Повелитель эллов. Фантастический роман
Шрифт:
— Да. И понятия «я».
— Как это нет «я»? Ну вот, вы — это вы. А другой элл — это он. Я не понимаю, как вы можете обойтись без «я».
— У нас нет «я». Мы все — мы. Что такое «я»?
Я застонал мысленно. Я стремительно превращался из толкового словаря в философский. Ответь ему. Я, я должен отвечать, к сожалению, я, а не мы.
— Мы на нашей планете — это миллионы отдельных людей, каждый из которых ощущает себя индивидуальностью. Каждый неповторим. Каждый несет в себе свой мир. Но все вместе мы составляем единую человеческую семью. Я думал, что мы не совсем понимаем друг друга из-за языка. Вот вы разговариваете
— Нет, все мы получаем информацию, — все так же ровно, каким-то скрипучим голосом сказал элл.
Спокойно, приказал я себе, еще не хватало начать сердиться. Лучше постараться отбросить все привычные земные представления.
— Но это же вы, а не другие. Вот я произношу эти слова…
— Произношу — это «говорю»?
— Да. Я произношу эти слова, вы их понимаете, и эта информация сейчас в вашем мозгу. Так?
— В нашем мозгу, — с бесконечным терпением проскрипел элл.
— Разрешите? — Я осторожно коснулся рукой его головы. — Это ваш мозг?
— Мозг находится здесь, — элл показал себе на грудь, — но это наш мозг. То, что вы говорите, попадает в наш мозг.
— Я с вами разговариваю, а другие эллы участвуют в беседе?
— У нас нет этих эллов и других эллов. Мы все — мы. Мы сейчас с вами разговариваем, мы пытаемся объяснить вам какие-то наши понятия, мы пытаемся понять вас.
— И если я сейчас выйду и подойду к первому встречному, он уже будет знать содержание нашего разговора?
— А как же может быть иначе? Мы все участвуем в этом разговоре. Иначе не может быть.
— Одновременно?
— А как еще можно участвовать?
— Хорошо. Но это значит, что все эллы сейчас занимаются беседой со мной. А если нужно делать что-то еще? Все ведь заняты, так?
— Мы одновременно заняты многими вещами, и вместе с информацией о вас мы получаем много другой информации.
— Например?
— Например, у Больших развалин появилось много багрянца — это наша любимая еда. Пора протирать стены, на них уже легло много пыли. За крайними стенами лежит корр. И многое другое.
Как я уже говорил, учился я в школе неважно, и познания мои в окружающем нас мире физических, химических и биологических явлений обрывочны, случайны, о чем я давно немало жалею. Я уже давно понял, что вижу многие вещи словно через плохо наведенный на резкость объектив: линии смазаны, контуры размыты, детали не различаются. Ах, мстит, мстит отроческая лень, заставляя постоянно ощущать себя недоучкой. Конечно, каких-то верхов я понахватался, самые глубокие провалы в своих знаниях кое-как засыпал с помощью научно-популярных книг и видео, но все равно комплекс недоросля сидел во мне крепко, и похоже было, что устроился он там основательно, надолго. Но тем не менее у меня хватило эрудиции на сравнение с компьютерами, подсоединенными к общей системе. Вводимая в какой-нибудь отдельный компьютер информация мгновенно начинает циркулировать во всей системе. Да, но…
— Вы можете испытывать боль?
— Боль?
— Как-то ваш организм реагирует на повреждения, травмы, раны?
— Да.
— И все эллы реагируют?
— Конечно.
— Значит, вы как бы один организм?
— Да.
Может быть, подумал я, именно поэтому они с такой скоростью овладели нашим языком? Сотни мозгов, объединенных в одну систему. Практически безграничная память. Но с другой стороны, этот один огромный
Все эти странности обрушились на меня целой грудой еле пережеванных фактов и понятий, и я чувствовал, что еще немножко, и они завалят меня с головой. Потом, потом буду обдумывать я странный мир эллов, а сейчас нужно выбираться на твердый берег.
— Если вы не возражаете, — сказал я, — мне бы хотелось узнать о той задаче, что привела меня на Элинию.
— Да, конечно. Мы не сразу сказали вам, чтобы мы могли лучше освоить ваш язык. Чтобы вы поняли нашу проблему, нам придется начать издалека. Когда-то эллы были не такими. Это было давно, и в нашей памяти многое стерлось. Мы были не такими, как сейчас. Может быть, мы были похожи на вас. Мы не знаем. Не помним. Когда вы увидите развалины каких-то сооружений, вы спросите, кто создал когда-то эти города. Мы не знаем. Может быть, мы. Может быть, не мы.
Мы сохранили с тех незапамятных времен лишь отвращение к жестокости, оружию и безумному знанию.
— Что такое «безумное знание»?
— Это знание, которое постоянно стремится к расширению. Которое не знает покоя. Которое накапливается все быстрее и быстрее, пока не превращается в силу, с которой уже невозможно справиться. Мы не принимаем ни жестокости, ни такого знания. И долго, очень долго наш маленький мир был спокоен. Мы плыли сквозь море времени прямым курсом, из никуда в никуда. Мы не знали бурь и потрясений. В нашем мире ничего не происходило, и это было хорошо. Нам казалось, что мы победили своих врагов раз и навсегда.
— У вас есть враги?
— Были.
— Но кто же они?
— Мы уже сказали вам. Это неутолимая жажда познания, жестокость, насилие. Но мы ошибались. Мы забыли о том, что не мы одни населяем нашу планету. Вернее, мы всегда знали о существовании корров, но мы не интересовались ими, а они — нами. Иногда мы видели их издалека, но они не подходили к нашим стенам.
— Они разумные существа?
— Нет, мы не считаем их разумными. Они дикие. Это скорее животные. Они не знают цивилизации. Вот и все, что мы знаем о них. Но в последнее время они изменились. Они вдруг стали нападать на нас, и многие из нас исчезли.
— Исчезли? Может быть, погибли?
— Может быть, погибли.
— Вы не знаете? Вы же говорили, что вы — один организм, что вы испытываете боль каждого, смерть каждого.
— Да.
— Но тогда вы должны знать, что случилось с пропавшими.
— Мы не знаем. Мы знаем, что пропавшие были похищены коррами, и мы их перестали ощущать. Они исчезли из нашего сознания.
— Значит, они все-таки погибли?
— Мы не знаем.
— Но раз вы перестали их ощущать, значит, они погибли. Так?