Повелитель крылатого диска
Шрифт:
– Перестань оказывать мне знаки внимания, – бесцветным голосом сказал Тотимес, когда они уединились в беседке. – Будь прежней Хати, моей единственной подругой и советчицей.
– Охотно, – согласилась Катя.
– Наверно, ты хочешь знать, что привело меня сюда, – продолжал Тотимес. – Ответ прост: я не хочу быть фараоном.
– Я знаю об этом и понимаю тебя, – ответила Катя. – Утешься! Быть фараоном предначертано не тебе. Фактически фараоном будет Сетнанх. Тебе даже не придётся сидеть на троне.
– Но меня хотят сделать фараоном! Моя матушка Мутнофрет спит и видит меня владыкой Египта, – Тотимес перешёл на шёпот: – Она думает, что мы сможем победить Сетнанха… А ты сама посмотри: сколько в моей свите шпионов Дома Покоя. Меня, можно сказать, привели сюда под конвоем.
– Твоя матушка заблуждается, – заметила Катя. – Сетнанх сейчас очень силён. Так силён, что с ним могут справиться одни только боги. Если боги будут против Сетнанха, тогда ты победишь.
– Нет. Этому не бывать. Я боюсь Сетнанха. Боюсь так сильно, что не помогут и боги.
– Но ты любишь его дочь Исет?
– Люблю, и с этим ничего не поделаешь.
Катя отвернулась и произнесла с наигранным равнодушием:
– Тогда женись и отдай корону Сетнанху. Подумаешь, Египтом будет править другая династия.
– Хати, твоя ирония неуместна, – вздохнул Тотимес. – Каким бы жалким я тебе ни казался, знай, что я – сын своего отца. Я – сын Великого Тутмоса-освободителя! И я лучше погибну, чем отдам корону убийце моего отца и брата!
– Эти слова делают тебе честь, братец. Так чего ты от меня хочешь?
– Тебя прочат в регенты. Но для этого ты должна стать моей женой. Женой калеки. Не знаю, способна ли ты на такую жертву ради Египта?
Катя молчала, и Тотимес заговорил снова:
– Наша свадьба… Наш союз… Всё это будет понарошку, несерьёзно. Ты – моя сестра, и я буду любить тебя как сестру. Буду во всём тебя слушаться. Буду во всём тебе потакать. Ты будешь владычицей страны Та-Кемет. А Сетнанха пошлём пасти свиней, большего он не заслуживает.
– Ты не боишься, что нас подслушают?
Тотимес оглянулся на свиту. Было видно, что он боится, но не хочет в этом признаться.
– Они ничего не услышат. Лишь бы здесь, в саду, никого не было. Так что ты мне ответишь?
– Думаю, мне придётся стать твоей женой, придётся стать регентом. Но кто поддержит меня? Кто защитит меня от Сетнанха? Возможно, уже сейчас он замыслил избавиться от меня и часы мои сочтены.
– В самом деле, я слышал, все офицеры арестованы. Но где твой Нехси? Он один стоит десяти воинов. Призови его, и он не только защитит тебя, но и свергнет Сетнанха.
– Нехси далеко. Я отправила его в Ра-Сетау. По делу.
– Плохо. Во что бы то ни стало, нам нужно продержаться до его возвращения. Пожалуй, придётся объявить, что ты не желаешь выходить за меня замуж. Эта маленькая ложь спасёт тебе жизнь.
– Это не ложь, – потупилась Катя. – Я действительно не хочу выходить за тебя.
– Знаю, – кисло улыбнулся Тотимес. – Я больной, калека… Бывают минуты, когда я испытываю отвращение к самому себе.
– Ты добрый, – Катя отважилась погладить наследника по голове. – Ты честный. Ты сын своего отца. И ты хороший брат. Поэтому я люблю тебя.
– Телячьи нежности! – воскликнул Тотимес, вставая. – Сестра, ты забыла, что я – без пяти минут фараон!
Катя испугалась, вскочила, но Тотимес уже подмигнул ей. Глаза его улыбались.
– Это – для свиты, – вполголоса пояснил он. – Пусть думают, что мы с тобой поругались.
Катя, не веря, кивнула. А Тотимес, прихрамывая, пошёл к выходу.
Едва за ним и его свитой захлопнулась дверь, в саду появились Сенмут и Мерит.
– Почему вы убежали? – хмуря брови, спросила их Катя.
– На всякий случай, – за двоих ответил Сенмут. – Пажу лучше держаться подальше от господина и поближе к кухне. Кстати, о кухне. Пора бы уже позавтракать.
– Ты быстро освоился при дворе, – усмехнулась Катя. – Похоже, ты явился сюда только затем, чтобы спать и есть. А кто же будет восхвалять мою лучезарность?
– Конечно, я. Но для того, чтоб восхвалять, поэту нужно подкрепиться.
– Завтрака сегодня не будет, – сказала Мерит. – По случаю двойного траура кушать ничего нельзя. До обеда. Можно только пить воду.
– Воду так воду, – вздохнул Сенмут, доставая из-за пазухи спелые финики, которые он успел нарвать в саду.
«Вот пройдоха этот Сенмут! – подумала Катя, удивляясь находчивости пажа. – Но почему он так развязно себя ведёт? Забыл, где находится? Или думает, что Хатшепсут станет терпеть его выходки? В любом случае поведение пажа настораживает».
– Святотатец! – сказала Катя. – Как смеешь ты есть во время траура, в присутствии скорбящей царевны?!
– Если я сейчас не поем, то умру, – с улыбкой ответил Сенмут. – Тогда во дворце объявят не двойной, а тройной траур. И тебе опять придётся пить по утрам воду.
Катя нахмурилась и приказала служанке:
– Мерит! Сбегай в сад, нарви нам с тобой фиников. Надеюсь, этот прохвост оставил там что-нибудь.
Мерит убежала, а Сенмут, мгновенно став серьёзным, сказал:
– Лучезарная, боюсь, что скоро тебе придётся питаться лишь фруктами из твоего сада.
– Это ещё почему? – удивилась Катя.
– Сестра Сетнанха – правительница Дома Пищи – непременно прикажет отравить тебя.
– Ты думаешь, она осмелится?
– Осмелилась же она отравить фараона.