Повелители Огня
Шрифт:
Смотритель смолчал, что должно было означать согласие. Он развернул афишу и стал разглядывать картинку. Рисовала ее Анна, и Дженни очень нравился результат, там была вся труппа, даже она, Дженни. Правда, совсем маленькая, потому что далеко — на канате над всеми. Но неважно, что маленькая, ведь это же была она!
— Я думал, ты будешь разыгрывать перед ним этакого весельчака, — сказал Эрик, когда домик смотрителя остался позади, и они зашагали по улице, — ну, там… смеяться, сыпать шуточками, хлопать по плечу и все такое.
— Как бы не так, — вздохнул Папаша. — Весельчака
Они свернули на другую улицу, и Дженни поняла смыл последней фразы. Здесь было людно и… толкливо. Десятки людей сновали по мостовой в обе стороны, отскакивали перед проезжающими повозками в последний миг, оборачивались, ругали возниц, те, в свою очередь, покрикивали на прохожих… Столица!
И дома здесь были совсем другие, не те, которые Дженни разглядела в окно фургона на окраине. Эти повыше, побогаче, но все-таки — ничего особенного, такие можно увидеть где угодно, они не достойны возвышающегося над ними Вулкана. Взгляд Дженни то и дело обращался к серой громаде горы, усеянной рубинами вилл.
Вулкан, возносящийся над крышами, притягивал ее взгляд. Интересно, как живут лорды Повелители Огня, о чем мечтают, чем занимаются на протяжении дня, какие блюда готовят им придворные повара… и какие платья шьют их дамам? Дженни глядела на Вулкан больше, чем под ноги. Тот, кто привык ходить над площадью по канату, умеет держать равновесие, не пялясь вниз. И эта привычка сыграла с ней злую шутку. Дженни замечталась, глядя на сияющие окна дворцов над городом и взвизгнула, когда под ноги попалось что-то живое и мягкое. Серо-оранжевый неопрятный ком метнулся из-под башмаков, запищал, застрекотал, скаля мелки зубки и сверкая круглыми черными глазками.
Дженни отпрыгнула за спину Папаше, разглядывая диковинное существо. Сгорбленное, покрытое серой шерстью, оно сердито потирало отдавленную лапу и шевелило усами на вытянутой морде. Ростом это мохнатое уродство, когда не сутулилось, было больше трех футов.
Только потом Дженни заметила, что на улице суетится не меньше десятка таких крысоподобных тварей. Все они были в оранжевых жилетах и выглядели очень деловитыми. Низко склонившись, шарили тощими лапами по мостовой, сгребали, подбирали, таскали в рот и тут же пережевывали, так что усы ходили вверх и вниз.
— Дженни, не отставай, — позвал Папаша, — не то потеряешься. Что там такое? А, это ратлер. Ничего, идем, идем.
— Я тоже едва не наступил, — поддакнул Эрик, чтобы ободрить сестру, — они здесь сами под ноги лезут.
Потом, семеня следом за мужчинами, Дженни заметила, что на ратлеров то и дело кто-нибудь натыкается. И никого это беспокоит —
Оглянувшись, она увидела, что ратлер, которого она невольно обидела, уже вернулся к работе и не глядит вслед. Это несколько успокоило.
— Ратлеры служат городу, убирают отходы, — пояснил Папаша. — Эверонцы научились их не замечать. Даже шутят: если ты увидел ратлера на улице, значит, ты не местный. Бедняги носят яркие жилеты, но не помогает! Так что не смущайся и шагай живее. Я уже чую запах денег.
Произнося эти слова, он азартно вертел головой, его ноздри раздувались, словно впрямь пытались среди всевозможных ароматов улицы уловить названный запах. Папаша искал ломбард. Дженни это понимала, не задавая вопросов, потому что история повторялась не раз. В фургоне имелась одна-единственная по-настоящему большая ценность, золотой диск на цепочке с красивой гравированной звездой из серебра. Несколько необычно — украшать золото менее ценным серебром, но это ювелирное изделие невесть почему сделали именно таким. Звезда, восемь тонких и стройных лучиков, словно светилась на фоне благородного золота, и в целом вещь производила сильное впечатление. Что-то в ней было завораживающее, гипнотическое.
Папаша никогда не говорил, откуда у него такая диковина. Эрик утверждал, что этот медальон он нашел с кем-то из малышей, которых собирал у обочины в своем бесконечном странствии. Кому именно принадлежит этот предмет? Они никогда не обсуждали, потому что все, принадлежащее одному, являлось достоянием семьи. Вот этот баснословно дорогой медальон Папаша отдавал в заклад, получая ссуду, когда фургон прикатывал в новое место. Потом, заработав на выступлениях, они выкупали серебряную звезду и, прибыв в новое место, снова отдавали в заклад.
Папаша именовал такой процесс «извлечением медяков из золота», и именно этим собирался заняться. Оставалось отыскать приличное заведение, ссужающее под залог. Вот поэтому они стремились к центру, проталкиваясь сквозь снующих горожан и обходя копошащихся в грязи ратлеров. Бурмаль хотел занять денег в приличном респектабельном заведении, благо заклад имел солидный.
Когда-то Пьер спросил, почему нужен именно богатый ломбард. В богатом меньше риск, ответил тогда Папаша. Владельцы мелких заведений на окраине могут оказаться наводчиками местного ворья. Да у них и монет-то не сыщется под такое обеспечение!
Чем дальше от окраины, тем круче становился подъем, чище мостовые и богаче фасады домов. И Папаша вертел головой все быстрее. И вот он заметил вывеску: «Дрейкензер и компаньоны. Ссуды под залог». Вывеска была высечена в полированном зеленом камне, вмурованном в фасад весьма солидного строения, буквы позолочены. По правде говоря, здание больше напоминало крепость, чем городской дом. Это Папаше явно понравилось, и он, резко свернув, устремился к входу. Эрик и Дженни, поторопились и успели настичь его у самой двери.