Повестка в космос
Шрифт:
— Саниба-ра спасибо! Идт-ста жить, хорошо! Сани-ба-ра всегда уважать!
— Идем! — Я потянул Ари за руку. — Мне невыносимо здесь.
Китайцы засуетились.
— Саниба-ра всегда уважать! — Один протянул большой темный предмет. — Саниба-ра взять спасибо!
— Что это? — спросил я. — Подожди-ка… Черт, сало!
— Надо взять. — Ари поклонилась китайцам.
–
Спасибо.
— Сало! Меня тошнит от него… Какого черта! Эй, слушайте! — Я показал на огонь. — Такую штуку хочу! Сало ешьте сами, сало полезное, вкусное! Огонь хочу!
А китайцы даже обрадовались. Шмат сала тут же исчез. Один из них отошел в дальний угол и вернулся, протягивая мне что-то. Из размытости, режущей глаза, проступили пальцы, ладонь.
— Что делать-то? — спросил я.
— Сжать! — ответил китаец, и тут же у меня в руке вспыхнул свет.
— Клево! — Я обалдел. Пластилин горел неярким огнем, слепящий ореол окутывал его поверхность. — А выключить? — Но я сам догадался, размял кусок пальцами, и он мягко погас. — Шикарно! — Ну, теперь у нас с Ари дома будет люстра.
— Он как, на батарейках? Или от трения? — спросил я ен-чунов. Они непонимающе молчали. — Ладно, — махнул я рукой. — Забудьте. Потом, если что, зайду к вам, отремонтируете. Спасибо огромное! Видала? — обратился я к Ари. — Вот это вещь!
— Ты ребенок, зачем огонь? Я хорошо вижу.
— Ты видишь, а я — не вижу. Мы вечно в темноте, как кроты, сидим. А сейчас люстру повесим, можем даже новогоднюю гирлянду сделать: нашинкуем эту фиговину и развесим на нитке. Ого!
Ари сморщилась, глаза ее сузились. Смеется, что ли? Я никак не мог научиться различать ее мимику. Правда, чувствовал, что настроение у нее сейчас хорошее.
— Ладно, идем! Надо еще выспаться до завтра. — Мы затолкались ко входу.
Дождь по- прежнему строчил мелкими стежками. Кисель тумана покрывал низкие строения почти с головой. Стоя на высокой веранде, нисколько не хотелос спускаться в мокрую темноту улиц.
— Мин-са домой проводить! — Один из близнецов показал на нашего проводника. Тот ждал у лестнице вниз.
— Угу, — пробормотал я, поеживаясь. — Сейча пойдем…
Шумели капли, с навеса текли струйки воды. Сквозило сыростью. Оттягивая момент окунания в промозглую ванну непогоды, я спросил близнецов:
— Слушайте, а может, вы знаете, куда отсюда податься, а? А то здесь не больно весело: океан у вас наклонный, неправильный, дыры в космос непонятные. Да и сало здешнее не слишком хорошо, я знаю места, где его лучше делают… А? Где тут ближайший порт международный? Не в курсе?
— О чем говоришь? — спросил один из ен-чунов. — Что хочешь?
— Места хочу, где людей много. Много людей разных. Чтобы из разных миров люди были. С разных планет. Где у вас международные порты? Как я понял, здесь у вас какой-то местный порт, локальный. Мне нужно место, где бы со всего космоса корабли встречались.
— Это место правильно! — ответил китаец. — Одно место, отсюда ушел — сюда пришел…
— Дьявол вас разбери! — пробормотал я.
— …Куда хочешь? — продолжал ен-чун. — Можешь уйти. Сюда вернешься потом.
— Да не хочу я возвращаться, что пристали? Если в ничего, кроме этого места, не знаете, то это не означает, что других мест нет. Неужели не понятно?
— Боги знают, — промолвил близнец. — Ен-чун знает только то, что есть. Мир есть, ничего другого — нет. Не знаем, что ты хочешь. Ты уйдешь — вернешься, зачем уходить?
— Да чтоб вас больше не видеть, — тихо сказал я и взял Ари за руку. — Идем!
— Подожди! — остановил меня второй из близнецов. — Т-ли в городе, можешь его спросить.
— Т-ли? — удивился вдруг проводник. — Давно? не слышал. — Давно, — ответил ему близнец. — С сезона больших отвалов. — Спроси Т-ли, Беспокойный, возможно, Т-ли знает, — посоветовал мне и проводник. — Это я, что ли, беспокойный? — не понял я. — Сами вы беспокойные! С вами понервничаешь, еще как… Что за Т-ли? Рыбак, что ли? — Бог. Он тебе отвечать точно. — Кто? — переспросил я. — Бог, — ответил китаец. — Сходи к нему, боги знают. — То есть как бог? В каком смысле? — Что хочешь? — Ен-чун снова не
Мы с Ари шли вплотную за Мин-са. Потеряйся здесь — и конец. Ужас перед «концом света», каким казалась эта пропасть черноты, давил на мозг, и от паники меня удерживала только близость Ари.
Плохо соображая, где мы и что происходит, я покорно брел за проводником, упорно смотрел под ноги и концентрировался на каждом шаге. Дождя здесь не было, он будто растворился в черноте, но сырая мгла точно так же висела между стенами и балками. Насквозь мокрая одежда гадко облегала тело, обжигала холодными прикосновениями.
Дом, где обитал бог, оказался одной из лачуг, слепленных в бесконечном лабиринте. Мин-са довел нас до нее и лишь промолвил: «Здесь». Входить внутрь он явно не желал. Мне же было все равно. Коли бог живет в такой лачуге, то вряд его фамилия Громовержец, и заходить к нему можно запросто.
В темноте я нащупал неровную стену, чуть дальше рука провалилась в закрывающий вход сырой полог. Пригнув голову, я зашел внутрь, Ари вслед за мной.
На секунду мне показалось, что я вернулся на Землю. Секунда прошла, вместе с ней и обман, но то первое впечатление запомнилось навсегда.
Теплый желтый свет озарял небольшую комнатку, разделенную тонкой полупрозрачной ширмой. Было тихо, ночной невидимый шум остался снаружи. У входа, в левом углу, громоздились оранжевые студенистые цилиндры, сваленные кучей. Справа на стене висела большая штука, напоминающая оберег, — сложное переплетение тонких палочек, образующих паутинистую картину из пересекающихся кругов. Однако самым необычным было не это. Дальше за ширмой, где и находилась, собственно, жилая часть помещения, у стены виднелись две покосившиеся стопки книг. Именно их вид вырвал из подсознания образ Земли, воспоминание о родном доме. Это были именно книги, ошибиться я не мог. Увесистые томики, старые издания: темные неровные листы казались толстыми, углы сношены. Сердце стукнуло раз, другой… Но надежда встретить здесь кого-то с Земли умерла почти сразу… Наткнись я здесь на парочку детективов — тогда да, можно было начинать вопить от радости. Но две стопки старинных книг никто из землян в космос не брал однозначно. И, значит, не стоило травить душу… Но все-таки книги! И пусть тут же валялись странные цилиндры, пусть снаружи остался непонятливый ен-чун со сбившейся резкостью облика. Если в мире делают книги, то от мира можно добиться понимания.