Потерянная
Шрифт:
– Сколько времени?! – вдруг вспоминаю я, – я же учусь сегодня!
Улыбается. Снова.
– Без пятнадцати десять, первую пару ты уже пропустила.
– Черт! – вскакивая с места, произношу я.
– На вторую пару ты тоже не успеешь, хотя, если ты хочешь поехать прямо так, – он окидывает меня оценивающим взглядом и задерживается на ногах. А я стою в одной рубашке и нижнем белье, которое влажное из-за ледяного душа.
Я стою и не знаю что ответить. Честно говоря, я и так не блестящий собеседник, но в моем положении, язык вообще, словно отсох.
– Илья Валерьевич, спасибо за то, что Вы мне помогли, я пойду переоденусь .
– Твои вещи еще сырые, можешь подождать здесь, пока они высохнут, – отвечает он, имея в виду свою квартиру.
– В этом нет нужды, я не хочу больше доставлять
Натягивать майку оказалось совсем несложно, материал у нее легкий, почти высох, а вот с джинсами приходится помучиться. Полотенцесушитель, на который я повесила свои вещи после душа, хотя бы наполовину, но помог. Голова еще адски болит, но ясно мыслить мне удается. Какой же стыд! Мой препод сначала видел меня пьяную в стельку, а потом еще и нянчился как с ребенком.
Натягивая кеды, вижу, как Громов выходит из спальни в «профессорском» обличие. Пиджак, рубашка, галстук – таким я привыкла его видеть в аудиториях.
– Я подвезу тебя, – бросает он и идет надевать обувь.
– Илья Валерьевич, не надо, я сама доберусь, мне неудобно…
– Валерия, давай ты не будешь со мной спорить? На тебе еще мокрая одежда, ты можешь заболеть.
Не придумав больше аргументов, мне приходится согласиться.
Всю дорогу мы ехали молча, я даже чуть не заснула в его черной «шкоде». Подъезжая к общежитию, я решила как-то оправдаться.
– Илья Валерьевич, не знаю, что Вы обо мне теперь думаете, но я не каждый день напиваюсь в клубах…
– Все нормально, я ничего такого не думаю… – то ли врет он, то ли что-то еще хочет добавить, – Валерия… это, конечно, не мое дело, но откуда у тебя этот шрам? – он разворачивает мою левую руку и по мне пробегает волна ужаса.
Я совсем про него забыла, ведь обычно стараюсь прикрывать длинными рукавами или тональником. Но тональник затерся, наверное, еще вчера, рукавов у топа нет, а куртка лежит на коленях, потому что в машине жарко. За полминуты у меня в голове проносится шесть воспоминаний, рассказать которые я не могу. Придумать что-то новое, собственно, тоже.
– Ладно, это не мое дело, – прерывает молчание Громов.
– Э-э…все нормально, я в детстве упала прямо на железку, – не знаю, откуда вырывается это вранье, – спасибо еще раз, до свидания! – поспешно открываю дверцу машины и выскакиваю на улицу.
5
В комнате полный погром, Полина и Настя еще спят прямо в обуви на кроватях. Я переодеваюсь в сухую одежду, голова еще пытается переварить вчерашний вечер и сегодняшнее утро.
– Леер, ты где была? – просыпается Настя. – Мы тебя по всему клубу искали, а бармен сказал, что ты ушла с каким-то парнем, и какого хрена ты такая бодрая? Ты вчера больше всех пила!
– Девки, не орите, дайте лучше таблетку, – натягивая подушку на голову, говорит Полина.
– Идите в душ, я вам потом все расскажу.
На третью пару я решаю благополучно забить, какой смысл идти на одну пару? Пока я привожу в порядок комнату (не совсем в порядок, но намного лучше, чем было), Настя и Полина усаживаются на кровать и требуют от меня объяснений. Сама не знаю, откуда беру столько лживых слов, но описываю, как вчера встретила одногруппника, поехала к нему, там мы заснули, а утром я приняла душ и потихоньку ушла, пока он спал.
– И у вас не было секса, ты хочешь сказать? – кажется, Настя видит ложь в этой истории.
– Не было, мы оба были пьяны, – как можно убедительнее говорю я.
– А вот и зря! Надо было воспользоваться случаем! – ржет Поля.
Кажется, моя история прокатила. Мы вспоминаем вчерашний вечер и заливаемся хохотом. Оказывается, после того, как я ушла с танцпола, Дима пытался танцевать стриптиз, а Настя сняла это на видео.
