Повесть о детстве
Шрифт:
Но почему обязательно курица? А какие чудеса можно сделать из морковки, щавеля, лука, капусты, если в доме ещё есть мука и масло... Покупали у Фрейды. Зачем? Разве нельзя сходить к привозу и сделать покупки у крестьян? Всё свежее и вдвое дешевле. Нет, главное — надо экономить!
Такой наказ даёт себе бабушка. Но Сёме от этого не жарко и не холодно. Всё равно он один, и ему некуда деть себя. Как жаль, что провалилось дело с Гершем, с этим толстым мошенником, с этим старым плутом. Но всё-таки хорошо, что Сёма догадался в первый же день спросить о своём заработке:
Сёма сидит над толстой книгой, бабушка с восхищением смотрит на него. Он читает, как взрослый, с таким выражением! Бабушке некогда — она месит тесто, ей ещё нужно порубить мясо, растереть лук и взбить белки,— но разве можно не подойти к мальчику, когда он читает?
«Шесть лет засевай землю свою и собирай произведения её. А в седьмой оставляй её в покое, не. трогай её, чтобы питались неимущие из народа твоего, а остатками после них питались звери полевые...»
Интересные вещи пишет этот старик... Только Сёма не понимает его. Какая земля? Какие остатки? Где они? Старый Нос знает, что есть земля пана Лисовского, есть земля пана Квятко и есть даже земля господина Магазаника. Но он что-то нигде не слышал, что есть ещё земля Сёмы Гольдина. А может быть, правда есть и кто-нибудь обокрал его? И Сёма как бы невзначай спрашивает бабушку:
— Да, бабушка, я совсем забыл, где моя земля?
— Какая земля? Что с тобой?
— Ну, та, которую на седьмой год нужно оставлять в покое.
— Что ты мелешь, Старый Нос, что ты выдумываешь? Сиди и читай. Будь хорошим мальчиком, и я спеку тебе кихеле!
Сёма сердито смотрит на бабушку и вновь берётся за книгу.
«Никакой вдовы и сироты не притесняйте. Если кого-либо из них притеснишь, то едва возопиет ко мне, услышу я вопль его, и возгорится гнев мой, и поражу вас мечом...»
Хорошее — «едва возопию»... Когда папу забрали первый раз и увели в участок, мама так горько плакала, что соседи даже удивлялись, откуда у неё берутся силы. И что же? Мама умерла, а тот офицер, что забрал папу и посадил его за решётку, ходит по улице как ни в чём не бывало, и никто его не то что мечом — пальцем не тронул! Почему, спрашивается?
В комнату входит Моисей; он торопливо моет руки и садится к столу:
— О чём задумался, Старый Нос?
Сёма пожимает плечами:
— Или я ошибаюсь, или он.
— Кто — он?
— Тише,— говорит Сёма и показывает на чёрную книгу.
Моисей смеётся и с любопытством смотрит на Сёму:
— А ты знаешь, кто написал эту книгу?
— Знаю.
— Вот как? А ты помнишь, где сказано: «Трава засыхает, цветы увядают — слово же бога нашего пребудет вечно!»
— Помшо,— смущённо отвечает Сёма.— Здесь сказано.
— И ты после этого спрашиваешь?
Сёма уже не рад, что затеял этот разговор, но отступать ему не хочется.
— Да, спрашиваю! — говорит он дрогнувшим голосом.
— Молодец! — серьёзно отвечает Моисей и притягивает Сёму к себе.— А почему это тебя интересует?
— Надо знать правду!
— Вот как? <— Моисей весело улыбается.— Когда я был мальчиком, мне тоже хотелось поскорее всё узнать. И вот ребе мне сказал: «Слушай, мальчик, если мы видим розу, мы восхищаемся её красотой и не спрашиваем, почему красива она. Если мы видим крапиву, мы остерегаемся её и не спрашиваем, почему колется она. Роза должна радовать, крапива должна обжигать! Всему на свете дано своё, всё на свете предуказано свыше, всё мудро, и не нужно спрашивать. Много будешь знать — скоро состаришься! Много будешь думать — рога вырастут!»
— Ну и что? — спрашивает Сёма.— Ты послушался ребе?
— Чёрта в зубы,— отвечает Моисей, — чёрта в зубы я его послушался! И ты видишь — большие рога у меня выросли или, может быть, я похож на старика?
Сёма, смеясь, щупает его лоб: как будто рога ещё не выросли.
— Так, значит, в этой книге неправда?
— Да.
— Ты же пугаешь меня, дядя Моисей. Это святая книга: если её уронить, надо три дня поститься. Хорошенькое дело!
— А кто тебе сказал, что ты должен обязательно читать святые книги? Разве без них люди не растут?
— Но где ж тогда правда? — испуганно спрашивает Сёма.
— Успокойся,— весело говорит Моисей.— Она живёт и ходит. Ей уже тридцать раз хотели руки и ноги переломить. И всё напрасно. Она ходит и ходит. В каждом городе для неё построили дачу: в Киеве — Лукьяновку, в Москве — Бутырки. Но сколько ей ни строят, всё мало. Её связывали по рукам и ногам, били шомполами, гнали по этапам, пускали сквозь строй, топили в воде, огнём жгли — и хоть бы что: живёт! И будет жить! Понял?
— Нет, дядя Моисей,— вздыхает Сёма,— это я как раз не понял.
— Сколько тебе лет, Старый Нос?
— О, мне уже одиннадцать лет, дядя Моисей.
— Одиннадцать? Тогда это не опасно. У тебя ещё будет время всё понять!
ТОРГОВЛЯ
Когда лавочница Фрейда проходила мимо завода Айзенблита, она думала, что с ней случится удар. Молодой человек, который живёт у Гольдипа, стоит около ворот и торгует какой-то дрянью. Боже мой, можно ли так ошибаться! Ведь только вчера она хотела открыть Сёмкиной бабушке кредит под этого самого квартиранта. Хорошо бы она выглядела сейчас!
Оказывается, что этот Моисей копейки не стоит. Какое счастье, что она не успела сделать этой глупости! Но, с другой стороны, разве могла быть Фрейда умнее всех? Ведь все говорили, что он богач, как будто сами рылись в его карманах. А теперь — здравствуйте пожалуйста! — торгует какими-то палочками. Верь после этого людям!
Моисей действительно открыл торговлю. Рано утром вышел он из дому с ящиком в руках. Бабушка благословила его: пусть
будет удача! Сёма недоуменно смотрел ему вслед. Старый Нос не мог понять арестанта. Сын Лазаря в глазах Сёмы был выше, умнее и смелее окружающих, и то, что он вдруг занялся обычным и скучным делом, обидело и разочаровало мальчика. Нет, не этого он ждал от Моисея. Сёма любил Моисея именно за то, что он не был похож ни на кого.