Повести Сандры Ливайн и другие рассказы
Шрифт:
Превышение
Ранним утром такого ясного дня, какие бывают в середине зимы, когда в небе вдруг обнаруживаются определенно весенние оттенки, а легкие сквозняки отчетливо пахнут гниловатой оттепелью, Макс Виноградов проснулся по телефонному будильнику.
Настроение у него было прекрасное без всяких существенных причин. Впрочем, возможно, оттого, что ему предстояла небольшая приятная поездка – из тех, которые тем приятнее, чем привычнее. Чувствовал он себя так хорошо, так бодро, что даже озноб чуть-чуть пробивал. Готовый ко всему организм охотно и благодарно откликнулся на соприкосновение с очень холодной, потом очень горячей, потом опять очень холодной водой, брызгающей на стенки душевой кабины и тихо плывущей по ним вниз. Макс мельком глянул на себя в зеркало и остался вполне удовлетворен и небольшой бородкой, и гладко выбритой круглой головой, и ясным взглядом, имевшим, безусловно, позитивное выражение – для мужчины, недавно отметившего
Короче, Максим – или, кратко и по-дружески, Макс – Виноградов совершил утренний туалет, после которого приобрел прекрасный запах актуального в текущем сезоне парфюма…
Только не ждите названия, не ждите! Еще не хватает автору отбиваться потом от суровых, но несправедливых обвинений в product , извините за выражение, placement . Не обидно было бы, если б действительно бабки взял, а то ведь упомянешь марку ради достоверности и художественной убедительности, а на тебя тут же и наедут – вот, мол, до чего опустился беллетрист… Нет уж, спасибо, без нас хватает мастеров этого дурного дела, а мы поостережемся.
Итак, чистый и благоухающий Макс быстро оделся – а чего там одеваться, ну, джинсики какие-никакие, футболка, пиджачок неброский – и зарядил кофейную машину. Три минуты ожидания кофе он потратил наилучшим образом: просто сидел за столом, крутя в руках сигарету (никогда не курил до хоть какого-нибудь завтрака, никогда!) и рассматривая свою холостяцкую квартиру, из тех, которые теперь и наши риелтеры по-европейски красиво называют студиями. Действительно, квартира была хорошая, купленная совсем недавно, но уже подорожавшая вдвое, просторная, прилично обставленная мебелью в гигиеническом алюминиевом стиле хай-тек, – да чего уж говорить, хорошая квартира, нам с вами как раз такая снится. Макс рассматривал свое жилье как бы со стороны, как будто только что сюда впервые попал, и испытывал спокойное чувство удовлетворения, несмотря на ужасный бардак в виде валяющейся везде одежды, CD без коробок и стоящих на всех полированных поверхностях разноцветных кружек с засохшими на дне бежевыми остатками кофе и чая. Ничего, днем придет белорусская женщина Галина, снабженная ввиду заслуженного доверия своим ключом, и наведет полный порядок, включая стирку и глажку с помощью современной бытовой техники, за небольшие ежемесячные деньги…
Он сидел, вдыхал сильный запах кипящего кофе, крутил сигарету, был счастлив.
Ну-с, а потом, секунду поколебавшись в выборе между паркой-аляской с богатым мехом вокруг капюшона и легким плащиком, сделал выбор в пользу плаща, там, в Европе, всегда тепло, что бы ни писали на погодном сайте, кинул на плечо ремень кофра с деловым, необходимым в поездке костюмом – и вышел, как следует заперев тяжелую дверь, к лифту. Тут он опять испытал то же самое чувство довольно глубокого удовлетворения: каковы бы ни были его планы, в лифте он мог поехать только вниз, поскольку жил на самом верхнем этаже и выше его квартиры было лишь хорошо зачиненное острие карандаша, на который снаружи очень походил его сравнительно недавно построенный дом. Так что не пентхаус, конечно, но и не так, чтоб совсем не пентхаус…
И дорога в аэропорт порадовала Максима Виноградова. Вообще-то люди его поколения в большинстве воспринимают окружающую действительность как единственно возможную, не слишком придавая значение отрадным переменам к лучшему в городском пейзаже. Будучи совершенно благополучны, они тем не менее постоянно поругивают жизнь, кругом обнаруживая исключительно недостатки, неудобства, дурной вкус и обличая корыстолюбие, мздоимство, прямое воровство в среде начальства. То есть днем они и сами работают начальством, и даже немаленьким, и все, свойственное начальству, свойственно и им, а вечером съедутся в каком-нибудь популярном на сегодня клубе (никаких названий!) и обязательно полчасика все ругают. А уж только потом нюхнут понемножку и начинают зажигать по-взрослому…
А Максим, в отличие от многих, хорошо помнил прежние московские виды и потому с удовольствием любовался новыми. Взлетали и нисходили эстакады. Назначенные охранять город от шума щиты, тянувшиеся вдоль них, были похожи на раскрытую скорлупу креветочного хвоста. Гудели трубы тоннелей, мелькали и улетали назад слезящиеся лампы на их стенах. Острыми обломками вспарывали горизонт небоскребы, угловатые кристаллы их скоплений на мгновение закрывали перспективу. Огромные стеклянные сараи торговых центров с густой россыпью как бы игрушечных машин перед ними издалека
Макс гнал свою машину (ну, поверьте на слово, и страна-изготовитель достойная, и марка хорошая, и модель, а больше ни-че-го вы от меня не узнаете!) в сторону МКАД по еще сравнительно пустым улицам, любовался новыми красотами, открывающимися с каждого перекрестка, и думал о женщинах.
