Повести и рассказы
Шрифт:
Черныш, оставшись один, хитро подмигнул сам себе. Больше он себя в обиду не даст. Он тонко проведет дело, так, что и мальчишке и этому, с харей, плохо выйдет.
X
Лиза и Йорка Кащеев только неделю вместе и прожили. А потом Йорка Кащеев поселил ее на Петроградской стороне, поставив ее на работу: устроил курьершей в типографскую контору. Он часто бывал у нее.
Город уже спал, когда Йорка Кащеев шел к Лизе. У слияния Невы с Невкой,
— А вот тут и поздоровкаемся!
Черныш протянул Йорке Кащееву руку.
— Весь вечер тебя, сволочь, стерегу, — сообщил он очень хозяйственно. — На дому делишко закончить помешают — это я себе представил, а тут самое подходящее место.
Йорка Кащеев вынул из кармана коробку «Зефира» и закурил, показывая полное равнодушие.
— Кури, кури, — сказал Черныш. — Я тебе курить разрешаю. Мое от меня не уйдет.
Йорка Кащеев давил фасон; он не думал звать кого-нибудь на помощь. Впрочем, никого вблизи не было видно, а извозчики у Биржи были к этому часу уже все разобраны прохожими.
— Так, — сказал Черныш. — Барчук. В капризах перевалялся, буржуенок, гонение на пролетариат устраиваешь. Из новых будешь? Летаете все в мечтах своих?
Йорка Кащеев заложил свои руки в карманы. Но тут же осторожный летчик взял верх над ростовским грачом.
— Я не барчук, — отвечал он. — Я рабочей среды, на хрен нужно мне буржуйство!
— Отрекаешься, — с удовольствием констатировал Черныш. — Знаем вашу змеиную душу. Изучили. К девчонке прешься небось? Удовольствия строишь?
Йорка Кащеев выплюнул недокуренную папиросу и протянул руку, чтобы отвести Черныша.
— К черту!
Черныш не шевельнулся. Он оттолкнул Йоркину руку даже с некоторой нежностью, словно готовя все это возвышающееся перед ним и состоящее из рук, ног, головы и прочего к чему-то очень хорошему и справедливому. Сейчас вот все это хорошо прилажено друг к другу; оно стоит и разговаривает как человек. А вот еще минута какая-нибудь — и этого не будет совсем, словно и не было никогда. Так, кашица останется, собакам на пищу.
— Это хорошо, — говорил Черныш. — Это очень хорошо. Я тебя давно ищу. Вот и покончим с тобой делишко.
Словно делишко было самое пустяковое — ну, например, денежек призанять или что-нибудь вроде.
Йорка Кащеев молчал, обдумывал положение. Какой он барчук? Что за чепуха! Ему ужасно как нравился сейчас этот невысокий человек в кавалерийской шинели. Совхозом бы ему заведовать в деревне, а если в городе, то служить, что ли, в милиции. И уже досадно было Йорке Кащееву, что он поссорился с ним. А теперь уж надо было давить фасон дальше: все равно ничего не объяснишь.
— Покурил? — ласково спросил Черныш.
— Покурил, — в тон ему ответил Йорка Кащеев.
— Так начнем, что ли? — осведомился Черныш с таким видом, словно Йорке Кащееву уже известно, что надо начинать.
— Что начнем? — спросил Йорка Кащеев, приготовившись к бою.
— А вот погоди, — отвечал Черныш, отбросил стек (с человеком приятней на кулачки), оглядел стоящего перед ним парня и, выбрав для первого удара грудь, изловчился, и Йорка Кащеев, отшатнувшись, еле успел отвести грозный кулак. И тут же, замахнувшись правой рукой, он обманул Черныша и левой рукой стукнул его по скуле.
— Так, — одобрил Черныш. — Это хорошо. Это начистоту. Защищайся, парень. Кашица из тебя будет — так и не защитишься. Это я не за девчонку — хрен с ней! — я за справедливость борюсь.
Приговаривая так, он все усиливал удары. Он бил Йорку Кащеева даже с некоторой жалостью: до того явно было, что он значительно сильней и выносливей. Йорку Кащеева спасала только ловкость: он увертывался от ударов, но никак не мог перейти от защиты к нападению. Тяжелые удары рушились ему в лицо, в грудь, в живот. Кровь заливала ему глаза, стекала на язык, но он, ловчась, давил фасон: не кричал и продолжал бой.
— Трудный мужчина, — удивился наконец Черныш. — Хорошо бьешься.
И он, размахнувшись, вместе с рукой всем своим правым боком в полную силу ухнул Йорку Кащеева. Тот, схватившись руками за голову, бессмысленно шагнул вперед и молча упал лицом в землю.
— Так, — сказал Черныш. — Девчонка плакать будет.
И для верности он еще ударил Йорку Кащеева сапогом меж лопаток.
— Плакать будет девчонка, — повторил он.
Делишко было закончено, но никакого удовлетворения Черныш не испытывал, словно убить-то он убил, да не того.
— Так, — сказал он, словно оправдываясь. — Тебе бы противу меня не идти. Ты — мужчина сильный, я не возражаю, да против моей силы — куда!
Йорка Кащеев лежал неподвижно, уткнув избитое лицо в землю.
— Так-то, — страдал над ним Черныш. — Силы во мне чересчур.
Он вздохнул:
— Эх, по ухабам живем: раз — вниз, раз — вверх! А надо б мягко, как на машине: чтоб быстро и не тряско.
И, махнув рукой, он пошел по направлению к набережной Невы.
Луна выкатилась из-за облака, чтобы осветить этот небольшой клочок земли с Биржей и прочими домами. Луна была желтая, круглая и добродушная.
XI
У моста стоял и зевал на луну милиционер: ведь луна только для того и вращается вокруг земли, чтобы на обоих полушариях отвлекать людей от дела.
Черныш подошел к милиционеру:
— Быстренько, товарищ, быстренько — там, представляешь ты себе, человека кончили.
Милиционер, забыв о луне, немедленно приложил к губам свисток и засвистал что было мочи. Свистя так, он быстро шел за Чернышом.
Черныш, оживившись, рассказывал, широко разбрасывая руки: