Повесть о Жене Рудневой
Шрифт:
Нет, она все еще не верила, что Галя погибла. Точно так же, не желая верить сообщению наземных наблюдателей, заплаканная, с каким-то безумным упорством пытаясь вернуть Галю к жизни силой своей любви, в другом конце комнаты писала ей письмо Поля Гельман, подруга Докутович с детских лет.
«Галя! Мой друг! Сестра моя родная, любимая! Вот уже наземники подтвердили, а я все не верю. Ведь я тебя скоро увижу, очень скоро. Правда? Галочка! Мне ведь еще поцеловать тебя нужно — Валерка в письме попросил.
Вот теперь я уверена, что ты жива. Жива!!! Слышишь?
Только скорей, скорей сообщай о себе что-нибудь.
И все же пришлось разбирать, упаковывать вещи погибших. Вместе с Полей Женя просмотрела Галин дневник:
«Еще с детства любимым моим героем был Овод. Сколько раз я плакала над книгой, горячо переживала за Артура, восхищаясь его мужеством, скромностью, силой воли. Но это свое увлечение я глубоко прятала от всех, чтобы никто не посмел смеяться над моей святыней».
— Я знала об этом, но узнала совсем поздно, кажется, в десятом, — говорит Поля. — Да, Овод…
Из госпитальных записей:
«Каждый вечер кино. Вчера «Учитель». Мы смотрели — смеялись! «Чудные они какие-то!» (Это про влюбленных.) И я подумала, что я ведь, если по правде говорить, никогда в жизни не переживала ничего так сильно».
«Как и я, — думает Женя. — А я тебя за авторитет в любви считала. Оказывается, «если по правде говорить»… Бедная моя Галочка».
— Эти стихи она мне посвятила, видишь «П. В. Г.» Три месяца тому назад написала.
Промчалась юности счастливая пора. Прошли неповторимо молодые годы…— Глупая, ей еще только двадцать два. Разве это конец молодости?
«Мы дружбу пронесли, мой друг, моя сестра, через бои, и стужу, и невзгоды»…
— Прочитала? А вот тут смотри:
«И даже, кажется, немного поумнели».
— Это почти так. Какие мы девчонки были до войны. В одном письме, помню, она писала: «Еще новость: я уже разочаровывалась». Чудачка.
Последняя запись:
«Не знаю почему, припомнила вчера многое-многое. И Игоря. Вытащила его письма, такие хорошие, теплые. Где он теперь и жив ли? Наверное, жив. Помнит ли? Впрочем, это не нужно. Хочу только, чтобы Юрка помнил. И когда он полюбит девушку, чтобы помнил, и когда станет взрослым, и даже старичком, чтобы помнил».
ПОМОЩЬ ЭЛЬТИГЕНУ
Днем командир полка Евдокия Давыдовна Бершанская объявила:
— На рекогносцировку местности вблизи линии фронта поедут Амосова, Руднева, Рябова, Жуковская, Целовальникова, Белик, Гашева, Тихомирова, Пискарева, Чечнева, Жигуленко, Смирнова, Пасько, Сумарокова, Серебрякова. Всего 15 человек. Выезд в два часа ночи 29 августа. Пока спать, подъем в 1.00.
Тех, кого назвала Евдокия Давыдовна, ожидала интересная поездка на машинах вдоль всего переднего края. За три дня нам предстояло проехать несколько сот километров, побывать на армейских наблюдательных пунктах, рассмотреть в стереотрубу вражеские позиции и нанести на свои карты линию боевого соприкосновения войск. Готовилось мощное наступление Красной Армии, которое должно было освободить Таманский полуостров и выбить врага из Новороссийска.
Ехали мы весело. За околицей станицы нас обогнала
— Судя по всему, борьба у нас в колонне предстоит самая напряженная, — сказала Женя. — Нельзя, чтобы такие события забывались.
Она достала чистую, еще не начатую тетрадку и стала записывать прямо на ходу.
«Один посторонний юноша, — писала Женя, с трудом совладая с карандашом, который из-за тряски носило по бумаге туда-сюда, — вздумал нас обогнать. По почину гвардии капитана Амосовой началась бомбардировка подсолнухами, кукурузой, огрызками яблок. «Противник» временно отступил и долго шел в нашей пыли. Мы сразу отметили его благородную черту: он не растерялся и ответил нам орехами. Через некоторое время он нас все-таки обогнал, стукнул орехом в кабину и долго еще обдавал нас пылью».
К часу дня, пропыленные, мы добрались до командного пункта 9-й армии, куда вскоре приехал командующий фронтом И. Е. Петров, только что произведенный в генерал-полковники. Настроение у него было хорошее, он с нами шутил, а потом прислал нам сытный обед.
Воздух был совершенно прозрачный, на фронте в эти дни установилось затишье, и мы спокойно и долго наблюдали в стереотрубу за передним краем фашистов.
Следующий день снова ехали вдоль фронта, на остановках смеялись и пикировались с «братцами», на плитку шоколада выменяли у них арбуз, снова забрались в машины и запели песню:
Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить, С нашим генералом Не приходится тужить!Так, распевая, мы лихо пронеслись мимо «братцев» и успели очень ловко забросать их желудями. Они же растерялись и ответили всего одной луковицей.
На третий день свернули к Кабардинскому перевалу. Когда полуторка, наконец, одолела перевал, все в нетерпенье встали и увидели море, великолепное Черное море, о котором мечтали еще весной 41-го, надеясь на отпуск или каникулы. Теперь спустя два года к нему нас вывели дороги войны. На такую ли встречу мы рассчитывали тогда?
Когда повернули домой, состоялось примирение с «братцами». Некоторые из них даже перебрались к нам в машину и в качестве дани прихватили с собой полмешка яблок.
Перед самой Ивановской, где располагался наш полк, Женя вдруг заявила:
— А ведь нам никто не поверит, что мы были на передовой. Нужны доказательства.
Веселый настрой, владевший нами в поездке, немедленно дал о себе знать. Было решено показать, что мы «пострадали».
Мы разорвали индивидуальные пакеты, вытащили бинты и щедро замотали кому голову, кому руку, а Жене даже обе.