Повелитель драконов

Функе Корнелия

Мухоножка, мечтательно смотревший с колен Бена на человеческий праздник, испуганно вздрогнул:

— Что ты сказала?

— Крапивник! — нетерпеливо повторила Серношерстка. — Твой старый хозяин. Ты должен выяснить, в пустыне он еще или нет. Мы скоро вылетаем.

— Ах да, — Мухоножка сразу сник.

— Пойти с тобой? — спросил Бен.

— Вы правда готовы на это, юный господин? — Мухоножка благодарно посмотрел на мальчика.

— Конечно, — Бен посадил гомункулуса себе на плечо и поднялся. — Но если ты еще

раз назовешь меня «юный господин», я уйду, и разговаривай тогда со своим чудовищем сам!

Мухоножка кивнул, прижавшись к его свитеру.

— Ладно, вы там разберитесь с этим делом, — крикнул Барнабас Визенгрунд им вслед, — а мы с Зибеидой пока освободим Лунга от его поклонников.

Бен пошел с Мухоножкой к участку с драконьими цветами. Там возле изгороди был вкопан в землю небольшой таз с водой, из которого Зибеида поливала цветы, когда их листья поникали от жары. Он был закрыт черной полиэтиленовой пленкой, чтобы драгоценная вода не испарялась на солнце.

Бен поставил Мухоножку на землю, отодвинул пленку и прислонился к изгороди. Драконьи цветы широко раскрыли голубые чашечки, а их колючие листья поблескивали в темноте.

— А если он и правда до сих пор в пустыне? — спросил Бен. — Он все равно сможет ответить?

Гомункулус отрицательно покачал головой:

— Нет, без воды это у него не получится. Но я не думаю, что Крапивник до сих пор в пустыне.

— Почему?

— Я чувствую, — пробормотал Мухоножка, поднимая с земли камушек. Бен нервно пошатывал изгородь.

— А если Крапивник все же появится, — сказал он, — он сможет заметить меня отсюда, как ты думаешь?

Мухоножка отрицательно покачал головой. У него подкашивались ноги, когда он подходил к воде. Его отражение было бледнее луны. Но аромат цветов, наполнявший темноту, успокаивал его бешено бьющееся сердце.

— Останься темной, — шептал гомункулус, — останься темной, вода!

Он кинул камешек. Плюх! По воде побежали мерцающие круги. Мухоножка затаил дыхание. В темной воде появилось отражение. Но это был не Крапивник.

— Галькобород! — от неожиданности Мухоножка отпрянул.

— Мухоножка, ну наконец-то! — гном сдвинул на затылок свою огромную шляпу. По его носу стекали крупные слезы. — Хозяин, его золотое сиятельство, — он всплеснул короткими ручонками и беспомощно опустил их, — он… он… он…

— Что? Что… что с ним? — с трудом выговорил Мухоножка. Бен у изгороди напряженно вслушивался.

— Его занесло! — простонал Галькобород. — Песком! Раз — и его не стало! О-о! — он закатил глаза и продолжал хрипло:

— Это было та-а-ак ужасно, Мухоножка! Скрип, шуршание песка, а потом вдруг… — гном так наклонился вперед, что казалось, нос его сейчас высунется из воды, — все стихло. Совсем стихло, — он снова выпрямился и пожал плечами:

— Что мне было делать? Я не мог его откопать. Я слишком мал для этого!

Мухоножка

пристально посмотрел на всхлипывающего гнома. Он не мог поверить рассказу Галькоборода. Может ли быть, что все их заботы и вправду занесены песком далекой пустыни?

— А где ты сейчас, Галькобород? — спросил Мухоножка сморкающегося гнома.

— Я? — Галькобород утер нос рукавом. — Мне повезло. Мимо проходил караван, как раз там, где его золотое сиятельство… — он снова всхлипнул, — где его занесло. Я уцепился за ногу верблюда и так добрался до города, человеческого города, полного золота и драгоценных камней. Это удивительное место, скажу я тебе, просто потрясающее.

Мухоножка кивнул, задумчиво глядя на воду.

— А ты? — спросил Галькобород. — Ты сейчас где?

Мухоножка открыл было рот, но в последний момент проглотил слова, которые готов был произнести.

— Мы, — сказал он вместо этого, — тоже только вчера выбрались из пустыни. Драконов мы там не нашли, как и вы. Этот подлый джинн обманул нас.

— Да. Вот подлец, клянусь свинцом и медью! — Галькобород смотрел на Мухоножку, но гомункулус не мог разобрать выражения его глаз — их скрывала тень от огромной шляпы.

— А что вы теперь собираетесь делать? — спросил Галькобород. — Куда теперь направляется серебряный дракон?

Мухоножка пожал плечами и изобразил самую равнодушную мину, какую мог:

— Не знаю. Он что-то совсем сник. А ты воронов не видел в последнее время?

Галькобород покачал головой:

— Нет, откуда? — он огляделся. — Мне пора идти. Будь здоров, Мухоножка. Может, еще увидимся.

— Может быть, — пробормотал Мухоножка, пока отражение Галькоборода медленно расплывалось в темной воде.

— Ура-а-а! — Бен подскочил к Мухоножке, поднял его высоко в воздух, посадил себе на голову и прошелся в танце вокруг драконьих цветов. — Мы от него избавились! — пел он. — Мы от него изба-а-а-ви-и-и-лись! Он лежит в песочке, он дошел до точки. Сладкие денечки! Нет его, нет его, чудища нелепого! Ах ты господи! — он со смехом прислонился к изгороди. — Слыхал? Я настоящий поэт. Эй! — он снял Мухоножку со своей макушки и поднес его к лицу. — Что же ты молчишь? И вид у тебя несчастный. Может быть, ты все же был к нему привязан, к этому драконьему убийце?

— Нет! — Мухоножка возмущенно потряс головой. — Просто… — он почесал свой острый нос. — Это слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой, понимаете? Я столько бесконечных лет мучился с ним и боялся его, века напролет, а теперь… — он взглянул на мальчика, — а теперь его просто занесло песком? Нет! — он покачал головой. — В это я не могу поверить.

— Да брось ты! — Бен похлопал его пальцем по узкой груди. — Не похоже было, что гном лжет. А в пустыне полно барханов. Я видел по телевизору. Такой бархан заносит верблюда в одно мгновение, как мошку. Правда!