Повестка в космос
Шрифт:
Я накрыл ее ладошки руками и медленно отвел в стороны. Грива черных волос падала на лоб. Нежная шея, тень распахнутого савана на обнаженном теле. Черные пятна испуганных глаз.
— Прости… — Губы прошептали это почти неслышно.
Я приподнялся и обнял ее. Дреды царапнули лицо жесткими палками. Донесся далекий аромат терпкой зелени. В груди у меня все плавилось и горело. Дыхание переключило передачу от прикосновения ее тела.
— Что ты сделала? — прошептал я в ужасе.
— Я заглянула домой и отдала себя в подарок… Тебе. Я не мог прийти в себя. Смерть отключила логику, отключила разум, откуда-то из глубины выливался наружу поток чувств, не встречающий преграды. Я чувствовал себя как на утреннике в детском садике — далеко-далеко в прошлом. Надя, одна из девочек нашей младшей
Я не удержался и заплакал.
2
Нагромождение контейнеров, бочки, огромные кубы студней, завернутые в маслянистый рубероид, — они пользовались здесь большой популярностью как средство перевозки различных жидкостей, — всевозможные ящики, цистерны, обрывки старых цепей и канатов, — хаос порта постепенно заканчивался и переходил в поселение. Границу, где заканчивался причал и где начинались лачуги местных обитателей, определить невозможно. Кое-кто ютился прямо в щелях между старыми металлическими коробами, брошенными хозяевами и выпотрошенными мародерами, — спали на кучах тряпья, им же и укрывались. Кто-то жил в самих контейнерах, размером побольше. Чем дальше от главных грузовых причалов, тем сильнее зарастали пространства крышами и натянутыми тентами, тем глубже уходили в темноту лабиринтов проходы и черные щели, служащие убежищем и жильем для местных обитателей.
Возвращаясь домой, я всегда старался держаться наиболее открытых пространств, даже не помышляя о том, чтобы свернуть куда-нибудь в сторону. И сейчас, как обычно, я шел почти по краю причала, оставляя по правому боку начинавшиеся дебри портового Вавилона. Сумерки слепили глаза. Темнело здесь довольно быстро. Я ускорил шаг, то и дело перепрыгивая через мусор и канаты. Сломать ногу проще простого — никто и никогда не убирался тут. Отовсюду доносился невнятный
шум, голоса, крики. Темные пространства между контейнерами пугали движением неясных силуэтов.
Кто бы мог подумать, что изнутри порт окажется таким хаотичным, шумным и грязным. Мы плыли на корабле Чингачгука — и вдали, внизу, показалась длинная и белая полоса, проступающая из дымки. Мне она почудилась почти сказочным городом на воде: по мере приближения становились видны небольшие белые башенки, и казалось, что это обитель каких-нибудь необычайных существ, красивых и незнакомых. Когда же пелена, застилающая горизонт, окончательно расступилась, у меня не оставалось сомнений, что индеец везет нас в сказку.
Увидев открывшуюся картину, я понял, что могу с чистой совестью забыть всю физику, которая еще сохранилась в моей голове со времен школы и института. Мир, где поверхность океана расположена под углом к земле, где небо похоже на потолок, к которому можно приблизиться и чуть ли не потрогать, где космос открывается дырой в атмосфере прямо перед глазами, — в этом мире Эйнштейн, наверное, занялся бы коллекционированием анекдотов. Возможно, его гений и мог объяснить такие выкрутасы, но лично я решил и секунды не думать о том, как все это возможно, чтобы не травмировать мозг.
С противоположной стороны изящной полосы причала висели в воздухе корабли. А за ними море уходило вдаль и резко обрывалось в черной, сияющей звездами дыре. Космос начинался не вверху. Открытым настежь окном он пугал прямо впереди. Что там было? Край света? Невероятный водопад? И куда падала вода? В космос? Я понял, что нахожусь в мире, плюющем на правильность. И я плюнул на правильность вместе с ним, оставив себе лишь восторг удивления. Когда один из кораблей вдруг медленно сдвинулся с места и, мощно набирая скорость, рванулся прочь, прямо в черноту космоса, рот мой открылся и больше не закрывался.
