Поводырь
Шрифт:
– Снова вы, ваше превосходительство, правильные слова подбираете. – Белые ладошки вспыхивают отраженным светом десятков свечей. Кажутся двумя белыми птицами, бесстрашно порхающими прямо у лица хозяина дома. – Но садитесь же скорее к столу. Повар мой, характером прескверный, уж трижды справлялся, не пора ли горячее несть. Сюда вот, сюда! На стуле этом и принцам не зазорно сиживать…
– У вас, дражайший Иван Дмитриевич, отличный дом! Приходилось мне бывать у вельмож, кои и вполовину не такой усадьбой похвастать могут.
– Вы мне льстите, Герман Густавович. Уж позвольте старику вас так называть по-простому…
– Извольте, Иван Дмитриевич.
– А и верно. – Новый полет белых птиц. – Сын мой, Вениамин, не иначе в один год с вами на свет божий появился?! Девятого декабря тридцать шестого года Вениамин-то мой…
– А я – шестадцатого декабря тридцать пятого. Выходит, ровно на год я потомка вашего старше.
– Оба декабристы, значит! – Богач смеется, словно две пуховые подушки трутся одна о другую. – Бывали у меня-с и те самые-с… Да…
Из сумрака появлялись люди, ставили на стол отблескивающие серебром блюда. Парило мясо, остро пахло какими-то приправами и свежим хлебом. Рубином блеснуло вино в бокале. За этим столом как-то забывалось о Великом посте и связанными с этим ограничениями.
Рыба тоже была, но как-то скромно. На самом краю стола. Нарезанная белыми, неожиданно аппетитными ломтями, посыпанная зеленой трухой из смеси ароматных трав. Не имей я близкого знакомства со всеми видами приготовления исконно томской рыбы – муксуна, – ни за что не узнал бы.
Ну какие могут быть разговоры под этакий-то стол. Я вдруг вспомнил, что ел последний раз больше семи часов назад, и в животе недовольно забурчало. Мясные ломтики таяли во рту, соусы придавали кушаньям совершенно неожиданные, восхитительные нюансы. Красное вино и мясо – что еще нужно настоящему мужчине за столом?
Самовар вместе с огромной вазой, наполненной восточными сладостями, поставили на низкий столик у дивана. Чай, цвета красного дерева, в китайских чашках. Раскрытая коробка с сигарами – можно было не сомневаться, кубинскими. Искусно созданный для беседы локальный уют. На сытый желудок, под коварное, на кошачьих лапах подкрадывающееся к сознанию, спиртное. Я старался держать себя в руках и внимательно следил за нитью беседы – и все равно проморгал момент, когда речь зашла о делах.
– …Чертежик мне поляк один из каторжных нарисовал – Ванька Возняковский. Денег еще, бедолага, просил на машину свою, коя от силы сжатого воздуха двигаться должна была. Поляка того в казенные заводы на Урал забрали, а картинки у меня остались.
О чем он? Вроде только что о скаредности и мздоимстве горных чиновников рассуждал, и вдруг о каких-то чертежах…
– Здесь уже, в Томске, кузнеца нашел. Есть этакий татарский богатырь – кузнец Ханыпов в Заисточье. Грамоты инородец не ведает, но руки золотые! За полгода построил мне машину по списку того поляка. Труб одних дюймовых с Ирбиту чуть не версту ему привез. Котел чудной, весь трубками обвитый. Машину я на прииске поставил. Очень уж она проста вышла, а и сильна… Вот вы, Герман Густавович, всюду о паровиках говорите, а ведь у меня-то лет, почитай, восемь оная крутится.
– Людская молва уже донесла, – кивнул я и засмеялся. – Некоторые болтают, что Иван Дмитриевич-то, поди, и черта в повозку запрячь может, раз у него и дьявольские силы на приисках колеса крутят.
– Хры-хры, – вновь зашуршал подушками золотопромышленник. – Оттого и болтают, что сами машин не имеют. Я ведь и мастерскую затеял было делать. Думал на чертежике том денежку малую получить. Ан нет. Не нашлось покупателей. Механизьма в десять сил вышла, а по стоимости под полторы тысячи целковых. В Тюмени на Козеловских верфях в пароходы и поболе машины ставят, а ценою схожи.
– Откуда же такая разница?
– Так, дражайший Герман Густавович, возняковскому котлу взорваться никак невозможно. На схемах моих и стрелок никаких нет, и за давлением следить нет потребности. А в пароходных движителях одних приборов на пятьсот рублей, что в цену машины не входят.
– Выходит, ваши паровики слабее, но и дешевле?
– А и дешевле, – затряс лобастой головой Асташев. – Так только и тех денег купцы платить не могут.
– Отчего же так?
– Отчего? – Только что вот хихикающий богатей вдруг стал совершенно серьезным. Добрый прищур исчез, и на меня взглянула совершенно холодная, расчетливая сущность томской «акулы». – Отчего? Оттого, видно, что купечество тутошнее все в долг живет. Заводов с пароходами понастроили, магазинов с лавками. Одного хлебного вина сто тысяч ведер в год варят. Мильен пудов чая за зиму Московским трактом возят, а и все без денег. До того доходит, что у Петрова с Михайловым в лавке за сукно в полтину ценой векселя выписывают.
– Богачи без денег? – хмыкнул я. – Как же такое возможно?
– Как? Да вот взять хотя бы… да Исаева того же. Лет этак двадцать назад построил Королев в селе Тигильдеево, что на малой Сенной Курье, стеклянный заводик. А года три назад за долги Общественному банку отписал. С торгов заводик тот Исаев выкупил. Полторы тыщи выложил. Людишек работных набрал, стекло снова лить стал. А как надумал машину завместо мехов приладить, ко мне за деньгами прибежал. Я ему вексель и выписал. Он с бумагой той в банк. Те другой вексель – уже под мой оформили. Исаев паровик купил с Урала и поставил. Года два, считай, уже. Здорово больше стекла выходит, и бутылок и листов. А только кто его купит? Хмельное у нас бочками продают, бутылки в подвалах питейных только на стол ставят. И домов строят немного. У Исаева листами стеклянными все склады забиты. Ему апрелем этим срок платить по векселям выходит, так он опять по городу бегает – деньги ищет.
– Выходит, пока по старинке купец дела ведет, то и ладно. А как что-то новое применить восхочет, так на то денег нет?
– Истинно так, Герман Густавович. Снова вы правильные слова подобрать изволили.
– Жаль. Очень жаль. Я, грешным делом, хотел купечеству туземному дело получше золотой жилы предложить. Но там даже не тысячи. Там миллионы потребны.
– Что ж за дело это, что лучше золота?
– Железо! Вот и вы, поди, на прииски инструмент железный покупаете?
– Же-ле-зо, – прокатил по языку седой прохиндей. – Железо. Оно так-то так, товар всем нужный. Только железо само из ручья, как песок золотой, не вымоется. Камни железные из горы выламывать потребно. Потом в печи плавить. Одного угля древесного тыщи пудов…
– Каменный уголь лучше.
– А и верно. Сашка Смирнов на Гурьевском заводе года три уже чугун углем плавит. За то ему Фрезе полковника никак и не дает. С углежогов горный начальник мзду берет, а с дыры в горе деньги не поимеешь…
– Это не тот ли заводик, где паровики делать могут?
– Именно так. Тот самый. Смирнов-то в Алтае пришлый. Его из Санкт-Петербурга манифестом прислали, а Фрезе с подпевалами своими – Быковым, Платоновым и братьями Прангами – местные. Давят Смирнова, давят. Тому как совсем плохо становится, он Александру Дмитриевичу в столицу отписывает.