Повести. Рассказы
Шрифт:
— Ну да, где найдешь таких братьев, как вы? — вздохнул И-тан.
— Мы, например, никогда не ссоримся, у нас все на взаимности. А к деньгам, честное слово, оба равнодушны. Не помню, чтобы между нами бывали склоки. Когда в какой-нибудь семье начинают скандалить из-за раздела, я рассказываю, как мы поступаем… А крохоборничать — это, знаете, никуда не годится. Вам, дорогой И-тан, следовало бы почаще внушать это своим сыновьям…
— Внушишь им, как же!.. — покачал тот головой.
— А он, пожалуй, и не сможет, — заговорил Ван Юэ-шэн, с уважением посмотрев на Пэй-цзюня. — Такие братья, как вы, редкость.
— От гостиной до самых ворот… — И-тан сокрушенно вздохнул.
— Брат ваш по-прежнему очень занят? — спросил Юэ-шэн, обращаясь к Чжан Пэй-цзюню.
— Судите сами, уроки отнимают у него восемнадцать часов в неделю. Да еще девяносто три тетради с сочинениями. Дел по горло. Но на днях ему пришлось просить отпуск, простудился, наверно. Жар у него…
— Сейчас надо быть очень осторожным, — веско заметил Юэ-шэн. — Сегодня в газете я что-то читал об эпидемии. Распространяется…
— Эпидемия? — быстро переспросил Пэй-цзюнь, испугавшись. — Какой болезни?
— Я в этом плохо разбираюсь. Помнится, как будто сопровождается высокой температурой…
Пэй-цзюнь опрометью бросился в читальный зал.
— Да, таких встречаешь редко, — провожая его восхищенным взглядом, сказал Юэ-шэн Цинь И-тану. — Что один, что другой. Если бы все братья были такими, разве происходили бы в семьях скандалы? Вот, кому надо подражать…
— Сам, орет, потерял на этих облигациях, сам же и изволь покрыть недостачу… — И-тан принялся с ожесточением тыкать трутом в головку трубки.
Установившаяся на время в канцелярии тишина была нарушена торопливыми шагами Пэй-цзюня, звавшего посыльного. Заикаясь, дрожащим голосом, словно на него навалилось большое горе, он просил посыльного позвонить доктору Путису, чтобы тот сейчас же приехал к нему, Чжан Пэй-цзюню, в пансион «Тун син» и осмотрел больного.
Юэ-шэн понял, что коллега встревожен не на шутку: хотя Пэй-цзюнь верил лишь западной медицине, его заработки были невелики, чтобы позволить себе пригласить такое светило, самого дорогого в городе врача, — братья, он это знал, экономили на всем. Выглянув в коридор, он увидел Пэй-цзюня, бледного, как полотно, возле телефона: посыльный уже передавал его просьбу.
— Что с вами? — спросил он с участием.
— С-с-скарлатина… В га-газете пишут, свирепствует. Когда я уходил с-с-сегодня на службу, у Цзинь-пу все лицо было красным… Ушел? По-по-проси, чтобы его немедленно разыскали. Скажи, что его ждут в пансионе «Тун син». Па-па-пансион «Тун син», запомнишь?
Убедившись, что посыльный ничего не забыл сказать, он влетел в канцелярию и схватил свою шляпу. Ван Юэ-шэн, встревоженный, вышел за ним.
— Придет начальник департамента, пожалуйста, попросите его за меня, скажите, что я вызвал врача к больному, — растерянно проговорил Пэй-цзюнь.
— Конечно, идите. Еще неизвестно, будет ли сегодня начальник, — успокоил его Юэ-шэн.
Но тот, кажется, уже не слышал этого, с такой поспешностью он бежал к выходу.
Заранее договариваться с рикшей на улице, как он это делал обычно, Пэй-цзюнь не стал. Первого, на которого можно было положиться, что тот не подведет, он лишь спросил о цене и тут же сел в коляску.
— Хорошо,
В пансионе было тихо, спокойно; на обычном месте у входа сидел привратник и пиликал на хуцине. [265] Войдя в спальню брата, Пэй-цзюнь схватился за сердце: лицо у Цзинь-пу покраснело еще больше, дыхание стало хриплым. Он дотронулся до его лба и тотчас отдернул руку, словно обжегся.
265
Хуцинь — двухструнный смычковый музыкальный инструмент.
— Не знаешь, что у меня? Как ты думаешь, это не серьезно? — спросил Цзинь-пу. По его тоскливому взгляду Пэй-цзюнь понял, что брату действительно плохо.
— Да нет, несерьезно… Простуда, наверно, — выдавил он из себя через силу.
Любивший обычно подтрунивать над теми, кто верит приметам, Пэй-цзюнь вдруг почувствовал, что сам говорит совсем не то и что брат наверняка об этом догадывается. От этой мысли ему стало не по себе. Он выскочил из спальни и тихонько подозвал привратника, велев ему позвонить по телефону в больницу: возможно, доктора уже разыскали.
— Так… так… — Привратник не отнимал трубку от уха. — Не нашли еще.
Пэй-цзюнь не мог ни сидеть спокойно, ни стоять на месте, так он волновался. И вдруг его осенило: еще не все потеряно, очень может быть, что это вовсе не скарлатина, и доктор Пу… Но «доктора Пу», знаменитого Путиса, самого дорогого в городе врача, так и не нашли. Что делать? Пригласить Бай Вэнь-шаня, жившего в этом же пансионе? Диагноз он, конечно, поставит верный. Но как его пригласить, если он практикует в китайской медицине и не раз был свидетелем нападок Пэй-цзюня на нее, больше того, он вполне мог слышать, как по телефону разыскивали Путиса?..
И все же он решил пойти за ним.
Вопреки всем его опасениям, Бай Вэнь-шань, как ни в чем не бывало, не сказал ни слова, надел толстые очки в роговой оправе, и они вместе направились к Цзинь-пу. Бай Вэнь-шань прощупал у больного пульс, мельком взглянул на его лицо, приподнял рубаху и осмотрел грудь, после чего в благодушном настроении стал прощаться. Пэй-цзюнь вышел его проводить.
У себя в комнате Бай Вэнь-шань молча предложил ему стул.
— Что же все-таки у моего брата, дорогой Вэнь-шань? — не выдержал, нарушив молчание, Пэй-цзюнь.
— Краснуха. Вы ведь видели, у него высыпала сыпь.
— Значит, не скарлатина? — с облегчением вздохнул Пэй-цзюнь.
— Скарлатиной называют эту болезнь они, западные медики. Мы, китайские врачи, называем ее краснухой.
Пэй-цзюнь почувствовал, как леденеют у него руки и ноги.
— А можно… вылечить? — робея, спросил он.
— Можно, почему же нет. Нужно только посмотреть гороскоп вашей семьи.
Пэй-цзюнь так растерялся, что уже не знал, стоит ли напоминать Бай Вэнь-шаню о рецепте. Проходя мимо телефона, он вспомнил о Путисе и, на всякий случай, решил сам позвонить еще раз в больницу. Ему ответили, что доктора нашли, но тот очень занят, а кроме того, уже поздно и скорее всего он приедет утром, хотя тоже не обещает. Пришлось снова настойчиво убеждать, чтобы доктор Пу непременно заехал сегодня.