Повести и рассказы
Шрифт:
Как-то Марии удалось отпроситься у отца на материк. Набирались всякие хозяйственные дела, нужно было послать кого-нибудь в райцентр, и боцман, хотя и не без скрипа, вынужден был дать ей визу на выезд. Пока не отплыла от берега, все боялась Мария, что отец передумает и вернет ее обратно, догадавшись, что не так дела, как страстная надежда на свидание с милым неотступно гонит ее в далекий порт.
Добиралась на материк рыбацким парусником. Ветер был попутный, и белый натянутый парус летел вперед с легкостью птицы, и Марию охватывало все большее волнение.
Городок быстро приближался, вырастал
Там Мария училась, казалось, совсем недавно оттуда с аттестатом зрелости вышла в жизнь, как вот и эти молодые ребята-рыбаки, что возвращаются на берег молчаливые, усталые после бессонной ночи… Еще, кажется, вчера беззаботно носились по школьному двору да дергали Марию за ленты, а сейчас выросли, повзрослели, уверенно развернули свой высокий, трудовой, наполненный ветром парус.
Через какой-нибудь час Мария была уже в порту. С радостным трепетом вступила на берег: казалось, вот-вот, с первого же шага, откуда ни возьмись окликнет ее Вовик, хотя она хорошо знала, что Вовик сейчас в рейсе — утром «Боцман Лелека» прошел мимо маяка курсом на юг. Вернуться он должен только к вечеру, а пока Марии лишь может чудиться голос Вовика из-за каждого угла, из-за каждой занавески распахнутых на улицу окон.
Громыхали по мостовой подводы, гром стоял в мастерских, раскаленным камнем дышала на девушку узенькая кривая улочка, по которой она медленно поднималась в гору, к центру. После бескрайней тишины острова городок поразил Марию своим оглушительным грохотом и духотой, но сегодня даже это ей было приятно.
Все тут такое близкое и родное… В годы революции отец был в числе первых, кто устанавливал в городе Советскую власть, а много позже сама она, Мария, носила со школьными подругами воду вот под эти жилистые, просоленные морским ветром акации. А там, возле районного Дома культуры, уезжая на курсы, она впервые увидела самого заметного среди всех, тогда еще не знакомого ей Вовика-капитана…
Где он сейчас? Успеет ли к вечеру вернуться?
Хотя они не договаривались заранее о встрече, это беспокоило Марию меньше всего: она знает, где ей искать своего капитана. Если не в порту, так в парке, на танцах, где он неизменно бывает вечерами…
До вечера было еще далеко, и Мария, чтобы развязать себе руки, решила заняться делами немедля. Обошла магазины, сделала необходимые покупки, побывала в Обществе Красного Креста — сдала собранные на маяке взносы. Остаток дня — самый зной — скоротала в гостеприимном доме своих родственников-рыбаков, у которых намерена была и переночевать.
Разговаривая с теткой, Мария то и дело нетерпеливо посматривала в окно, а когда после шести появился на горизонте знакомый силуэт «Боцмана Лелеки», просияв, вскочила с места, подбежала к зеркалу и начала торопливо прихорашиваться.
…Вовика она встретила возле портового пивного ларька. Окруженный приятелями, веселый, как всегда, он стоял с кружкой пенящегося пива в руке.
— Привет, Марийка! — сказал он, увидев девушку, словно не очень удивленный ее появлением,
От пива Мария отказалась и, отозвав Вовика в сторону, только и успела с ним условиться, что через час они встретятся в парке.
Была она немного обижена, что Вовик встретил ее без энтузиазма, но тут же сама стала оправдывать его. Не мог же он на людях броситься к ней с объятиями? Может, это как раз и хорошо, что он так умеет владеть собою… И что пиво потягивает с приятелями — тоже невелик грех: в порту привыкли к этому…
В парк Мария пришла раньше своего моряка. Тут уже было много молодежи — принарядившиеся после работы девушки, матросы, молодые рыбаки…
Смех, шутки, знакомства… Одни толпятся у кассы кинотеатра, другие целыми косяками прохаживаются по хрустящим, словно обновленным, аллеям, недавно посыпанным свежим ракушечником… Под низкорослыми серебристыми маслинами сидят на скамейках замужние женщины со своими мужьями, ждут, наверное, начала первого киносеанса: сегодня идет «Ночь в Венеции».
Среди гуляющих то и дело попадались знакомые девушки и ребята. Они на ходу здоровались с Марией и, заметив, что она кого-то ждет, понимающе проходили мимо, не останавливаясь, однако по их блестящим взволнованным взглядам девушка угадывала, что они сами влюблены или вот-вот готовы влюбиться!
Кружась у входной арки, чтобы не пропустить Вовика, Мария неожиданно столкнулась со своей недавней учительницей — преподавательницей языка и литературы. Высокая, уже совсем седая, Ганна Панасьевна, слегка прихрамывая и, как всегда, опираясь на палочку, шла по аллее к выходу с каким-то горделивым, суровым видом.
— Ганна Панасьевна! — радостно окликнула ее Мария. — Вы меня не узнали? Здравствуйте…
— О, Лелека?! — остановилась учительница. — Здравствуй… Ты откуда тут?
— Да так, по делам приехала да и сюда завернула… А вы что, уже домой?
— Домой… У меня режим…
Они встали в стороне, под кустом тамариска, обе обрадованные встречей.
В школе девочки были влюблены в Ганну Панасьевну. Казалось бы, как все старые девы, она должна быть злющей — кое-кто из посторонних и правда считал ее такой, принимая ее внешнюю сдержанность за проявление душевной черствости. И может быть, только воспитанники Ганны Панасьевны до конца знали, сколько подлинной доброты таится за этой суровой внешностью, какая глубокая заинтересованность в дальнейшей судьбе каждого неугасимо живет в этом человеке…
Мария не сомневалась, что Ганна Панасьевна и сейчас вот приковыляла в парк, чтобы, отдыхая душой, с чувством законной гордости полюбоваться молодежью, всеми этими юношами и девушками, которые вчера еще сидели у нее за партами, а сегодня отважно ходят на морской промысел, работают на рыбозаводе, в учреждениях райцентра.
— Значит, ты теперь светилкой [10] на маяке, — улыбаясь, сказала Ганна Панасьевна. — Романтичная и истинно благородная профессия.
10
Девушка, держащая свечу при венчании (укр.).