Повести и рассказы (-)
Шрифт:
– Вы же сами знаете, Юлиус!
– Знаю, но... забыл. Я ведь не робот серии А, чтобы помнить!
– Вы запретили мне говорить.
– Когда запретил? Кому?
– Когда уходили. Запретили говорить вашему сыну.
– Но я же не сын. Я Юлиус, твой хозяин! Ха-ха!
– Я знаю, и все-таки я сомневаюсь.
– Да, скрипун, ты сомневаешься, значит, ты становишься человеком! Сам не уверен, а обращаешься ко мне как к Юлиусу-отцу, играешь роль, которая тебе больше всего нравится? Ну, ладно, а сейчас о деле. Я Юлиус-отец, приказываю
"Шорохи, шорохи, стук.
– Вы уже пришли за мной?
– усталый голос отца.- А как вы узнали?
– Деревья сказали. И ветер,- невнятное дионянское произношение.
– Да, в эту ночь мне было особенно плохо. Я уже собирался послать Флинта за вами.
– Ночью нельзя. Нужно идти самому и днем, когда светло.
– Флинт, помоги мне одеться. Никогда не думал, что мне придется так умирать. Я, наверное, виноват перед вами? Часто был грубым и жестоким?
– У нас нет обиды на тебя. Виноват. Я всю ночь думал: виноват перед вами, перед женой, перед сыном. Очень нетерпимым был.
– Вечный ветер уравняет твою вину и Им ши обиды.
– Ну, я готов, пойдемте. Флинт, содержи хозяйство в порядке, пока... я не вернусь. А если задержусь и раньше придет мой сын, пусть он будет твоим хозяином, служи ему, как мне служил, и пусть он не заметит разницы..."
– Прощай, - скрип ступеней..."
– Довольно, все ясно!
– закричал юноша, он испытал новый удар по самолюбию. Отец всю жизнь был грубым и высокомерным человеком, с презрением относился к местным жителям, а под конец, перед смертью, сломался и ушел умирать к ним, ради ничтожной надежды превратиться в растение. Какой стыд! Вот почему он запретил роботу говорить о своем уходе даже сыну.- Ну, лупоглазик, у тебя не голова, а... динамит.
– Прикажете забыть, хозяин?
– Я подумаю, что делать с твоей головой.
– Мне бы лучше забыть, хозяин. А то... очень много для меня, ваши голоса все время живут во мне, страдают, зовут...
– Катись, довольно на сегодня!
Юлиус плохо спал в эту ночь, заснул только под утро, но тут пришел Флинт и стал будить его: - Хозяин, на поле пора!
– Ты с ума сошел. Какое поле? Я в отпуске.
– Окучивать нужно.
– Лупоглазый скрипун, милый, отстань!
– Вы так и раньше говорили, но я должен будить!
– Пошел к черту, старая жестянка, я тебя уничтожу!
– И так вы говорили, но вставать нужно.
– Я не отец и работать не обязан...
– Это отговорки, поле ждет.
Юлиус выругался, видимо, ничего не поделаешь, он встал. На поле, на свежем воздухе, он почувствовал себя несколько лучше. Он вспомнил последние слова отца: "Служи, как мне служил, пусть он не заметит разницы..." - это и сбивает с толку робота, поэтому он и принимает меня за отца. Некоторое время они работали молча, юноша - без всякого желания, за время пребывания
– Поле ты содержишь в порядке, молодец. Хотя...- Юлиус выдернул великолепный куст ботвы, корнеплод был маленький, выродившийся. Ни о каком урожае осенью не приходилось и думать.- Хотя некоторые мелочи ты упускаешь. Исполнитель ты хороший, а хозяин плохой.
– Я не должен быть хозяином.
– Да, а хозяйство ничего не стоит, одна видимость,- Юлиус отбросил пышное растение.
"Что же мне делать с участком? Хотя, когда я стану генеральным, можно будет проводить здесь недельку-другую, слушать "записи" Флинта, вспоминать детство... Черт! А ведь Генеральным еще нужно стать!".
– У меня дела, Флинт!
– он отбросил тяпку и побежал по полю.- Я вернусь Флинт, жди меня...
Вождь Лпока сидел у хижины и наблюдал, как юноша спускался с холма и приближался к деревне.
– Я ждал тебя, ты Юлиус - сын Юлиуса.
– Деревья сказали?
– И ветер. Посмотри, они так оживлены перед приходом хорошего человека и брата по крови,- Апока показал вверх, и Юлиус увидел, как на невообразимой высоте крошечные розовые облачка перелетают с кроны на крону.
– Это, наверное, наши духи?
– Нет, это бабочки, целые облака бабочек.
– Никогда не видел их внизу,- удивился Юлиус.
– А они никогда не спускаются. Рождаются и живут, любят и умирают на вершинах, даже крылышки их сгорают по пути на грешную землю.
– А правда, что там, высоко, всегда дует сильный и холодный ветер, почти буря?
– Правда. Там, высоко, совсем другая жизнь.
– Райская?
– Нет, другая природа.
– Да, какая мощь!
– Юлиус положил руку на ствол, который был весь напряжен, как струна.- Высота не меньше тысячи метров. И долго они живут?
– Тысячи лет, почти всегда. Садись в наш круг. Принесите ему питье, наш брат пришел.
– Брат? Это моя физиономия наводит вас на размышления?
– Нет, просто моя сестра, Лин, была твоей кормилицей.
– Она была моей няней, как мое всегда говорили.
– Нет, она была твоей кормилицей! Отсюда и твои черты, ты их с молоком впитал.
– Но значит, ты мне приходишься...
– Молочным дядей! Ха-ха. Не думал? Был у тебя и молочный брат.
– Ап-лин, сын Лин? Он часто приходил к нам, и мы играли с ним вместе.
– Да, но он умер в городе, работая на заводах Старого Лиса, его дерева ты не найдешь здесь.
Юлиус выпил священное питье дионян, осмотрел людей, сидящих в кругу. Пожилые или совсем старые лица, то безучастные, то любопытные.
– Заметил, да? Одни старики. Молодые не верят нам и уходят в города. Новые удовольствия их манят. Зато некоторые из ваших людей приходят к нам. Странно, да?
– Не знаю. А сами-то верите, что человек переселяется в дерево и продолжает жить?
– Пока человек идет по жилам дерева, медленно идет - он жив!