Повесть об одном эскадроне
Шрифт:
— Вон, видите, дом стоит. Темный, его давно заколотили.
Харин и сам заметил просторную господскую усадьбу над прудом. Дом был, видимо, старинный. В центральной двухэтажной части его виднелся балкон. Два одноэтажных флигеля выступали по бокам. Дом был выстроен «покоем». Когда-то перед ним был цветник, а сейчас на этом месте буйно разрослись кусты.
Дорога опять раздвоилась. Одна побежала по глубокому овражку в парк, другая, срезая угол двора, шла прямо за дом. По обочинам ее стражами застыли серебристые тополя.
В одном
— Стой! — Харин прижал своего проводника к земле. — Тут кто-то есть.
— Это комната экономки, я же говорил, что она здесь жила, — напомнил Гришка. — Может быть, и осталась.
— Подберемся поближе, посмотрим, что за экономка, — предложил Харин и осторожно двинулся вперед, снимая с плеча карабин.
Разведчики подошли к самому дому. Главный вход был наглухо заколочен. Окна на фасаде, закрытые ставнями, также были забиты. И только окошко угловой комнаты флигеля оставалось открытым. В нем-то и заметил Харин подозрительный свет. Фома осторожно заглянул в окно. У столика, на котором стояла большая керосиновая лампа с абажуром, сидела пожилая женщина и что-то шила. Комната утопала в полумраке.
— Она? — спросил Харин шепотом.
— Да, вроде. Кто еще может быть…
— Да… — протянул Харин. — А все же к ней идти опасно. Кто их разберет, этих старушек. Придется на станцию Костю везти. Мне этот дом что-то не по вкусу.
— Есть тут еще один домишко, — задумчива проговорил Гришка. — Вон там, за старой дорогой, стоит. В нем раньше лесник жил. Недалеко это — полверсты не будет.
— А сейчас кто там живет?
— Теперь никого нет. Лесник летом домой подался, в деревню.
— Так что же ты молчал, дурья твоя башка? Сразу бы сказал. Это как раз то, что нам требуется. Пойдем смотреть.
Разведчики быстро обогнули дом и по едва заметной тропинке углубились в. парк.
— Ну вот, Гимназист, тут и отлеживайся. Через два дня заедем за тобой. В случае чего уходи в сторону от станции, там овраг. А потом — по деревням. Крестьяне всегда все знают и смогут сказать, где мы. Знаешь, как у них? Беспроволочный телеграф, брат…
Дубов подоткнул шинель, которой был укрыт Воронцов, и легонько потрепал его по волосам:
— Отсыпайся тут. Ну, до свидания.
Харин молча пожал дружку руку. Потом оглянулся на командира и украдкой сунул Косте пару гранат-лимонок.
— На всякий случай. Мало ли что…
Он приподнялся, потом вздохнул и полез в карман. В полумраке зашуршала бумага. Потом Костя почувствовал, как Фома осторожно расстегивает нагрудный карман на его гимнастерке и сует туда бумажный сверточек, шуршащий и плоский.
— Вот, серники еще… Курилка ты, а как одной рукой кресать будешь? Пять штук, расщепишь — так все десять, добрые серники… Ну смотри, сынок.
В дверях он обернулся:
— Слушай, может, оставить тебе Гришку-то, а?
— Иди ты, чудило. Зачем мне здесь Гришка?
—
Фома ушел. Некоторое время Воронцов еще различал шаги и негромкие голоса в ночной тиши, затем уже совсем далеко приглушенно зацокали копытами кони по заросшей старой дороге. Дорога, как он успел заметить, проходила внизу под склоном, на котором прилепился домик. Затем все стихло. Воронцов остался один.
…Эскадрон медленно двигался по заросшей лопухами, неезженой дороге. Справа на холме темнел парк. Избушка, в которой остался Воронцов, слилась с деревьями, словно растаяла в черной ночной листве могучих лип и разросшегося кустарника. Слева угадывались просторы полей и лугов, оттуда тянуло холодной сыростью, слабо пахло прелым сеном и дымком; далеко в стороне, казалось на самом краю поля, мерцал волчьим глазом одинокий огонек костра.
Дорога лениво огибала холм. Огонек уходил все дальше назад, запах дыма исчез, зато промозглая сырость стала ощутимее: тянуло, видимо, из большого оврага, который Дубов приметил на своей карте еще днем.
Скоро костер скрылся за поворотом дороги, впереди показалось освещенное окошко. Оно казалось до странности нереальным, придуманным — в густой вязкой темноте ночи вдруг прорезался маленький светлый квадратик.
— Дядь Фома! — прошептал возбужденно Гришка. — Станция!
— Товарищ командир, станция, — громко повторил Харин слова паренька, который еще стеснялся сам разговаривать с таким важным человеком, как командир целого отряда.
— Вроде окно начальника станции светится, — прошептал Гришка, и Фома опять громко повторил сказанные шепотом слова.
Дубов придержал коня. Кони сгрудились на узкой дороге, и красноармейцы, нё дожидаясь команды, спешились. Дубов смотрел на желтеющий в ночи квадратик окна и думал, что там лежит ответ на самый сейчас для него главный вопрос — где бронепоезд…
Где бронепоезд? Прошел ли уже к линии фронта, и тогда придется довольствоваться малыми диверсиями на железной дороге. И верными ли окажутся слухи, ходившие в офицерском батальоне о бронепоезде? Часто случается, что этот «телеграф» работает гораздо исправнее и, главное, точнее официальной связи. А по словам поручика выходило, что бронепоезд следует ждать завтра, ну в крайнем случае — послезавтра…
Ответ на все сомнения лежал за тем далеким светлым окошком, протяни руку — и возьми…
— Харин, пойдете в разведку.
— Есть. Только разрешите самому ребят отобрать и в случае чего действовать по обстановке.
— Разрешаю.
Отобранные Фомой бойцы молча передали коней и карабины товарищам. Почти все разведчики с легкой руки Харина ночью предпочитали действовать наганом и коротким артиллерийским тесаком.
Не так давно станция была простым разъездом. У путей стоял домик стрелочника и горбилась маленькая земляная насыпь, чтобы легче было грузить на платформы и в вагоны тяжелые мешки с налитым курским зерном.