Девчонки ушли, я стою у окна и наблюдаю за людьми. На улице пасмурно, но довольно-таки тепло. Я окончательно протрезвела и теперь мне страшно. Дурацкое тело, оно вечно чего-то боится. Умом я понимаю, что все нормально, но панический страх не проходит. Ну вот, кровь пошла из носа. Еще один побочный эффект моего тела, когда я нервничаю. Из головы не выходит мысль о том, что Илья Валерьевич увидел мой шрам. Надеюсь, он быстро забыл эту ситуацию. Не хочу, чтобы кто-то видел мою руку, чтобы кто-то знал… Мысли, как рухнувшая платина, накрывают меня с головой. Ненавижу такие моменты, я хочу из одного угла комнаты в другой, пытаюсь успокоиться, но не могу. Это такие смешанные чувства, когда не знаешь что делать, как быть. Чувство безысходности,
***
– Ребенок, что у тебя случилось? – я чувствую, как вся группа уставилась на меня после слов Александра Николаевича.
– Да…ничего, неприятность… – еле слышным голосом отвечаю и зажимаю платком свой окровавленный нос.
– Может, сходишь, умоешься, – продолжает он, а я в душе благодарю свой непутевый нос, благодаря которому Александр Николаевич обратил на меня внимание. Я встаю, и направляюсь к выходу из аудитории, руки, рот в крови, но мне все равно. У нас было с ним всего несколько пар, он не знает моего имени, он назвал меня ребенком! Это так ласково, но в то же время ужасно. Неужели в его глазах я ребенок? Мне ведь семнадцать с половиной! Пусть рост у меня небольшой, но мы второй курс, он должен знать, сколько нам лет. Плевать, что он обратил на меня внимание при таких обстоятельствах, главное, что обратил. В туалете я умываюсь и чуть ли не плачу от счастья. В животе приятная дрожь, или, будто много бабочек щекочут меня изнутри.
Я словно оказалась там, на той паре, когда Александр Николаевич в первый раз посмотрел на меня. До этого, конечно, он охватывал взглядом среди одногруппников, но это другое. Прошел год с того момента, а я помню все до мелочей. Так, ладно, надо сходить прогуляться, на улице будет легче.
После прогулки я возвращаюсь в общагу, сажусь за ноут и не вылезаю до глубокого вечера. Фильмы и сериалы прекрасно помогают выпасть из реальности, за что я им очень благодарна.
Следующий день, следующие гребаные четыре пары. На первой я просто тупо сижу в планшете: играю, проверяю почту, в общем все, но только не пишу лекцию. Честно говоря, я даже не знаю точно, какой предмет читают, ведь эта мымра ведет у нас сразу несколько дисциплин, поэтому такая путаница. Не важно, у меня в голове каламбур после этой истории с Громовым. Вторая пара опять у нее же. Да где ж я так нагрешила, чтобы сегодня слушать три часа эту старую маразматичку? Третьей парой идет кадровый аудит, где я бессовестно начинаю смотреть сериал на том же планшете. Преподаватель у нас новый, собственно, как и этот предмет. А ведет его Странный Степан Леонидович, а Странный – его фамилия, хотя он действительно странный, так что фамилия ему очень подходит. Но, мне плевать, как препод себя ведет, главное, что на парах можно заниматься чем угодно, он выводит лекцию через проектор на экран, ну знаете, такие сейчас в каждом учебном заведении есть, и мы это «пишем». Диктует редко, поэтому мы радуемся. Не знаю пока, как мы будем сдавать зачет, ведь лекций в тетради нет, но пока сентябрь и меня это не волнует. И вот, в разгаре второй серии «Сплетницы», в кабинет заходит Александр Николаевич. Святой Моисей, я чуть жвачкой не подавилась! Как обычно, в такие минуты, мое сердце прорывается сквозь одежду и я, с вытаращенными глазами, пытаюсь вглядеться и запомнить моего любимого бывшего преподавателя. Он зашел к Странному, что-то сказать, но оглядывает всю группу. Ну же, останови взгляд на мне, пожалуйста. Мысленно я пытаюсь как-то повоздействовать, но безрезультатно. Всего три минуты, не больше, с далекой четвертой парты я смотрела на Александра Николаевича. Хочется запомнить его, уловить каждый жест, ведь не знаю, когда еще смогу его увидеть. Но вот он уходит, и мне ничего не остается, как разочарованно выдохнуть.
Не успев ничего сообразить, я спрашиваю разрешения выйти и, выйдя в коридор, бегу за медленно удаляющимся Александром Николаевичем. Вот он: идет своей легкой походкой в темно-синей рубашке, заправленной в джинсы. В коридоре нет ни души, кроме нас, голубые стены вдруг показались мне уютно-родными, осталось метром пять и я поравняюсь с Ним. В голове проносится куча вариантов, что будет, когда он повернется ко мне. Что я скажу? Что спрошу? Как отреагирует он? Мне кажется, эти пять метров длятся целую вечность, но это лишь иллюзия. Страх нарастает с такой силой, что, кажется, я сейчас потеряю сознание. Наконец-то я добегаю и …