Поводырь
Шрифт:
Начальники отделов Канцелярии губернского совета – их-то зачем притащили? Столоначальники всех трех отделений – к этим присмотримся. Чаше всего главы отделов – главные рабочие лошадки любых администраций. Все течет, все изменяется. Падают вслед за своими «крышами» высокие начальники. Ветер времени выносит наверх новых и новых, а отделы продолжают работать. Их боятся трогать, их любят представители всех партий и течений. Они – воплощение бюрократии, и без их невидимой из мягкого кресла работы рухнет любая, сколь угодно хитро продуманная структура управления.
Советники при губернском правлении… Оп! Как он сказал? Менделеев? Гера – фас! Ведь
Инспектор врачебной управы, начальник почтовой конторы, окружной суд, земский суд, директор училищ Томской губернии. Епископ Томский и Семипалатинский. Кто догадался притащить сюда дедушку в рясе? Надзиратель управления Пятого акцизно-питейного округа Западной Сибири. Держится уверенно. К гадалке не ходи – вот и главный мздоимец!
Ого! Это еще что за человек-гора? Представьте Безсонова, подросшего почти до двух метров и отрастившего богатую, каштанового цвета бороду! Торчит – этакая башня главного калибра – над всей чиновной толпой и еще успевает внести ясность: «Взнос в Фонд уже сделан, ваше превосходительство». Только посмей подмигнуть, гризли недоделанный! Пойдешь голыми руками Чуйский тракт рыть! Кто ты вообще есть-то? Городской голова, купец первой гильдии Дмитрий Иванович Тецков. Наслышан. Хозяин заводов, газет, пароходов. Хотя газета только у меня пока есть. И та государственная. У этого только прииски в Салаирской тайге, пара небольших фабрик и пароходство. Сойдет и это. Будем работать с дрессированным медведем…
Купцы, купцы, купцы. Это потом. Я знаю, что здесь, в Томске, девяносто процентов капиталов губернии. И если я хочу хоть что-то построить, с купцами нужно дружить. Но не сейчас. Где Асташев?!
Седой, лысая макушка, высокий умный лоб и круглое, доброе лицо. Годы берут свое, но глаза живые – молодые глаза устремленного в будущее человека. Статский советник, купец первой гильдии, потомственный дворянин, кавалер орденов Святой Анны второй степени и Святого Владимира третьей и четвертой степеней. Бывший чиновник Томского губернского управления, удачливый и грамотный золотопромышленник, вкладывающий огромные суммы в разведку новых месторождений, в обеспечение приисков новейшей техникой. Применяющий самые современные технологии. Меценат и, по отзывам всех без исключения людей, с кем я о нем заговаривал, относительной честности человек.
Опекал сосланного в Томск декабриста Батенькова, оплачивал учебу в университетах талантливой молодежи, принимал в своем доме великих князей. Исключительно на свои деньги содержал женский приют.
Но и это еще не все. Он обладал обширными и крепкими связями в Санкт-Петербурге. Дружил с военным губернатором одной из западных провинций империи. Ценился при дворе и, что самое интересное, единственный богатей Сибири, кого большевики постеснялись обозвать эксплуататором. На его приисках средняя годовая зарплата превышала двести рублей серебром. Он выплачивал гигантские премии за обнаружение новых россыпей или сверхбольшие самородки. И никогда не изменял однажды данному слову. Если бы искал лучшего соратника для своих замыслов, лучше трудно было бы найти.
Неприятным открытием оказался его возраст. Почему-то я думал, что он моложе и у нас с ним есть еще масса времени. Ну, да за неимением гербовой пишут на простой…
Улыбаюсь ему. Отдельно от всех, глядя прямо в глаза. На миг выключаю этой зрительной связью нас с ним из общего гвалта. Показываю, насколько рад его появлению. И получаю улыбку в ответ. Думаю, приглашение на ужин в его доме я уже заработал.
Поднимаю руку ладонью к толпе. Начинаю говорить. Опережаю пустопорожние приветственные слова местных господинчиков. Благо хоть каравая с солью не додумались притащить…
– Благодарю вас, господа, за теплый прием. Весьма рад тем, что вы выбрали время и посетили меня в этом временном жилище…
Говорю долго и ни о чем. О высочайшем повелении, о судьбе и долге, о великой ответственности перед потомками и о фронтире западной цивилизации в диких краях. О бремени белого человека и о святых русских традициях. Конечно же все это под Божьим покровительством и при прямом участии всех присутствовавших… Большинство обзавелись стеклянными глазами уже на второй фразе. Но нашлись и те, кто пытался внимательно слушать. Какой-то господин судорожно записывал речь в толстый блокнот. Наверняка это Кузнецов, редактор неофициального приложения «Томских губернских ведомостей». Он что, всерьез намерен печатать этот бред? Не забыть с ним поговорить. Программная статья в единственном в краю средстве массовой информации – хорошая идея. Но не эту же галиматью… Найдутся же умники, что еще и спорить по пунктам начнут…
– …Членов губернского совета, господ столоначальников, господина губернского архитектора, томского городского голову, господина редактора газеты прошу сегодня в два часа пополудни в мой кабинет…
Наталкиваюсь на испуганные глаза Фризеля. Что не так?
Менделеев что-то тихо шепчет председателю. Тот кивает, и вот уже он опять в обычном для себя состоянии пса, готового принести тапочки хозяину. Замолкаю, передавая этим право голоса делегации встречающих. Слышу подобную своей лабуду. Хочется смеяться, но я держусь из последних сил. Напряженные мышцы на лице начинает сводить от усилий. Лицо окончательно каменеет.
Благодарю еще раз. Напоминаю о расширенном совещании.
Начинают уходить. Недовольных не видно. Я не показался этим туземным вершителям судеб слишком уж страшным или невменяемым. Купцы и вовсе довольны. Они уже знают о моей программе поддержки промышленности. Подходят к Артемке, суют в его потную ладошку монетки и записки для меня. Парень богатеет на глазах.
Асташев двинулся прямо ко мне. Едва справился с одеревеневшим лицом. Чтобы улыбнуться, нужно мышцы расслабить…
– Завидный спич, ваше превосходительство, – слегка кланяется седой золотопромышленник. – Публика осталась довольной.
Сарказм? Господи! Скажите, это сарказм? Я не ослышался?
– Что-то же нужно было сказать множеству незнакомых людей, Иван Дмитриевич, – дергаю я плечом. – Пришлось расстараться. С людьми дела я по-другому говорю.
– Как вы изволили выразиться? С людьми дела? Герман Густавович, вы позволите?
Киваю. Почему бы и не позволить называть ему меня по-простому? Он старше в два раза, да и в столице весит побольше.
– Это вы, Герман Густавович, замечательное слово изобрели. Точнейшее, знаете ли, слово – «люди дела»! Именно что! Вы, господин губернатор, интереснейшая личность. Чем больше слышу о ваших деяниях, тем более тешу себя надеждами на… некую встряску нашему замшелому болоту…