Повелитель войны
Шрифт:
Октай приступил к формированию новых пяти туземных дивизий на основе афганских и персидских добровольцев. Привлекает высокой оплатой и статусом. Посмотрим. Но, в принципе, молодец. Только торопиться не надо.
Приехал в Талькан встретиться с философом, как обещал. У Чанчуня было плохое настроение. Заявил, что не упадет передо мной на колени. Так и не надо, в прошлый раз никто не падал, чай пили. Сам поднес ему чашу с чаем, предложил пообедать вместе. Отказался. Думается мне, что философа гордыня заела, самоутверждается на Чингизхане. Жаль, человек, несомненно, умный, а все же придворные штуки и его достали. Может, даже рассчитывал, что упаду перед ним на колени, восхищенный его умом? Мне и тапочки его нравятся, чувствуется, что ноге удобно. Об
…Вывалившись из кавказских ущелий в степи, радостные Чжирхо и Собутай наткнулись на объединенную армию народов степей и предгорий, которая, со всей присущей природным степнякам и кочевникам лихостью, врезала от души новоявленным колумбам. Тут бы им и назад возвратиться, но изворотливый Чжирхо обнаружил среди пленников уже знакомых кипчаков и сразу провернул привычную махинацию. Чего нам ругаться и бороться, неужто свой брат кочевник друг друга не поймет? Бросайте всю эту свору, дружите с нами, у нас добычи столько, что очень хочется с вами поделиться, самим все равно не уволочь. Никому не дадим, а вас сразу полюбили. Развел младенцев. Жадность кипчаков сгубила. Обсели, как вороны, обоз с награбленным. Вах-х! Сначала Чжирхо расколошматил оставленных без подарков, а потом и подарки себе назад вернул, со всем имуществом ошеломленных коварным поворотом судьбы дикарей. Великолепные степи открыл и завоевал, просто великолепные! Очень доволен жизнью и не может выполнить приказ о возвращении, потому что понимает мою радость от произошедшего и постарается ее еще увеличить. Ждите победных реляций, мысленно с вами, ваш верный слуга.
Значит, сейчас осень тысяча двести двадцать второго года. Вот и определились. Можно ехать домой.
…Зиму провели в Самарканде. Китаец читал стихи, переводчик выдавал нерифмованные и плохо связанные по смыслу сентенции. Я практиковался в актерском мастерстве, восстанавливая утраченную в последнее время форму. Благожелательность, заинтересованность, самоуглубленность, попытка понимания услышанного. Все вместе. Где-то так. Выдал в ответ несколько сентенций и три сохранившихся в памяти хокку Басе, наблюдая, не сможет ли из них переводчик создать стихи на китайском? Ломать-то он мастер. Шутка, не смог, конечно. Так же блеял и запинался. Чанчунь всерьез считает, что говорил со мной о чем-то, кроме: «поесть, попить, поехать»? Приказал подготовить указ об освобождении от налогов всех даосских монастырей и монахов. В Си Ся вновь неспокойно.
Чагатай взял у оставленного в Талькане на хозяйстве Октая дивизию, сходил в Газни, который, по его мнению, мог бы поддержать Джелала, если бы тот вернулся. Уничтожил гнездо орла. Отобрал четыреста ремесленников для Монголии, остальных, после разрушения крепости, перебил. У Октая была хорошая крепость, о чем он думал, давая дивизию брату? Ладно, им еще вместе жить после меня, может, и правильно, не воевать же друг с другом. Почему-то я думал, что самый кровавый у меня Зучи. Чагатай до смерти сына был вполне адекватен. Балх, в конце концов, тоже вырежет. Бесполезно следить.
Сохранится в веках Балх, переживет Чагатая, помню, была такая провинция или город. А вот Газни не помню.
Съездил в Бухару, посмотрел, как там идет восстановление. Учитывая религиозность населения, особое внимание уделил храмам. Их надо привести в порядок в первую очередь, остальное постепенно нарастет, воодушевленный народ поможет. Встретился с духовными лидерами, послушал лекцию об исламе, рассказал о программе поддержки и, в их присутствии, отдал необходимые приказы городскому руководству. Расстались довольные друг другом, даже получил приглашение совершить хадж в Мекку. Жаль, но пришлось отказаться. Время у меня ограничено, а Вечное Синее Небо всех видит. Я ему клятву давал. Бог един и он есть.
