Повелитель гроз

Ли Танит

— Ах, до чего банальное заявление! Какое предательство твоих крестьянских корней! — колко уронила Лики.

Но через некоторое время, когда он принялся ласкать ее в темноте, она говорила ему уже совсем другие вещи.

Перед рассветом над холмами пронеслась гроза. Он проснулся, вынырнув из затягивающей бездны сна, и какой-то миг не мог вспомнить, где находится. Перед ним сидела темнокожая девушка, расчесывая волосы. Когда она обернулась к нему, глаза ее сверкнули в тусклом предутреннем свете, как холодные драгоценные камни.

— Астарис тоже видит сны, — произнесла она резко. В ее характере было время от времени говорить ему резкости, в особенности

когда он был уязвим, как сейчас. Она знала о преследующем его ночном кошмаре, но не о его содержании.

— Значит, принцесса обсуждает с тобой свои сны?

— Нет, конечно. Но как-то раз она забыла у кровати листок бумаги, где был очень подробно изложен ее сон.

— И ты, разумеется, все прочитала.

— А почему бы и нет? Там было написано: «Мне снова снилась белая женщина, рассыпавшаяся в прах». Вот и все. Я очень хорошо это помню.

Ральднор почувствовал, как по спине у него пробежал холодок, а волоски на шее встали дыбом. Он резко сел.

— Когда это было?

— Отпусти плечо, ты делаешь мне больно! День или два назад. Не помню. Так теперь ты хочешь не меня, а Астарис?

— Сейчас я покажу тебе, кого хочу, маловерная сучка! — Он стряхнул с себя ледяные мурашки, толкнул ее на кровать и попытался избавиться от запредельного страха в ее золотых объятиях.

Прощание состоялось на рассвете — интимное между королем и его невестой, и публичное перед шатрами. Войска стояли навытяжку, Волки держались молодцами.

Ральднор был в некотором роде пьян, когда просил разрешения набирать отряд среди Драконьей гвардии, своих противников — но зато после этого достаточно трезв. Он подбирал своих людей со всей серьезностью — а капитанов даже более чем с серьезностью, и не из гвардии. Пребывание в дружине Катаоса научило его не только приемам боя. Он выискивал рекрутов в обычной армии — зеленых новичков, молодых и неопытных. Им очень льстило быть выделенными из общей массы, и было несложно подогнать этих новобранцев под его требования и произвести на них впечатление. Он, как и Ригон, пользовался определенной репутацией, но, в отличие от учителя, использовал ее с большим толком. Они видели, как он управляется с мечом, топором и копьем, а когда Котон, попавший в отряд из Колесничных войск, обучил его обращению с этим хрупким дорфарианским средством передвижения, они увидели, что он, ко всему прочему, еще и прекрасный возничий. Своих ветеранов он отбирал очень умело. Как и Котон, они были солдатами, достигшими высот в определенном ремесле, но лишь в нем одном — ограниченными людьми, которые вполне довольствовались сытной едой и высоким жалованьем из его рук и не обращали внимания на то, что их накрывает его тень, все более и более длинная. Ибо за достаточно краткое пребывание в Лин-Абиссе он провел с Амреком немало часов и сумел добиться поразительно много. Когда-то его жизнь была неторопливой, теперь же он наверстывал все бесполезно потерянные годы.

Повелитель Гроз в сопровождении своей гвардии и слуг проскакал по холмам, миновав Мигшу, и скрылся из виду. Было еще слишком раннее время года для того, чтобы их путь отмечал шлейф густой пыли, но на пути процессии Астарис попадалось немало грязи.

Принцесса вновь обрела свое одиночество и наслаждалась им. Она ощутила, как в ответ на боль Амрека в ее душе, удивив ее самое, шевельнулось какое-то материнское чувство, но даже это слабое переживание стало для нее утомительным. Он так сильно зависел от нее. Она ощутила его тоску, но все же непроницаемые барьеры отгораживали ее от него точно так же, как и от всех остальных. Она испытывала странное чувство близости без интимности, понимания без знания — слепое соприкосновение сквозь множество слоев газа. Когда он уехал, она почувствовала себя лишенной даже той малости, которой достигла с ним. Совершенно внезапно он снова стал для нее незнакомцем. Но этот незнакомец утомил ее.

Они миновали Мигшу, продолжая двигаться на север. На всех празднествах она сидела, точно кукла, и рано уходила к себе. В коконе собственных ощущений она не замечала, что порой новый Дракон-Лорд Амрека очень внимательно наблюдает за ней, ибо, как всегда, вряд ли вообще замечала хоть что-нибудь.

На улицах прекрасных городов Зарависса девушки кидали им первые цветы, дождем осыпавшие процессию и сминавшиеся ногами солдат, копытами вьючных животных и колесами повозок. Запах этих смятых, раздавленных цветов стал для Ральднора, ехавшего во главе своих Волков, символом всего путешествия через Зарависс — он да еще взгляды женщин, останавливающиеся на его лице.

Теплыми влажными вечерами женщины приходили к воротам гарнизона, облаченные в самые роскошные наряды, требуя удовольствия развлекать его. Часовые дразнили их, спрашивая, не устроят ли посетительниц они сами, и в конце концов утешали отвергнутых. Что-то из прошлого Ральднора восставало против этого, вызывая у него омерзение. Все висские женщины были распутными дочерьми Красной Луны. Легкие победы, которыми он поначалу упивался после годов безразличия женщин Равнин, уже начали приедаться. А эти темнокожие дамы к тому же были ревнивицами, что он частенько замечал и за Лики.

Они ступили на землю Оммоса, и здесь в нем опять властно заговорило прошлое.

Тесная земля с тесными городами, которой правили жестокие и извращенные законы. Невеста Амрека не дождалась здесь почестей, ибо была всего лишь женщиной, сосудом для еще не рожденных мужчин. Процессия жила в своем собственном метрополисе, каждый раз разбивая лагерь. Они остановились лишь однажды, в Хетта-Паре, столице, подчинившись требованиям этикета. Король Угар чем-то неуловимо напомнил Ральднору Йир-Дакана; это было неизбежно. Ральднор смотрел на пышные пиры, на танцоров с огнем, на бесчисленных Зароков с огненными чревами, на хорошеньких жеманных мальчиков с хмурыми лицами. Здесь его осаждали не женщины, а мужчины. Его передергивало от отвращения, но в числе прочего он научился сардоническому такту.

В Хетта-Паре он спал особенно скверно.

На вторую и третью столичные ночи он поднялся и отправился бродить по сумрачным верхним галереям дворца, открытым в небеса, усыпанные небывало огромными звездами. Он думал об Орклосе — и об Аниси. На несколько коротких мучительных секунд он снова стал сыном степей. Наконец-то здесь, среди камней Оммоса, он понял, какими жалкими должны были казаться Аниси ее жизнь и красота.

А потом он увидел нечто, показавшееся знамением, непонятным, но могущественным.

Отделенная от него многими стенами и пропастями, женщина с кроваво-красными волосами стояла на своем балконе, окутанная ослепительной снежной белизной. Астарис, одетая в плащ из цельной шкуры безупречно белоснежного волка, преподнесенной ей лордом Катаосом, который купил этот мех через посредника на рынке Абиссы.

Ральднор содрогнулся.

Отвернувшись, он пошел по коридорам обратно. Она казалась ему призраком. И он не мог забыть, что им снился один и тот же сон. Аниси стала странным мостом между ними.