Повесть о Монахе и Безбожнике
Шрифт:
Что-то было там, в траве, что-то призывно блестевшее на солнце. Сверху и издалека Шумон не мог различить, что именно там лежит, но место запомнил очень хорошо — между двух камней, похожих на остроконечные шапки горцев.
— Ну что, будем стоять? — нетерпеливо спросил монах. — Шевелись, шевелись…
Поддерживая друг друга, они начали спускаться вниз по склону холма. Ноги брата Таки путались в траве и время от времени он шепотом вставлял в молитву слова, которые уместнее было бы произносить в харчевне. Слушая его, Шумон поневоле занервничал:
— Ты
— Я и молюсь, — огрызнулся монах. — Послушал бы я тебя, безбожник, кабы стал ты на мое место.
— Ладно, ладно, — сказал Шумон, понимая неуместность спора. — Молись как хочешь, только иди.
— Да как тут пойдешь? Трава…
Окончить фразу он не успел. Зацепившись не то за куст, не то за некстати подвернувшийся камень брат Така опрокинулся навзничь, хватая руками воздух, покатился вниз. Посмеяться над неуклюжестью слуги Божьего экс-библиотекарь не успел. Не успев отпустить монаха, он тоже не устоял на ногах и полетел следом. Хотя склон был не очень высок, камней на нем оказалось предостаточно, в чем ему пришлось убедиться к собственному неудовольствию. У подножья холма Шумон оказался первым. Он едва успел снять с лица залепившие все глаза листья, как сверху навалился непрерывно ругающийся брат Така. На секунду у безбожника снова потемнело в глазах, но только на секунду. Когда сознание вернулось к нему, кругом была обычная лесная тишина, наполненная шумом ветра и щебетом птиц. Брат Така молчал. Шумон сбросил со своего лица его руку.
— Ну, брат… — ничего больше он сказать не смог. Слова застряли в его горле, словно превратились там в сухие камни. И было от чего.
Перед ним во всей своей мерзости стоял Дьявол.
Настроив автопилот на маяк заповедника, Сергей убрал руки в карманы, и, как мог низко, пригнулся к корпусу аэроцикла. Загороженный остатками лобового стекла, он лежал неподвижно, стараясь не дать заползти за пазуху струям холодного воздуха, продувавшим насквозь разбитую кабину.
Однако, пролежав так всего несколько секунд, он поднялся. Ветер с новой силой накинулся на человека, но Сергей предпочел мерзнуть, чем еще раз испытать ту тошнотворную дрожь, которой изнывала машина. Бесшумный, новенький аппарат, на котором он три часа назад вылетел с базы после неудачной посадки на вершину «Кривого пальца» издавал в полете какой-то недостойный механизма жалобно — всхлипывающий визг и мелко трясся.
У Сергея было две возможности: либо, продолжая мёрзнуть, как можно быстрее долететь до базы и там погреться, либо снизить скорость и с комфортом долететь до финиша.
Вне всякого сомнения, он предпочел бы второй вариант, но к несчастью фантоматическую установку аэроцикла постигла участь лобового стекла, и он был лишен возможности оставаться невидимым. Чтоб не давать туземцам поводов к суесловию приходилось смириться и терпеть.
Отвлекаясь от неприятностей, он начал думать о кружке горячего какао, которую выпьет, едва переступит порог
Проносившиеся под ним деревья слились в равномерно окрашенный зеленый фон. Далеко впереди зеленый цвет постепенно переходил в коричневый — там начинались знаменитые Замские болота, на краю которых и располагались жилые домики «Усадьбы».
Он поднялся повыше, разглядывая уже знакомый для него пейзаж: болото, усыпанное многочисленными островками копошащихся на мелководье драконов, и аккуратные белые домики на берегу. Болото было для него чем-то вроде старого знакомого. Два года назад он с друзьями продирался через Замскую трясину, правда, не тут, а севернее.
Сергей заложил крутой вираж и, заглушая визг аппарата веселым свистом, пошел на снижение. Какао из приятной гипотезы превращалось в реальность.
В этот раз приземлился он удачно, однако надеждам на приятный вечер сбыться было не суждено.
Прямо у посадочной площадки его перехватил Чен, и направил на разгрузку внепланового грузовика с базы на Мульпе — заповедник только-только строился, и грузы шли непрерывным потоком. Когда погрузка завершилась и челнок отбыл назад на Мульп он понял, что в какао и теплом халате уже не нуждается, разве что в душе… Но и тут его ждала неудача.
Возвращаясь к себе он так, на всякий случай, заглянул в ремонтный модуль, где киберы занимались его аэроциклом и задержался там на три часа, помогая бестолковым механизмам ремонтировать покалеченный аппарат. Закончив с этим, он пошел в жилую секцию, чтобы, как выражался друг-Давид, «предаться разврату сна», но не тут-то было. В конференц-зале, который по старинке все кругом еще называли кают-компанией, шла дискуссия, о законности их присутствия на землях Империи, в которой с небольшим риском для жизни он до полуночи принимал участие….
Первобытный, темный страх сжал шумоново сердце. Потом отпустил и трепыхнувшись, оно упало куда-то в глубину испуганного тела, словно в бездонный колодец. Холодный ужас волной прокатился от головы к ногам, парализуя всякое их движение…
Сколько времени продолжалось это ужасное забытье он не помнил. Придя в себя, Шумон осознал, что все еще сидит на земле и, поглаживая по спине брата Таку, шепотом приговаривает:
— Тихо, тихо, тихо….
Младший Брат, кстати, в этом совершенно не нуждался, ибо лежал без сознания, упершись головой в камень, остановивший его неодолимое движение вниз.
Три шага разделяло их — скованного страхом безбожника и Дьявола. Страх скрутил все оставшиеся мысли и забросил их куда-то на край сознания. Опустошенная ужасом голова, казалось, звенела на ветру тонким комариным звоном, и в этой оглушительной пустоте метался, почему-то, голос охотника Хилкмерина:
— Вспотеете ещё, ногой вас в грудь…