Повесть о падающих яблоках
Шрифт:
«…жизнь моя – черновик,
на котором все буквы созвездия,
сочтены наперёд все ненастные дни
жизнь моя – черновик,
все удачи мои – невезения
остаются на нём
как надорванный выстрелом крик…»
…лечение в клинике помогает. Я не знаю, чем они меня колют и кормят, но с некоторых пор меня всё устраивает в окружающем мире. Почти всё…
Билл посвящает мне всё свободное время, как и несвободное, впрочем. Свои наблюдения он записывает в толстенную тетрадь – он не доверяет компьютерам. Он не устаёт повторять, что я – уникальна, и я почти верю в это… и почти верю ему.
Четыре месяца спустя мне наконец-то удаётся ему объяснить, что я не больна, просто я не от мира сего. Он соглашается со мной и при этом делает новые записи в своей тетради. А ещё через месяц я начинаю отсчёт дней. Их осталось совсем мало – всего тридцать. Всё чаще и чаще я задаю себе вопрос: что дальше? Возвращаться в гадюшник? Неожиданно возникший, но вполне ожидаемый острый угол чуть не стал последним углом в моей жизни.
Я напиваюсь так, что меня едва вытаскивают с того света. Из моего мира…?
На следующее утро, увидев мрачный взгляд Билла, я понимаю, что сегодня что-то должно проясниться. Или он пошлёт меня ко всем чертям, или…
Денёк оказался памятным: мы вновь приятно друг друга удивили. Я его тем, что в свои неполные семнадцать оказалась девственницей, он меня тем, что в свои неполные семьдесят оказался способен на нечто большее, чем краснеть при виде моих коленей. Потом он долго рассказывал, что привык, привязался ко мне, что не представляет себе жизнь без меня и что, если я не против, конечно, мы могли бы теперь жить вместе.
– Жить вместе где? – чёрт возьми, меня не устраивала роль игрушки, пусть даже и дорогой игрушки, профессорской.
– У меня дома. Ты не понимаешь меня, Ли, я делаю тебе предложение.
Я согласилась, не раздумывая. Мезальянс? Ну и что. По крайней мере, ложиться с ним в постель мне не было противно. Самое главное, что я ощущала себя нужной кому-то.
Мы отметили это событие в маленьком полупустом ресторанчике на берегу озера. Он подарил мне тоненькое, почти невесомое бриллиантовое колье… и кольцо.
Начиналась какая-то новая жизнь, и она была очень похожа на сказку.
Билл отменил все ранее назначенные лекарства, заявив, что я абсолютно здорова, и я ему верила: мне и правда было так легко и так хорошо в тот день, и все последующие за ним.
Три года спустя, в утро моего двадцатилетия, Билл дрожащими руками застегнул на моей шее очередное колье. Надо отдать ему должное, он всегда дарил мне только бриллианты. И за всё это время ни одного недоразумения, ни одного скандала, ни одного приступа… ни одной строчки.
Похоже, что он и впрямь меня вылечил, ведь я окончательно прижилась в этом мире. Может, я действительно была больна?
Незаметно для себя я произнесла это вслух и сама же себе ответила:
– Конечно… вылечил.
Впервые за три года белоснежная порцелановая улыбка Билла показалась мне хищным оскалом.
Конечно… вылечил…
И острых углов больше нет. И тупых – тоже. И прямых линий нет, есть только состояние нереальности происходящего, состояние подвешенности. Ответ был настолько прост, что впоследствии, вспоминая эту историю, я не раз удивлялась собственной глупости: как же я сразу не догадалась-то, а…
Вечером, за ужином в честь дня моего рождения, улучив момент, когда Билл отвернулся, я поменяла местами бокалы с вином. Благородное мерло даже не всколыхнулось, – так ловко я это сделала.
Эффект от перестановки слагаемых был неожиданным. Сумма не меняется – это верно, но меняется статус.
Из жены профессора Билла Айленда я практически сразу же стала вдовой профессора Билла Айленда, старого маразматика и извращенца, пичкавшего меня в течение трёх лет смесью психотропных препаратов, рецепт которой был разработан им же самим.
Леденящее кровь, описание воздействия препаратов на пациентку (ах ты, старая сволочь Билл – я тебе была пациенткой?) я нашла у Билла в кабинете, в той самой толстенной тетради.
Последняя запись была датирована сегодняшним утром: он решился на увеличение дозы препарата и сам же называл её критической, максимальной. Далее он собирался описать состояние подопытной и произвести замеры давления, частоты сердечных сокращений… сделать анализы крови. Мочи…
Ну всё, как обычно… всё, как всегда…
А я-то думала, что ты меня любишь, Билл.
Извини, что сорвала научный эксперимент. Использовал ты меня, видимо, вдоль и поперёк: поил гремучей смесью, дожидался, пока я усну; а и не удивительно, что я спала как младенец: психотропные препараты в сочетании с алкоголем… Ай, как нехорошо получилось, профессор.
И так – каждый день в течение трёх лет.
Нобелевку хотел отхватить…
Сволочь ты, всё-таки, Билл, но убивать тебя не входило в мои планы, это всего лишь нелепая случайность.
Прости…
Шаг четвёртый
Состояние моего покойного супруга оказалось неимоверным, до неприличия огромным. Я никогда не интересовалась, как далеко простираются его владения и сколько ноликов насчитывают его банковские счета – зачем? Скрягой он не был, и денег у меня было предостаточно.
Теперь же на раздел этого состояния слетелись профессорские детки – два ублюдка-сына со своими ублюдками-адвокатами. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что они были немного разочарованы, узнав, что мне ничего не нужно.