Повести и рассказы
Шрифт:
Он взялся тянуть братьев за рукава.
— С вечера нынче не закладали, — сказал Глебка.
— Слыхали, слыхали? — досаждал Денисенко.
— Постой, — отмахнулся Петр.
Он пошел в угол, где грудой навалены были армяки, сел на лавку, уперся локтями на колени.
— Вот чортово навожденье!
— И вы, хлопцы мои дорогие, не учуяли, як батюшку вашего злодий через окошко тащит? — сочувственно спросил Денисенко.
Павел с сердцем сказал:
— Поставили глухую тетерю дом хоронить! Самого хозяина умыкали.
— Який
— Ты-то должен знать, лисий хвост, — крикнул Петр, — может по твоей вине теперь батюшка обвенчан.
— Обвенчан? Кто ж его ночью венчать станет?
— Стой! — вскочил Петр. — Стой! Кто венчать станет? Павел, слушай, я знаю, что делать! Ты вали на Увек, я — в Курдюм. Он сейчас либо там, либо тут. Негде ему больше быть Денисенко, будь отцом, — закладывай две тройки!
— Господи, — подхватил Денисенко, — истинная правда! Либо там, либо тут! Хлопцы, две тройки, зараз! Чего стали? Чего пасти разинули?
Он вытеснил ямщиков из горницы и сам кинулся за ними, схватив фонарь.
На дворе забегали, зазвенели сбруей, разбуженные лошади отфыркивались, возки скрипели, голоса перекликались не по-ночному живо.
Павел сидел за столом, Петр расхаживал по горнице, теребил волосы, пошептывал сквозь зубы:
— Только бы поспеть, только бы поспеть!
Он подошел к куче армяков в углу горницы, нагнулся, взял верхний армяк, прикинул на свой рост.
Вбежал Денисенко, вырвал армяк из рук Петра, кинул поверх кучи, схватился за другой.
— Постой, постой, я тебе впору выберу, впору. И Павлу Миронычу выберу, постой.
Он брал один армяк из груды бросал его в сторону, вытаскивал другой, подбегал к Павлу, к Петру, опять бежал в угол.
— Одна заложена, — закричал Глебка, ворвавшись в горницу.
— Обе готовы! — гаркнул вслед за ним ямщик-верзила, — пожалуйте!
— Це гарный, дюже гарный! — трещал Денисенко, с армяками в руках, приседая и поскакивая вокруг братьев.
— Догоним? — сурово спросил Петр.
— Господи! На моих конях? На моих конях витер догнать можно!
— Сколько концы считаешь?
— До Увека в два часа обернешься, а из Курдюма будешь дома к утру. С богом!
— Пошли!
Спустя минуту тройки, одна за другой, вырвались из ворот. Шум от них долго не утихал над городом. Денисенко стоял во дворе неподвижно, пока не разбрелись ямщики. Потом он вернулся в дом и подбежал к армякам. Раскидав одежу, он сунул в глубину берлоги фонарь. Огонь замигал, охваченный духотою, пахнувшей снизу.
Бескровное, обсыпанное каплями пота лицо заблестело под фонарем. Мирон Лукич лежал с открытым ртом.
— Дать что ль тебе чего? — торопливо спросил Денисенко.
Мирон Лукич ответил неслышно, чуть шевельнув белыми губами:
— Пить…
Шестая глава
Беленые колонны семинарии призрачно подымались вверх, здание, почти пропадало во мраке, тополя, переросшие крышу, поглощены были ночью. Короткого порядка маленьких домиков против семинарии нельзя было угадать в темноте. Только узенькая щель какой-то ставни теплилась желтым светом.
Это был крайний дом на Московском взвозе, почти у самой Волги — укромное владение коллежского асессора. С вечера не потухал в доме огонь. Агриппина Авдеевна давно была готова. Не раз уже подымалась она с дивана, шла к зеркалу.
Тогда подбегала к ней простоволосая девка в сарафане, — Машутка, и, присев на корточки, начинала обирать и одергивать на ней платье. Агриппина Авдеевна поправляла завитушки на висках, накручивая волосы вокруг пальчика, становилась то одним боком к зеркалу, то другим, опять шла к дивану.
Машутка вдруг хваталась за грудь и, закатив глаза под лоб, взвизгивала:
— Светики, ой, никак подкатывают?!
Агриппина Авдеевна вздыхала:
— Почудилось.
— Как я теперя подумаю, — тихонько говорила Машутка, — ну, как погоня? Страх! У нас у соседнего барина меньшую дочку офицер умыкал, невесту, так за ними десятеро суток гнались, покеда не пымали. Три пары кобыл на-смерть застегали, страх!
— То невеста, — улыбнулась Агриппина Авдеевна.
— Какой жених! — сказала Машутка. — Коли его стерегут, получается он дороже другой невесты.
Она опять схватилась за сердце:
— Ой, светики, никак кто к крыльцу подкралси!
Агриппина Авдеевна привстала, послушала.
— Ступай, спроси, кто там?
Машутка зажмурилась:
— Бейте меня до смерти, ни за что не выду! Коленки трясутся, дух спирает, а там темень! Ой, стучатся!
Агриппина Авдеевна вышла из комнаты и тотчас вернулась. За нею хромал Денисенко.
— Зараз пийдем, — говорил он. — Что жених, что кони: не сдержать!
Машутка заткнула от страха уши.
Агриппина Авдеевна покрылась кружевною черной косынкой, надела ротонду с меховым воротничком. Придавленная ею, она неловко торопилась за Денисенкой.
Шагах в двухстах от дома, у соборной ограды, нетерпеливо перебирали ногами лошади.
Денисенко помог Агриппине Авдеевне забраться в тарантас. Там уже сидел Мирон Лукич. Дрожащими руками он хлопотливо потрогал армячок, который накинут был на ее ноги. Глебка-ямщик отпустил вожжи. Следом за тарантасом тронулся заложенный парой возок: Денисенко сопровождал в нем стариково кресло.