Повеса с ледяным сердцем
Шрифт:
— Но как это произошло… когда… что?
— Пожалуйста, не заставляйте меня объясняться.
Но леди Гвендолин, жена-ветеран политика-ветерана, была неумолима. Она словно занялась удалением зуба, что требовало от нее умения и решимости. И вскоре леди Гвендолин узнала все, что случилось с Генриеттой.
— Моя дорогая, разве ты не знаешь, что Рейф Сент-Олбен неисправимый бабник? Если хоть часть этой истории станет известна, ты погибла, никто не поверит, что ты могла провести так много времени с ним и сохранить девственность.
— Он не бабник, — возразила
— Ну, я никак не могла предположить, что в мире найдутся хорошие повесы, — сказала леди Гвендолин, приподняв бровь. Ее худшие опасения подтвердились.
— Что ж, Рейф именно такой. Он только… он не… он не соблазнитель, — заявила Генриетта, забывая о том, что ее слова лишь подтверждают, что он именно такой. — И к тому же меня не волнует, что другие говорят о нем, кроме… о, я не вынесу, если это скажется на вас, дорогая тетя, ведь вы так добры ко мне.
Генриетта обняла тетю. Леди Гвендолин, не склонная к бурным излияниям чувств, неловко погладила ее.
— Будет тебе. Если ты уверяешь, что ты… что тебе в этом смысле не о чем беспокоиться, — заговорила она, изменяя присущей ей откровенности.
— Тетя, вам не о чем беспокоиться, — ответила Генриетта, избегая смотреть ей в глаза.
Леди Гвендолин скривила губы, почувствовав огромное облегчение оттого, что Генриетта приходится ей не дочерью, а племянницей.
— Что ж, нам остается только надеяться, — сухо заметила она, безмолвно молясь, что обе не напрасно лелеют надежды.
Глава 11
Рейф провел тревожную ночь, расхаживая по своей спальне. Сбросив вечернюю одежду, он натянул шелковый халат, напоминавший тот парчовый, который был на Генриетте в Вудфилд-Манор. В нем она казалась потерянной. И милой. А он не мог оторвать глаз от ее губ. Называл их неотразимо соблазнительными.
Знакомый спазм в животе не отпускал. Рейф распахнул окно и выглянул на улицу. Ни души. Ни в одном окне не горел свет. В нескольких улицах отсюда, на Беркли-сквер, Генриетта, наверное, подоткнула под себя одеяло в постели. Ему хотелось знать, спит ли она или думает о нем.
— К черту все!
Уже поздно, слишком поздно притворяться, что ему все равно. Однако это волновало и пугало его. Весь его опыт свидетельствовал о том, сколь много страданий может принести любовь. Рейф ни за что не подвергнет себя новым испытаниям. Более того, не позволит Генриетте испытать все это. Рейф не в силах дать ей счастье, это не в его власти, но он не допустит, чтобы она стала еще несчастнее, даже если ради этого придется пойти на огромную жертву — отказаться от нее.
Значит что, конец? Да, иного выхода не было. Генриетта отвергла то, что он был в силах предложить, он не мог предложить того, что она хотела. Лучше полный разрыв с окончательным выяснением отношений. Ему отчаянно хотелось, чтобы она его поняла. Если он не мог предложить ничего иного, то можно постараться
Сможет ли он пойти на это? От одной только мысли об этом ему становилось дурно. Однако выбора не оставалось. Полный разрыв, и тогда он избавится от гноящейся раны. Возможно, свыкнется с жизнью без нее.
Когда следующим утром дамы завтракали, громкий стук в дверь возвестил о том, что на Беркли-сквер гости.
— Подумать только, кто это в столь неурочный час? — удивилась леди Гвендолин, ибо было еще слишком рано для утренних визитов.
Ждать пришлось недолго. Вскоре ее любопытство было удовлетворено.
— Миледи, пришел лорд Пентленд. Он желает поговорить с мисс Маркхэм, — сообщил дворецкий.
Генриетта со стуком поставила свою чашку с кофе на изящное блюдце, пролив остатки на сверкавшую белизной скатерть.
— Нас нет дома, — твердо ответила леди Гвендолин. — Сиди, дорогая, ешь своей завтрак.
— Но, тетя Гвендолин, я забыла сказать вам…
— Генриетта, по-моему, мы вчера договорились, что эта тема исчерпана, — сказала леди Гвендолин, бросая на нее полный упрека взгляд. — Скажи лорду Пентленду, что мы решительно никого не принимаем, — твердо приказала она дворецкому, ждавшему распоряжений.
— Вы можете сказать мне это лично. Но в действительности вы ведь дома. Доброе утро, леди Леттисбери-Хайт. — Рейф стоял в дверях, держа шляпу в одной руке и хлыст в другой. — Генриетта. — Он поклонился.
— Рейф! Простите, лорд Пентленд. Я хотела сказать…
— Что значит это неподобающее вторжение, милорд? — спросила леди Гвендолин самым высокомерным тоном и потянулась к своему лорнету.
— Я пришел, чтобы везти вашу племянницу на прогулку, — ответил Рейф, не обращая ни малейшего внимания на полный подозрения взгляд, которым леди Гвендолин удостоила его.
— Моя племянница не желает гулять с вами. Откровенно говоря, она вообще не желает иметь ничего общего с вами ни при каких обстоятельствах.
— Я думаю, таково не ее, а ваше желание, — возразил Рейф, проходя в столовую мимо дворецкого. — Дело в том, что мы с ней уже договорились об этом. Могу заверить вас обеих, прогулка будет носить исключительно познавательный характер.
— О чем вы договорились? Генриетта, ты поступишь верно, если учтешь мое…
Но Генриетта уже отодвинула стул.
— Простите, тетя, но я должна ехать. Я не могу… вы ведь слышали, что Рейф… лорд Пентленд сказал. Хоть один раз…
— Если тебя заметят в его обществе, этот раз и навсегда запятнает твою репутацию… особенно после того спектакля, который вы оба устроили на вчерашней вечеринке, — откровенно сказала леди Гвендолин. — Генриетта! Ради бога, девочка, если тебе надобно поговорить с этим мужчиной, сделай это здесь, вдали от людских глаз. Ведь так ты оградишь себя от осуждающих взоров. Однако предупреждаю вас, милорд, — сказала она, обращаясь к Рейфу, — если вы еще раз явитесь без предупреждения, я без колебаний распоряжусь выдворить вас из моего дома и не посмотрю на то, что вы граф.