Повести и рассказы
Шрифт:
Подумав, он прибавил:
— Верней, что и не дочь она мне. Не нужна мне дочь — я человек военный. Ну, да уж ладно — приходится мне, видно, обо всех заботиться.
— Злодей ты! — отвечала на всякий случай Варвара Петровна. Однако она не настаивала уже на хороших качествах Лизы.
А Чаплин этим же вечером говорил Лизе:
— Ну вот, дочурка, и устроим тебя: быстренько замуж отдадим. И Варвара Петровна советует. Я тебе завтра скажу — за кого, а в воскресенье и познакомитесь.
Лиза ничего не ответила. Да она и весь день молчала. Ей не о чем было говорить с этим совершенно чужим ей человеком, у которого пиджак, брюки, бородка и подстриженные усы были одного и того же серого,
IV
Из ворот полуразрушенного дома на набережную Екатерининского канала вышел огромный рыжий пес. Пес жмурился. Он явно любил в эту минуту все, что видели его желтые глаза. От восторга перед миром пса даже слеза прошибла. Он очень ласково глянул на проходившего мимо Черныша и сразу же, отвернув морду, зевнул в июньское светлое небо.
Когда ноги Черныша оказались на одной линии с мордой пса, пес, бросив притворяться, взрычал и кинулся к его сапогам так стремительно, словно им выстрелили. Черныш хлестнул пса стеком по быстрой оскаленной морде и отскочил.
Пес снова бросился на него.
— А, дьявол! — радостно сказал Черныш, снова хлестнул пса стеком и отпрыгнул.
Пес промахнул мимо, взрычал и опять скакнул на зеленую шинель.
— У, дьявол! — пробасил Черныш.
Он, не думая, почему и зачем он это делает, хлестал пса справа и слева, спереди и сзади и приговаривал в совершенном восторге — то низким басом, то тончайшим тенором:
— А, дьявол! У, дьявол! Э-эй, дьявол!
Пес, обезумев, кидался из стороны в сторону. Он уже не нападал, а только увертывался от ударов. Глаза его налились кровью, язык вывалился, рычанье то и дело переходило в визг, но бежать с поля сражения псу было обидно.
Черныш прихлестывал пса, приговаривая уже ласково:
— И не с такими дрались. Пострашней тебя видали.
При этом он левой рукой расстегивал ремень. Расстегнул, зажал в кулак оба конца ремня, кинул петлю на шею псу и скрутил, ударяя пса ручкой стека по носу.
Пес хрипел в отчаянии. Теперь уже ясно было, что он просто очень голоден и у него нет сил сопротивляться.
Черныш потащил пса по набережной, завернул в ближайший переулок, прошел три дома и втянул пса во двор четвертого дома, где в третьем этаже помещалась квартира Уточкина.
У подъезда, прислонившись к серого камня стене, стоял Чаплин.
— Наконец-то! — воскликнул он. — А я тебя уж с полчаса жду. Уточкина дома нет, дверь заперта.
Черныш отвечал:
— Я, представь ты себе, пса словил. Дикие псы по городу бродят. Это явление недопустимое.
— У меня дело к тебе, — сказал Чаплин.
Черныш продолжал, разгорячаясь:
— Недопустимое явление. Иду я, представляешь себе картину, по набережной, и вдруг пес — гау! — и на меня. Я его хлыстом! А он, ни слова не говоря, скок и зубами в шинель. Я его опять хлыстом. А он — как снова скок! Я его — как опять по морде! Он — скок, я — по морде; представляешь себе живо эту картину? Скок — по морде, раз-два, еще и еще. Недопустимое явление!
Герой рассказа, пес, лежал, высунув язык, у ног нового хозяина. Пес часто и тяжело дышал, отчего его облезлые и тощие бока подымались и падали. Пес ловил взгляд Черныша — он хотел жрать, — но Черныш глядел на Чаплина.
— Да, — сказал Чаплин, — пес — это штука. А я к тебе вот по какому делу. Беда случилась Я тебя выручил, теперь ты меня выручай.
