Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
Шрифт:
– По-моему, одними из самых прекрасных и трогательных являются картины на темы «Вечной печали» и «Ван Чжаоцзюнь» [3] , но они могут послужить недобрым предзнаменованием, – сказал Гэндзи и отложил их в сторону. Затем вытащил ларец, где хранились дневники, которые он вел в годы скитаний, решив, как видно, воспользоваться случаем и показать их госпоже.
Рисунки, привезенные Гэндзи из Сума, растрогали бы даже человека – разумеется, если не был он совершенно лишен чувствительности, – никогда прежде не слыхавшего о его испытаниях. Что же говорить о самом Гэндзи и его супруге? Они еще и очнуться не успели от того незабываемого горестного сна, и надобно ли сказывать, с каким волнением разглядывали они рисунки, столь живо напомнившие им о прошлом? Госпожа тут же принялась пенять Гэндзи за то, что он до сих пор их ей не показывал.
3
«Вечная печаль» – поэма Бо Цзюйи (см. примеч. 23
Право, мне бы не было так одиноко… – говорит она, а Гэндзи, растроганный, отвечает:
– Даже в те дни,Когда жизнь была бесконечнойЧередою невзгод,Так не плакал, как плачу теперь,К минувшему возвращаясь.Разумеется, эти рисунки стоило показать хотя бы Вступившей на Путь Государыне. Выбирая наиболее удачные листы, которые давали ясное представление о его жизни на побережье, Гэндзи уносился мыслями в далекое Акаси: «Как живут они там теперь?»
Услыхав о его приготовлениях, Гон-тюнагон еще усерднее принялся подбирать валики, парчовые обрамления, шнуры и прочие украшения для свитков.
Стояла середина Третьей луны, дни были безоблачными, а люди безмятежными – самая подходящая пора для тихих, изящных развлечений. К тому же на ближайшее время не намечалось никаких торжественных церемоний, так что обе дамы имели довольно досуга, чтобы заниматься живописью.
«Раз уж так получилось, пошлю во Дворец побольше картин, пусть Государь порадуется», – решил Гэндзи и, отобрав лучшие из имеющихся в его доме, отослал их бывшей жрице. В конце концов в покоях каждой дамы собралось множество разнообразнейших произведений живописи.
Пожалуй, самыми изящными и трогательными были картины на темы повестей, причем дама из Сливового павильона предпочитала известные старинные повести, сохранявшие благородный аромат древности, а обитательница дворца Кокидэн имела пристрастие к произведениям современным, поражающим воображение читателей своей изощренностью, привлекающим яркостью слога и новизной содержания, которые, казалось, обеспечивали им преимущество. В ту пору придворные дамы, во всяком случае те из них, кто понимал в этом толк, только и делали, что спорили, какие картины лучше.
Государыня, жившая тогда во Дворце, тоже с увлечением отдавалась этому занятию, иногда даже в ущерб молитвам, ибо любовь к живописи была той слабостью, от которой ей оказалось труднее всего избавиться.
Слыша вокруг себя постоянные споры, Государыня в конце концов решила разделить дам на левых и правых.
На стороне обитательницы Сливового павильона оказались: Хэйнайси-но сукэ, Дзидзю-но найси, Сёсё, а к правым примкнули Дайни-но найси-но сукэ, Тюдзё и Хёэ. Все эти дамы были известны в мире образованностью и тонким вкусом, поэтому Государыня с наслаждением ловила каждое слово, в пылу спора срывавшееся с их уст.
Сначала спор завязался вокруг прародительницы всех повестей, «Повести о старике Такэтори» [4] , которую сопоставляли с историей Тосикагэ из «Повести о дупле» [5] .
– Разумеется, с каждым новым поколением, с каждым новым коленцем бамбука, эта повесть старела, – говорят левые, – и может показаться, что в ней нет ничего необычного. Но подумайте, ведь Кагуя-химэ [6] , живя в мире, исполненном скверны, сумела сохранить чистоту и в конце концов вознеслась к далеким небесам, исполнив свое высокое предопределение. События эти переносят нас в век богов, и, возможно, именно по этой причине они недоступны пониманию нынешних женщин, целиком сосредоточенных на мирском.