В Самарканде велел отслужить хотбу – молитву в свою честь. Это значит, что я принимаю корону хорезмшахов, признаю себя
В начале весны, совершая прогулку за городом, неудачно упал с коня. Шел легкой трусцой. Конь оступился, и я вылетел из седла, спиною прямо на камень. Аж дух вон. Кое-как добрался домой. За пару дней никакого облегчения. Позвал китайца с его лекарствами для продления жизни, женьшень какой-нибудь, или – что он там может? Ничего не может, сказал, что такому старому ослу, как я, уже вредно скакать верхом. Пришлось приглашать шаманов. Философ отбыл на родину. На прощание вручил ему указ об освобождении от налогов. Надо было чего-нибудь умное сказать. Ничего не придумал. Спина еще здорово болит, да и вообще, я – не большой оратор.
К лету перебрался на северный берег Сырдарьи, в долину Чирчика, где-то – южнее Ташкента. Дальше пока спина не позволяет. Октай закончил формирование новых пяти дивизий, просится приехать ко мне, хочет захватить с собой Чагатая и потом оставить. Джигиты мосульского атабека замечены на наших южных территориях. Там еще недостаточно преданных нам войск, и атабек этим нагло пользуется.
Отписал ему, что после Хорезма могу легко присоединить к нам Мосул, только атабек мне уже не потребуется. То есть: сиди тихо и дыши через раз, пока мои сыновья и внуки тебя не завоевали. Лет десять-пятнадцать лишних проживешь. Октаю приказал заложить еще пять дивизий. Пора разыскивать остатки разбежавшейся армии Мухаммада и ставить в строй на довольствие. Толуй вернулся на привычное место моего адъютанта, покидать его не желает. Вполне счастлив рядом со мной, мечтает всю жизнь провести возле трона любимого отца, только не отсылай никуда. Все это написано на его честной и открытой физиономии. Постоянно пропадает на охоте, очень ждет братьев.
Теркен-хатун и все родственники, жены, дети Мухаммада, захваченные нами, отправляются со мной жить в Монголию. Выезжая из Самарканда, забрал освободившиеся после пересменки две прошлогодние монгольские дивизии. С нами побудут, до самых границ Монголии. Расхулиганился и провел в Самарканде парад победителей. Через главные городские ворота выезжали построенные в четыре ряда две монгольские дивизии, а у ворот, в степи, по обе стороны дороги, сидел весь бывший двор Мухаммада, подобно цыганскому табору, и дружно подвывал. Черт его знает, может, цыгане и не от индусов, а от этих канглов произошли? Очень на табор было похоже.
Приставленные к канглам воины бичами поддерживали нужный настрой, не давали замолкать и уставать. Когда проехал последний ряд, подняли это стадо и погнали по пыльной дороге, вслед уходящей коннице. Детей и ослабших женщин посадили на повозки. Я разрешил сажать всех, кроме одной. Впереди задавала темп движения привязанная к арбе цепью за ошейник «главная женщина планеты». Рядом с арбой скакал игривый жеребенок, а увязавшаяся из города шавка пыталась схватить за ноги то его, то Теркен-хатун.
Глава 28
Опять меня Си Ся беспокоит. Чешется. После нашего последнего, но – только устного контакта, Си Ся целый год прилежно воевала с Цинь. Без особого результата, да все же делом была занята. Потому как – с империей Сун договаривалась. Те в будущей совместной жизни брали на себя все осадные работы, а Си Ся предоставляла войска для полевых ратных трудов. Такая складчина у них наметилась. И вот, три года назад, шестью колоннами из разных городов, под командованием шести генералов, армия Сун вторглась в остатки империи Цинь. Ура! Рано. Только двое оказались не совсем дураками: Чжи Цзюнь взял Лайюаньчжень и разгромил примерно дивизию циньцев под Диньюаньчэном. Ван Шисинь взял Яньчуаньчжэнь. Это все. Чэнь Синь осаждал вместе с тангутами Гунчжоу и получил по морде за компанию. Остальные совсем ничего не смогли сделать и, быстро нахватав, кто чего успел, скрылись за горизонтом, бросив бедную Си Сю в слезах. Да, девушка, мужчины тоже разными бывают. Ни тебе цветов, ни комплиментов. Гражданский брак, сочувствую.