Порт — возведенная в море неподалеку от дыры в космос довольно узкая полоска длиной
Я чувствовал себя довольно опытным парнем. Еще бы! Участвовал в космической войне, пережил гибель военной станции, чудовищный взрыв, — настоящий солдат удачи! Но тут я осознал, что, по сути, остался тем, кем был, — обычным землянином, который видел множество фантастических фильмов да смотрел по телевизору репортажи с орбиты. Пережитое со мной — лишь эпизод. Здесь я увидел настоящую, всамделишную жизнь. Повседневное существование в мире, где полеты в космос — обыденное дело. Жизнь, где каждый день из звездной черноты приплывают огромные дуры кораблей, швартуются, муравьиные толпы существ облепляют их и начинают погружать, разгружать, ремонтировать. Мысли и представления в моей голове начинали перемещаться, как части лица Чингачгука, — картина мира перестраивалась, и сознание начинало мириться с тем, что мир может быть совсем другим, чем тот, к которому оно привыкло за годы своего существования.
Кстати, интересно, где-то сейчас старик Чингачгук?
Достигнув причала, я помог ему пришвартовать цистерны. Сохраняя спокойствие при управлении кораблем, ступив на землю, Чингачгук снова включил свой вечный двигатель, и я больше не видел его без движения ни секунды. Впрочем, вместе мы долго не пробыли. Покончив с закреплением груза, старик резво направился куда-то. Мы с Ари, чувствуя себя как туземцы Амазонии, внезапно угодившие в центр Москвы, одновременно схватили его за руку. Нашу просьбу рассказать, что здесь и как, старик понял, но ему было конкретно некогда. Нас оглушил треск ломающихся деревьев, в котором мы разобрали только отдельные Фразы. Старик торопился, «брага могла испортиться, идите в центр, много людей — много помощи» и тому подобное. Стало ясно, что больше мы ему не нужны и могли проваливать на все четыре стороны. У меня возникло желание напомнить, что если бы не я, то черта с два бы он получил свою брагу, ведь именно я запустил процесс Великой Жатвы. Но такой монолог был мне не под силу. После минуты попыток родить хоть что-то осмысленное я плюнул и махнул старику рукой: «Прощай!» — это слово я уже знал. Не медля ни секунды, Чингачгук развернулся и ушел. Последнее, что я видел, — как прямо на ходу его высокая фигура вдруг повторила тот же трюк, в котором раньше упражнялось только лицо. Отдельные части шагающего прочь старика вдруг задвигались и словно поменялись друг с другом местами. Он уменьшился в росте, сзади появился выступ, не стало видно рук. «Старый черт», — только и смог прошептать я. Может, и к лучшему, что мы расстались. От такого трансформера неизвестно, чего ожидать.
Каменная лестница вела почти к самой воде. Поскользнуться в сумерках на мокрых ступенях — раз плюнуть. Перил здесь отродясь не водилось. Назойливые волны плюхались в бок лестницы одна за другой, обдавая иголками капель.
Я спустился с главной площадки порта на уровень ниже, откуда начинался город на сваях. Срастаясь с камнем причала, выходя из него как отросток аппендикса, такой же узкой полосой, как сам порт, уходила вдаль мешанина домов, построек и сараев — пристанище большинства местных обитателей. Несмотря на жуткие условия, иметь жилье здесь считалось удачей по сравнению с крысиной жизнью среди старых складов. И жизнь здесь кипела намного более бурная, чем наверху.
Настил, как и все вокруг, построенный то ли из дерева, то ли из железа — я так и не понял, что это за материал, — тянулся узкой прибрежной улочкой. В полуметре под ним билось о столбы море. Темные тени длинных лодок покачивались по левую сторону — главное транспортное средство многих здешних обитателей. Большинство уже вернулось домой, но некоторые еще только подплывали. Воняло сыростью, старостью, кислыми щами. Отовсюду скрежетало, кто-то орал. Низкие фигуры суетились под навесами. То и дело перед глазами выплывали из темноты торчащие балки, и мне приходилось уворачиваться и нагибаться, чтобы не налететь на них лбом. Весь город строился абы как, каждый лепил себе жилье как мог, пристраиваясь к существующим конструкциям. В результате получился вонючий муравейник, забитый живностью и просыревший насквозь.