4
«Повесть о старике Такэтори» («Такэтори-моногатари») – одна из первых японских повестей (середина IX в.), дошедших до нашего времени (переведена на русский язык В. Н. Марковой, см.: Две старинные японские повести. М., 1976)
5
«Повесть о дупле» («Уцубо-моногатари») – одна из сохранившихся повестей конца X в., авторство которой некоторыми исследователями приписывается Минамото Ситаго (911-989). В повести изображаются четыре поколения одного семейства, связанного с историей появления в Японии цитры «кото». Тосикагэ – герой первой части повести
6
Кагуя-химэ – лунная дева, героиня «Повести о старике Такэтори»
– Небеса, куда вознеслась Кагуя-химэ, в самом деле недостижимы для обычных людей, и никому из нас не дано их познать, – отвечают правые. – Но посмотрите, какова ее судьба в нашем, земном мире. Возникла она из коленца бамбука, происхождение,
7
Абэ-но ооси потерял тысячи золотых слитков… – В основе сюжета «Повести о старике Такэтори» лежит ситуация «выбора женихов». Многочисленным поклонникам, осаждавшим Кагуя-химэ (Абэ-но ооси и принцу Курамоти – в их числе), были даны задания, исполнив которые они могли взять ее в жены. Не умея выполнить эти непосильные для человека задания, женихи прибегли к разного рода уловкам и ухищрениям, но были разоблачены
Картины к «Повести о старике Такэтори» принадлежали кисти Косэ-но Ооми [8] , а текст написал Ки-но Цураюки. Свитки были сделаны из бумаги «канъя», подбитой китайским шелком, имели красновато-лиловое обрамление и сандаловые валики – словом, ничем особенным не отличались.
– Ужасная морская буря занесла Тосикагэ в неведомую страну [9] , но ему все-таки удалось достичь желанной цели, и в конце концов слава о его чудесном даре распространилась и в чужих землях, и в нашей, а имя сделалось достоянием потомков. Во всем этом есть истинное ощущение древности. Картины же замечательны чередованием китайских и японских пейзажей, им поистине нет равных, – говорят правые.
8
Косэ-но Ооми – известный живописец начала X в., сын Косэ Канаока, основавшего в IX в. школу Косэ в живописи
9
Ужасная морская буря занесла Тосикагэ в неведомую страну… – Тосикагэ был послан в Китай, но, потерпев кораблекрушение, долго скитался. В скитаниях он обрел чудесный дар игры на цитре и прославился в Китае и в Японии
Свитки «Повести о Тосикагэ» были сделаны из белой бумаги с зеленым обрамлением и валиками из золотистого камня. Живопись принадлежала кисти Цунэнори [9] , надписи были выполнены Митикадзэ [10] . Написанные в новом стиле, картины эти привлекали внимание яркой изысканностью. Левой стороне нечего было им противопоставить.
Затем принимаются сопоставлять «Повесть из Исэ» [11] и «Дзёсамми» [12] и опять не могут прийти к единому мнению. Пожалуй, преимущество и теперь оказывается на стороне правых, которые представляют ярко и живо написанные картины с изображением различных сцен из современной жизни, и прежде всего из жизни дворцовых покоев. Тут Хэйнайси произносит:
9
Ужасная морская буря занесла Тосикагэ в неведомую страну… – Тосикагэ был послан в Китай, но, потерпев кораблекрушение, долго скитался. В скитаниях он обрел чудесный дар игры на цитре и прославился в Китае и в Японии
10
Митикадзэ (Оно-но Митикадзэ, или Оно-но Тофу) – известный каллиграф начала и середины X в.
11
«Повесть из Исэ» («Исэ-моногатари») – сборник новелл, в которых проза перемежается с пятистишиями (танка). Приписывается поэту Аривара Нарихира (825-880). «Повесть из Исэ» переведена на русский язык Н. И. Конрадом (см.: Исэ-моногатари. М., 1979)
12
«Дзёсамми» – очевидно, одна из повестей, распространенных во времена Мурасаки. До нашего времени не дошла
Разве эта пустая, искусно приукрашенная любовная история способна затмить имя Аривара Нарихира?
Право, довод не очень убедительный. Со стороны правых отвечает Дайни-но сукэ:
– Если душаВоспаряет к заоблачным далям, Ей оттуда и море В много тысяч хиро глубиной Непременно покажется мелким.