Потрясатель вселенной
Шрифт:
— Прости, господин. Он умер.
— Он что-нибудь сказал?
— Он сказал, что это был приказ хорезмского хана Мухаммеда.
— Хорошо, можете уезжать. — Олег кинул подмастерью заранее приготовленный кошелек, поднялся и подозвал одного из нукеров, охраняющих покой Тенгизхана: — Найди Чабыка. Скажи, мне нужен пленник. Воин. Кто-то из тех, кто защищал город. Если, конечно, такие есть.
— Прости, господин, ведомо мне, в обозе лежат знатные пленники, коих можно продать за выкуп.
— За что ты просишь прощения? Веди!
Пленники сидели в небольшом загончике, составленном из телег. Связанные
— Кто ты? — пнул ногой одного из мужчин Олег.
— А ты кто? — с трудом разлепил серые губы пленник.
Нукер тут же с силой ударил его древком копья по затылку:
— Отвечай.
— Воды дайте…
Вместо воды он получил удар еще сильнее:
— Отвечай, падаль!
— Именем я Караджа-Хаджиб, прислан хану в помощь с воинами. Отрар оборонять, — прохрипел мужчина.
— Тогда ты должен знать, где находится хан Мухаммед, где его ставка, его армия?
— Нет армии, — горько засмеялся кашлем пленник. — По городам свои полки разделил. Сказывал, не умеют дикари степные города брать. Побегают и назад уйдут.
— Он сказал правду, — признал Середин. — Нигде и никогда степнякам городов брать не удавалось. Но эта информация уже почти полгода как устарела. Где твой хан? Отвечай!
— В городе…
— В каком?! — снова ударил его нукер.
— То не ведаю… Где-то сидит. В городе.
— Ищи Чабыка, Судибея. Всех, — тихо приказал нукеру ведун. — Мы выступаем.
Монгольская конница неудержимой лавиной покатилась по дорогам Хорезма, от города к городу, от крепости к крепости, требуя выдать великому Тенгизхану на суд преступного хана Мухаммеда либо отворить ворота и дать монгольским сотням обыскать город. Но слава непобедимого правителя, прямого воплощения богини Дара-эхэ, успевала обогнать даже самых легконогих коней, а потому большинство городов предпочитали не накликать беду и кровь, а открыть ворота, заплатить откуп и принять небольшой гарнизон и нового наместника. Так сдались Хива, Термет, Балх, Бухара, Ходжент, Коканд, Ургенч, многие сотни небольших поселков и деревень.
Не обошлось во время этого похода без смешного: жители города Ашнасу категорически отказались открывать кочевникам ворота и платить откуп — но и сражаться за трусливого подлого правителя тоже не пожелали. Нукеры Чабыка забрались на стену и, никем не удерживаемые, без боя открыли ворота и впустили своих товарищей. Не обошлось и без трагедий: в Сыгнаке обитателям захотелось повоевать, причем они убили обычного местного купца именем Хасан-Хаджи, через которого Олег передал предложение обойтись без крови. Через семь дней город все равно был взят, но обозленные кровью нукеры уже не открыли ворота, чтобы выгнать жителей подальше от войны. В Самарканде, уже после согласия жителей сдаться, в открытые ворота внезапно вынеслись сотни с обнаженными мечами и после короткой схватки с заградительным отрядом почти без потерь вырвались и ушли куда-то на юг.
Олег все же пощадил огромный и красивый город. [10] Однако не удержался и велел отослать в Каим триста лучших мастеров. Может статься, у них еще получится
К середине лета стремительно редеющая монгольская армия и ползущий за ней непомерного размера обоз вышли к Каспийскому морю. Радость Любовода была недолгой: здесь о войне уже знали, и торговцы предпочли отплыть от опасных берегов в более спокойные края. Ладей или иных кораблей, чтобы загрузить их трюмы своим товаром, купцу найти не удалось.
10
По признанию историков и самого Карамзина, потери полумиллионного города (одних только воинов было 100 000, а значит, еще минимум в пять раз больше мирных жителей) составили погибшими около 5 %, и столько же оказалось в плену. При всем трагизме каждой смерти или погубленной судьбы, такие потери никак не тянут на обращение города в «пыль и пепел».
Оставив почти во всех сдавшихся городах по сотне, по полусотне нукеров, Олег теперь имел под рукой всего двадцать сотен воинов. Может, чуть больше, если считать возчиков обоза. Но он упрямо шел вперед в поисках врага, надеясь уже не столько на силу, сколько на грозное имя монголов. Дойдя до Тебриза, они приняли от города клятву верности. Наместник тамошний, хан Узбек, поклялся на Коране, что хорезм-шах не появлялся в его землях. Олег повернул на север, но когда, обогнув море с юга, его сотни вышли к Шамахе, немедленно отворившей ворота, Середин все же смирился с неизбежностью: хорезмскому хану Мухаммеду удалось скрыться.
— Пора возвращаться, Тенгизхан, — первым решился высказать общую мысль Чабык. — Мы ушли слишком далеко. Города сдаются нам, но нашего разума не хватит, чтобы управлять ими всеми. Я уже забыл названия половины крепостей, принесших нам клятвы верности.
Обложенный коврами костер приплясывал и стрелял искрами. С бараньей туши, что вертелась над очагом, падали янтарные капли жира.
— Пора возвращаться, — согласился с ним Судибей. — Наши руки слишком коротки, чтобы править такими далекими землями.
— Подождите, подождите, уважаемые, — забеспокоился Любовод. — А как же товар? Добыча, шелк, фарфор? Что, назад везти?
— Что поделать, друже, нам с тобой ныне не везет, — развел руками Олег. — Мне не удалось поймать негодяя, тебе не повезло найти ладьи для пути домой. Попытаешься в следующем году, когда отзвуки войны успеют затихнуть.
— Дербент! — решительно выдохнул купец. — Ксандр сказывал, тут вольный город Дербент неподалеку. Торговый. Там порт. Там должны быть корабли! Война ведь за морем, по ту сторону. А купцы, стало быть, наверняка здесь. Здесь рядом, совсем недалеко! Нечто от пары переходов что изменится?
— Дорогу ты знаешь? — поинтересовался Чабык.
— Ксандр, он кормчий, — смутившись, обтекаемо ответил Любовод.
— Город рядом, — вмешалась Роксалана. — Нешто там проводника до Дербента трудно найти?
— Если найдете, пойдем через Дербент, — согласился Олег, поставив в споре точку.
Горы, горы, горы… Горы вызывали в Олеге недоумение и раздражение. Он помнил еще со школьной поры, что Дербент стоит на берегу Каспийского моря. Между тем они шли уже второй день, а никаким морем пока и не пахло.