, самое тяжкое обвинение. «О мудрые кунктаторы! Не так ли кунктаторствовали вы в России от февраля по октябрь 1917 года, не так ли топтались вы и вокруг реорганизации армии и вокруг мирной политики и вокруг земельного вопроса, безнадежно “зацепившись за пень” коалиции с кадетами, пока не налетала на вас, не “отцепила” и не “набила потылицу” вышедшая из терпения стихия, ударившаяся — не без вашей вины — во все тяжкие Октябрьской революции».
Это уже настоящий, правда, весьма краткий, но и весьма содержательный обвинительный акт всей государственной политики Февральской революции. Даже больше — это, конечно, невольное, но оправдание — да, да, оправдание — «революции Октябрьской». Что было с марта до октября? Вместо революционного дерзания — безнадежное топтание на поводу у кадетов, т. е., на жаргоне советской России, — у самой подлинной реакции. Ну а если это верно, если это ныне вынужден признать официальный орган, тогда одной из правительственных партий, то совершенно естественно было возмущение подлинной революционной стихии, и тогда октябрьский контрреволюционный переворот превращается в подлинную народную революцию!
На секунду допустим, что обвинение в топтании на месте — в кунктаторстве — справедливо. Допустим; но кто же такие кунктаторы? Кто эти «вы», к которым с такой горечью обращается автор только что приведенной цитаты? Несомненно, что пятеро членов редакции «Современных записок» застопорить всю правительственную машину не могли, если бы даже хотели. Очевидно, что здесь имеется в виду кто-то другой или, точнее сказать, еще кто-то другой. Но кто же? Топтались везде: и в армии, и в аграрном вопросе, и в вопросе о войне и мире. Можно сказать, все государство топталось на месте, зацепившись за кадетский пень. Саботировать революцию, выражаясь на модном ныне языке, в таком грандиозном масштабе не под силу было, конечно, не только отдельным группам, но даже и отдельным партиям, в особенности при коалиции. Такой саботаж под силу был только правительству. У него в партиях могли быть сообщники, подстрекатели, укрыватели, но самую процедуру топтания могла исполнить со всем соответствующим ритуалом только Власть. «Вы — о, мудрые кунктаторы» — это Временное правительство. Другого адресата быть не может!
Правительство несет ответственность за свое топтание и те лица, кто в него входил, если необходимо искать личной ответственности. Кто же в этом смысле «ответственен» из членов группы «Современных записок»? Просматривая их список, вижу одного только Н. Д. Авксентьева. Да и тот был министром внутренних дел всего менее двух месяцев! Но зато сам-то обвинитель В. М. Чернов был членом Временного правительства целых четыре месяца, т. е. половину всего времени его существования. И я смею свидетельствовать, что за все время своего пребывания в правительстве министр земледелия ни разу по всем общим и принципиальным вопросам не оставался при особом мнении, ни разу не расходился с его большинством. А следовательно, за преступное топтание Временного правительства на месте В. М. Чернов несет в рядах партии социалистов — революционеров наибольшую после меня, пробывшего в составе Временного правительства все восемь месяцев, ответственность.