Женщины занимали в его жизни, как и следовало предполагать, самое большое место. То есть была жизнь – бизнес, развлечения, хорошее устройство быта – как оболочка, а внутри этой оболочки, заполняя ее всю, были женщины. Их было много, последовательно и параллельно, одно время он даже приспособился посылать ежедневную эсэмэску «Привет, малыш» в пяти копиях, но обычно хватало двух-трех. Женщины бывали в его отлично обустроенной для этого квартире; и в их разнообразных, иногда совсем не годных ни для чего квартирах; а иногда даже в его офисе по вечерам, когда служащие разбегутся; да, чего уж греха таить, и в подсобке какого-нибудь веселенького клуба, среди сломанных стульев и оставленных мастерами хип-хопа усилителей и микшеров… И никогда не возникало у Макса с женщинами конфликтов, такой он был от природы удачно устроенный человек. Никогда они не заявляли никаких претензий, не пытались растянуть, а тем более прорвать собой оболочку его жизни, стать не главным содержанием существования, а самим существованием. Если же какая-нибудь из них, проснувшись утром в квартире стиля хай-тек, обнаруживала наклонность к тому, чтобы просыпаться здесь и в обозримом или, того пуще, необозримом будущем, то больше она уже не просыпалась здесь никогда. То есть пошла, например, в Максовой рубахе, достигающей ей до колен, да включила любимую Максову кофейную машину по собственной инициативе – все, незачот , как пишут люди в Сети. И не получать ей больше ежедневных эсэмэсок, и если встретит она через пару недель Макса в их любимом клубе, то смело может рассчитывать на нежный поцелуй и дружеские объятия – и опять привет, продолжение не следует ни за что. И ведь надо же: не обижались они на него! Как-то так он их нежно целовал и дружески обнимал, что смирялись они с переменой отношений без всякого не то что скандала, но даже и без тени обиды. Хороший Макс парень, говорили они между собой, нереально хороший, а что не женится, так ты, подруга, прикинь, ты бы на его месте на нас женилась бы? Тут следует отдать должное их женской логике, которую многие не признают. Вы просто сначала научитесь так нежно целовать и дружески обнимать, как Макс, тогда и у ваших женщин логика появится.
В общем, Макс ехал все быстрее и быстрее по пустоватому шоссе, все ближе и ближе к выезду из города, думая про женщин. Думал он буквально следующее: «Из аэропорта позвоню – и привет, тайм-аут на двое суток, все номера отключу, сим-карту поставлю тамошнюю, типа отдых…»
И так ехал он, по раннему свободному времени, конечно, сто двадцать там, где разрешенная шестьдесят, за что и был остановлен инспектором ГИБДД Игорем Исуповым. Который спрятался вместе со своими радаром и палкой как раз сразу за подъемом, перед развязкой.
А Макс таких прячущихся инспекторов очень не любил. Поэтому он, затормозив, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, чтобы успокоиться за те секунды, пока инспектор, медленно передвигаясь в своем синем толстом костюме-скафандре, подойдет слева и козырнет. Закрыл, посидел на три счета и снова открыл.
Но совершенно не успокоился, а, скорее, наоборот. Прелестное утро исчезло, как будто и не было его. Небо сделалось мутным, как похмельный глаз. Городской пейзаж превратился в свалку неаккуратного бетона. Исчезла куда-то бодрость. А главное – испарилось ожидание воздушного бегства на двое суток в милую, скучноватую, но очень удобную страну, где можно будет выпасть из ритма и, отведя три часа на неизбежную встречу с партнерами, в остальное время поваляться в гостинице, побродить по берегу озера, поесть вкусно. Теперь воздушное бегство нужным рейсом, распечатка электронного билета на который лежала в кармане Макса, оказалось под угрозой, потому что ехал Макс в обрез под конец регистрации и любая задержка могла сделаться роковой.
Как поступил бы в таком случае нормальный человек, тот же Макс, оставайся он нормальным? Естественно, дал бы инспектору Исупову взятку в не очень крупном размере… ну, тысячу рублей… ну, учитывая нынешние строгости и особую спешку в аэропорт, две… ну, черт с ним, одну светло-зеленую бумажку в сто европейских денег – это выше головы. И все, конец инцидента, все люди опозданию в аэропорт сочувствуют, и бесплатно портить соотечественнику жизнь тоже никто не желает.
Но Макс Виноградов уже перестал быть нормальным, а, напротив, совершенно взбесился, услышав от Игоря Исупова произнесенные с грустной и даже сочувственной интонацией профессиональные слова: «Превышаем, водитель». И поступил совершенно необъяснимым образом…