Повесть о Зое и Шуре
Шрифт:
– Мама... мама... мама...
– как заклинание, твердил Шура.
Какой-то высокий загорелый человек подхватил его и посадил на свое крепкое, широкое плечо, и оттуда, сверху, Шура кричал, кажется, громче всех.
– Какой счастливый день!
– задыхающимся голосом сказала Зоя, и, думаю, это были те самые слова, которые про себя или вслух произносили в эти минуты все.
СТАРШАЯ И МЛАДШИЙ
Зоя всегда разговаривала о Шурой, как старшая с младшим, и ему частенько от нее доставалось:
– Шура, застегнись!.. Где же пуговица? Опять оторвал? На тебя не напришиваешься.
Шура был в полном ее ведении, и она заботилась о нем неутомимо, но строго. Иногда, рассердившись на него за что-нибудь, она называла его "Александр" - это звучало гораздо внушительнее, чем обычное "Шура":
– Александр, опять у тебя коленки продрались? Сними чулки сейчас же!
Александр покорно снимал чулки, и Зоя сама штопала все дырки.
Брат и сестра были неразлучны: в одно время ложились спать, в один час вставали, вместе шли в школу и вместе возвращались. Хотя Шура был без малого на два года моложе Зои, они были почти одного роста. При этом Шура был сильнее: он рос настоящим крепышом, а Зоя так и оставалась тоненькой и с виду хрупкой. По совести говоря, она подчас надоедала ему своими замечаниями, но бунтовал он редко, и ему даже в самом бурном споре в голову не приходило толкнуть или ударить ее. Почти всегда и во всем он слушался ее беспрекословно.
Когда они перешли в четвертый класс, Шура сказал:
– Ну, теперь всё. Больше я с тобой на одну парту не сяду. Хватит мне сидеть с девчонкой!
Зоя спокойно выслушала и ответила твердо:
– Сидеть ты будешь со мной. А то еще начнешь на уроках пускать голубей, я тебя знаю.
Шура еще пошумел, отстаивая свою независимость. Я не вмешивалась. Вечером 1 сентября я спросила:
– Ну, Шура, с кем из мальчиков ты теперь сидишь?
– Того мальчика зовут Зоя Космодемьянская, - хмурясь и улыбаясь, ответил Шура.
– Разве ее переспоришь!
... Меня очень интересовало, какова Зоя с другими детьми. Я видела ее только с Шурой да по воскресеньям с малышами, которых немало бегало по нашему Александровскому проезду.
Малыши тоже, как Шура, любили ее и слушались. Когда она возвращалась из школы, они издали узнавали ее по быстрой походке, по красной шерстяной шапочке и бежали навстречу с криками, в которых можно было разобрать только: "Почитай! Поиграй! Расскажи!" Зоя передавала портфель с книгами Шуре и, веселая, оживленная, с проступившим от ходьбы и мороза румянцем на смуглых щеках, широко раскидывала руки, стараясь забрать в охапку побольше теснящихся к ней детишек.
Иногда, выстроив их по росту, она маршировала с ними и пела песню, которой выучилась в Осиновых Гаях: "Смело, товарищи, в ногу", или другие песни, которые пели в школе. Иногда играла с малышами в снежки, но снисходительно, осторожно, как старшая. Шура за игрой в снежки забывал все на свете: лепил, кидал, увертывался от встречных выстрелов, снова бросался в бой, не давая противникам ни Секунды передышки.
– Шура, - кричала Зоя, - они же маленькие!.. Уходи отсюда! Ты не понимаешь, с ними нельзя так.
Потом она катала малышей на салазках
А летом, возвращаясь с работы, я раз увидела ее у пруда, окруженную гурьбой детишек. Она сидела, обхватив руками колени, задумчиво глядела на воду и что-то негромко рассказывала. Я подошла ближе.
– ...Солнце высоко, колодец далёко, жар поднимает, пот выступает, услышала я.
– Смотрят - стоит козье копытце, полно водицы. Иванушка и говорит: "Сестрица Аленушка, напьюсь я из копытца!" - "Не пей, братец, козленочком станешь"...
Я тихонько отошла, стараясь не хрустнуть веткой, не потревожить детей: они слушали так серьезно, на всех лицах было такое горестное сочувствие непослушному, незадачливому Иванушке, и Зоя так точно и выразительно повторяла печальные интонации бабушки Мавры Михайловны...
Но какова Зоя со сверстниками?
Одно время она ходила в школу с Леной, девочкой из соседнего дома. И вдруг я увидела, что они уходят и возвращаются порознь.
– Ты поссорилась с Леной?
– Нет, не поссорилась. Только я дружить с ней не хочу.
– Отчего же?
– Знаешь, она мне все говорит: "Неси мой портфель". Я иногда носила, а потом раз сказала: "Сама неси, у меня свой есть". Понимаешь, если бы она больная была или слабая, я бы понесла, мне не трудно. А так зачем же?
– Зоя правильно говорит: Ленка - барыня, - скрепил Шура.
– Ну, а с Таней почему перестала дружить?
– Она очень много врет, что ни скажет, потом все окажется неправда. Я ей теперь ни в чем не верю. А как же можно дружить, если не веришь? И потом, она несправедливая. Играем мы в лапту, а она жульничает. И когда считаемся, так подстраивает, чтоб не водить.
– А ты бы ей сказала, что так нехорошо делать.
– Да Зоя ей сколько раз говорила!
– вмешивается Шура.
– И все ребята говорили, и даже Лидия Николаевна, да разве ей втолкуешь!
Меня беспокоило, не слишком ли Зоя строга к другим, не сторонится ли она детей. Выбрав свободный час, я зашла к Лидии Николаевне.
– Зоя очень прямая, очень честная девочка, - задумчиво сказала, выслушав меня, Лидия Николаевна.
– Она всегда напрямик говорит ребятам правду в глаза. Сначала я побаивалась, не восстановит ли она против себя товарищей. Но нет, этого не случилось. Она любит повторять: "Я за справедливость", - и ребята видят, что она и в самом деле отстаивает то, что справедливо... Знаете, - с улыбкой добавила Лидия Николаевна, - на днях меня один мальчик во всеуслышание спросил: "Лидия Николаевна, вот вы говорите, у вас любимчиков нет, а разве вы Зою Космодемьянскую не любите?" Я, признаться, даже опешила немного, а потом спрашиваю его: "Тебе Зоя помогала решать задачи?" - "Помогала", - отвечает. Обращаюсь к другому: "А тебе?" "И мне помогала".
– "А тебе? А тебе?" Оказалось, почти для всех Зоя сделала что-нибудь хорошее. "Как же ее не любить?" - спрашиваю. И они все согласились со мной...
– Нет, они ее любят... И, знаете, уважают, а это не про всякого скажешь в таком возрасте.