Потерянный
Шрифт:
«Оперативным агентам удалось перехватить сообщение о смятении в рядах врага. СМИ Армии Освобождения пестрят статьями и выпусками об ошеломительном появлении Линды Тиль, до того считавшейся пропавшей без вести на стороне Организации. Доверие к верховному командованию в рядах вооруженных сил можно считать подорванным»
— Прочитал? Теперь сюда, — он пролистал документ дальше и выделил еще одно предложение:
«Созвано экстренное заседание Совета Освобождения, на повестке дня не только изменившаяся обстановка
— Ну и наконец, — тонкий черный стержень снова обвел круг:
«Подрыв деятельности транспортного узла оборвал поставки во многие гарнизоны Севера и Востока, сорваны графики поставки боеприпасов и техники, а кроме того — провианта и медицинских средств, затруднена эвакуация раненых. Данный коллапс открывает возможности для диверсионной операции в секторах обозначенных в Приложении 4».
— И что? — тупо спросил Нильсон.
— Один удар посеял такую ПАНИКУ! — Константин выделил это слово, — в рядах повстанцев. А что сделает второй? А десятый? Поверь мне, растущий потенциал Линды обеспечит нам победу в войне за какой- нибудь…год, — Титов развернул монитор обратно и заглянул в глаза Нильсону, — и ты хочешь, чтобы я от этого отказался?
— Страх пройдет, они смогут справиться.
— Нет, не смогут! — уверенного в своей правоте генерального директора было сложно остановить, — я забрал у них не пешку, Нильсон, а ферзя, понимаешь? Самую сильную фигуру на доске, фигуру, на которую они надеялись, но использовали неправильно, — он встал с кресла, — как- то странно ты говоришь, мой друг. Уверен в повстанцах?
— Организация победит, это очевидно, — поспешил оправдаться Нильсон, — я и сам этого хочу. Не хочу лишь…
— Чтобы Линда утратила человечность, за которую ты ее любишь, — кивнул Титов, — не беспокойся. Нужно лишь несколько капель крови, через год повстанцы попросят мира, и тогда нам пригодятся ее возможности на другом поле.
Несколько капель крови могут изменить все, — подумал Нильсон.
— Да, верно, — подтвердил Константин, — но это будет нашей жертвой. И вообще, я вижу, она сильна духом и не даст себя сломить. Это у вас общее, — он улыбнулся.
— Как легко тебе заставлять жертвовать чем- то других. Для тебя мы фигуры на доске, — ответил Нильсон поднимаясь с кресла и собираясь уйти. Он понял, что разговор ничего не решит, оставалось только действовать. Вопрос только в том, как.
— Не совершай ошибок, Нильсон, — грубо предостерег генеральный директор.
— Угрожаешь? — Брайер замер, стиснув зубы.
— Я хочу помочь всем, а ты пытаешься нарушить хрупкий выстроенный баланс. Она поверила в себя и сама выбрала путь, не вздумай ее сбивать.
— Сама ли? — на этом Нильсон вышел из кабинета. Он шел по коридору, не задумываясь о направлении. Если бы мог, покинул бы этот чертов Куб, на неделю, отключил бы телефон и, как в старые времена,
Но сейчас это не выход. К тому же, он дал одно обещание.
В комнате тихо играла музыка — что- то спокойное, из местных радиостанций.
Её слух еще не восстановился окончательно после прошедших потрясений. Зато тело врачи уже привели в порядок. Более того, девушка успела немного вздремнуть: стоило добраться до своего номера, скинуть костюм и присесть в кресло на пару минут, как голова откинулась на мягкий подголовник сама собой. А проснулась Линда уже спустя пару часов. Оказалось, этого хватило, чтобы организм перезагрузился.
И все же девушка чувствовала, как в теле застыло напряжение. Мышцы казались сухими и жесткими, до сих пор натянутыми, будто завязанными в узлы.
А побеждала она все это одним привычным способом.
Широкое окно Тиль закрыла плотными серыми шторами, и в комнате царил приятный полумрак. Но между ними просачивались солнечные лучи, которые и выделяли её силуэт.
Линда, не сводя взгляда со своего отражения в настенном зеркале, согнула ногу в колене, удерживая равновесие на второй.
Во внутреннем мире начала устанавливаться гармония. Девушка гнала прочь мысли об операции, о пролитой крови, о панике в рядах врага… прочь.
Гибкое тело двигалось, как перо, плавно и почти медитативно. При медленном наклоне пальцы коснулись коврика.
Где- то между лопатками выступили мелкие капельки пота. Приятная усталость разлилась по мышцам, и Тиль чувствовала каждую их клетку.
В дверь осторожно постучали, нарушая спокойную атмосферу. Девушка полностью выдохнула. Морщины на лице мигом разгладились: стук был хорошо ей знаком.
— Как ты? — спросил Нильсон. Широкоплечая фигура заслонила почти весь проём, и Линда тут же почувствовала расслабленной и укрытой от всех напастей: будто забралась с головой под мягкое одеяло.
Вместо ответа девушка Тиль обняла мужчину, прижавшись щекой к его груди.
— Прихожу в себя, — честно ответила она, — тело как будто деревянное.
Взгляд военачальника прошелся по деталям: коврик для йоги, закрытое шторами окно. Наконец, задержался на её скромном наряде. Около месяца назад девушка обзавелась спортивным костюмом и вернулась к привычным тренировкам.
— Это первый день, — широкая ладонь легла на её талию.
По всему телу разлилось умиротворение. И сразу за ним — приятное тепло. Линда подняла голову, и посмотрела Нильсону прямо в глаза.
Он в ответ чуть склонился и поцеловал девушку, вызвав в ней новую бурю чувств. Все заполнило чувство, схожее с эйфорией.
Линда подалась вперед. Еще ближе, еще плотнее, еще чувственнее. Её спокойствие уступало место новой волнительной тревоге — на этот раз, приятной.
Тиль сорвала с волос резинку, собравшую их в тугой хвост. Почувствовала, будто на миг перестало хватать воздуха. Все переживания будто остались где- то там, за пределами этого момента. Нет, полностью она их не вычеркнула. Но смогла приглушить, оставить в стороне.