— Какая ж это беда? — спросил Черныш, несколько успокоившись.
— То-то и беда, — отвечал Чаплин. — То есть не то что беда, но штука непредвиденная. Дочь ко мне приехала. У меня дочь есть. Я понимаю: о ней заботиться надо. А я, ты знаешь, в тихих чувствах не заинтересован. Я даже плохо знаю, что дочери нужно, чтоб не скучала. Тут же тетка корит. Вот я и придумал: мне — я про Лизу говорю — она ничего не прибавляет. А, например, тебе она очень может понадобиться. Такая она красивая, что, не будь она мне дочкой, я бы обеих своих бабочек прогнал, а ее одну себе оставил. Ну, бабочек все равно временно прогнать пришлось: Лиза мешает. Вот я и предлагаю: женись, друг, скорей на Лизе.
— Это хорошо, — согласился Черныш. — Во-первых, лет мне немного — тридцать один. А во-вторых… во-вторых — о-го-го! — во-вторых, прямо черт знает это самое, во-вторых, представь ты только себе живо эту картину!
И он радостно загоготал, ударяя себя ладонями по ляжкам и сгибаясь. При этом он выпустил из пальцев левой руки ремень, за который держал пса, но пес не тронулся с места. Псу идти было некуда, и запах Черныша стал ему уже родным запахом. Пес злобно косил глаз на Чаплина. Он понимал, что Чаплин — враг. Чаплин задерживает хозяина, и тот забыл, наверное, что новый его слуга очень голоден. Пес поднялся и зарычал глухо, скаля зубы на врага. В то же время он умильно вилял хвостом хозяину.
— Но-но, — сказал Черныш и поднял ремень. — Ты уж за меня стоишь? Все равно в живодерню!
И он спросил Чаплина:
— Как ты представляешь себе картину знакомства?
— В воскресенье к вечеру приходи ко мне, — отвечал Чаплин. — Справим быстро дело, и увози Лизу к себе. Ты ее за ужином разговором займи. На геройство, главное, напирай, мужественность показывай. Они на это льнут. Уж я бабу во как знаю! В воскресенье, к вечеру, к восьми, не забудь.
— Погоди, земляк, — удивился вдруг Черныш, — раз это твоя дочь — значит, она приходится дочерью и жене твоей, фельдшерице? А мать, жена твоя, тоже приехала?
— Жена померла, — объяснил Чаплин.
— Жалко! — сказал Черныш. — Отличный была человек. Вдохновительница моей поэзии, и не представляю картины ее смерти. Вечная память! А дочка сильно похожа на мать?
— Сильно похожа.
— Сильно похожа! — обрадовался Черныш. — Тогда ничего. Тогда я уж, представь, словно и женился на ней. Жена твоя — вечная память — все-таки уж старовата была.
И он обратился к псу:
— Ну, твое счастье, собака! Такие события, что уж ладно, не поведу на живодерню. Будешь жить со мной да с Лизой.
И вот пес дождался наконец сладкой минуты: хозяин повел его к себе в третий этаж и там, в маленькой теплой комнатушке, кинул ему целую кучу вкуснейших, ароматнейших костей. Пес, визжа от восторга, грыз кости, высасывал мозг, облизывался, чавкал и клялся в душе служить верой и правдой новому хозяину.
V
Квартира, где жил Йорка Кащеев, называлась раньше просто — меблированные комнаты. Десять дверей десяти комнат выходили в длинный коридор. В этих десяти комнатах жили люди разнообразнейших профессий: фабричная работница, портной с супругой, художник с многочисленными возлюбленными, которые сменялись в его комнате каждую неделю, младший дворник с матерью, безработный бухгалтер — человек таинственный, живущий неизвестно на какие средства, актер самодеятельного театра, сапожник, почтовый чиновник — грузный, полный мужчина, получавший за свои труды очень небольшое жалованье, с женой и двумя детьми…