Поворот ключа
Шрифт:
Проснувшись от противного писка будильника, я не сразу поняла, где нахожусь и почему чувствую себя как выжатый лимон. Ах да. Я в Шотландии, и сейчас шесть утра, а я привыкла вставать в полвосьмого. Я села на кровати, приглаживая растрепанные волосы и протирая сонные глаза. Снизу раздавались топот и восторженный визг. Детишки явно проснулись. Сквозь щели по краям штор просачивался солнечный свет. С трудом волоча ноги, я подошла к окну и безуспешно попыталась их открыть. Вспомнив вчерашнюю эпопею, я громко произнесла, чувствуя себя донельзя глупо:
– Открыть шторы.
Они разъехались в стороны, словно по мановению волшебной палочки. От вида за окном
Неизвестный, давно покинувший этот бренный мир архитектор Викторианской эпохи нашел идеальное место, откуда открывался потрясающий вид на бесконечную панораму голубых холмов, зеленую долину и сосновый лес. На сколько хватало глаз, за окном простирались холмистые предгорья с пунктирным узором темных ручьев, гофрированные крыши фермерских построек и далекое озеро, так ярко отражающее утреннее солнце, что напоминало заснеженную поляну. Вдали, над всем этим великолепием, возвышались Кэрнгормс – что означало, согласно «Гуглу», на гэльском языке «Голубые горы». Название показалось мне немного странным. Хотя на фотографиях мелькали все цвета радуги – зеленая трава, коричневые заросли папоротника, красноватая почва с редкими фиолетовыми вкраплениями вереска, зимой – девственная белизна, даже человек с нереально богатым воображением не нашел бы здесь голубого. Но сейчас, под лучами утреннего солнца, в поднимающейся над склонами туманной дымке, на розоватом фоне рассветного неба, горы действительно были голубыми. Я имею в виду не заросшие папоротником подножья, а сами гранитные склоны, зубчатые скалы и пики далеко за линией деревьев. На самом верху лежал снег – даже теперь, в июне.
У меня поднялось настроение. Под окном раздались шаги, и я посмотрела вниз. По дорожке, идущей от хозяйственных построек за домом, шел, держа в руке сумку с инструментами, Джек Грант. Его влажные волосы поблескивали на солнце, точно он только что принял душ. Я пялилась на его темную макушку примерно с минуту, пока не почувствовала себя вуайеристкой, после чего отошла от окна и отправилась в душ.
В ванной было темно, и я автоматически потянулась к выключателю, но тут же вспомнила о чертовой панели. Она послушно зажглась, вновь явив моему взору запутанную мозаику из квадратиков, бегунков и точек. Я нажала значок наобум. Целилась я туда же, что и вчера, да, видно, промахнулась. Вместо нормального света загорелась синим цветом окантовка вдоль плинтусов. При таком освещении можно сходить в туалет, чтобы не потревожить спящего рядом человека, а принять душ совершенно немыслимо.
При нажатии следующей кнопки синие полоски погасли, вместо них загорелись две золотистые лампы над ванной, озарив помещение теплым, приглушенным светом. Это идеально подходило для расслабляющей пенной ванны, однако душевая кабина по-прежнему оставалась темной, к тому же мне хотелось чего-нибудь более утреннего, бодрящего.
С четвертой или пятой попытки я нашла подходящее освещение – достаточно яркое и при этом не бьющее в глаза, с подсветкой вокруг зеркала – придется кстати при нанесении макияжа. Облегченно вздохнув, я сбросила халат и шагнула в душ. И тут же столкнулась с новой трудностью. Из стены и потолка торчала целая батарея разнообразных шлангов, кранов и насадок. Знать бы, как ими управлять!.. Ответ: еще одна панель, на этот раз водонепроницаемая, прямо в стене душевой кабинки.
Прикоснувшись к ней, я увидела надпись: Доброе утро, Катя.
Я моментально вспомнила незаконченную записку из тумбочки. Кроме надписи, на экране присутствовали смайлик и кнопка. Я не Катя. Я нажала кнопку, и надпись изменилась. Доброе утро, Джо. Еще одна попытка. Доброе утро, Лорен. Доброе утро, Холли. Доброе утро, гость.
Больше вариантов не было. Значит, я гость. Я нажала на смайлик. Ничего не произошло, только на экране вновь появились загадочные значки. Нажав первый попавшийся, я взвизгнула, когда меня окатило мощными струями ледяной воды. С перепугу я сразу нашла, как их выключить.
Накатило раздражение.
Надо же как-то помыться!.. А если воспользоваться чьими-то настройками, пока не разберусь? Доброе утро, Катя. Я с трепетом надавила на смайлик, и на экране появилось сообщение: «Хэппи» готовит ваши любимые настройки. Приятного душа! Когда буквы погасли, одна из душевых насадок поползла вверх, наклонилась, и оттуда пошла вода. Судя по всему, Катя была на голову выше меня и любила более горячую воду. С температурой я бы еще смирилась, но из-за разницы в росте струи били мимо, в стеклянную перегородку, что превращало мытье волос в почти непосильную задачу.
Так, надо попробовать кого-нибудь другого. На этот раз мой выбор пал на Холли. Сцепив зубы, я ждала результата.
Наконец-то! Из решетки над головой полился ласковый дождь, и это было… просто восхитительно. Трудно подобрать другое слово. Вода текла под нужным напором, пропитывая меня животворящим теплом. Капли стучали по голове, выбивая из нее остатки сонливости и выпитого вечером вина. Кто бы ни была эта Холли, я определенно нашла в ней родственную душу. Вымыв волосы, я долго стояла с закрытыми глазами, отдавшись приятным ощущениям. Хотелось стоять здесь вечно, наслаждаясь этой вопиющей роскошью, но я вспомнила, что минут десять только разбиралась с настройками. Если не выйду прямо сейчас, то героический ранний подъем окажется бессмысленным. Зачем было вставать ни свет ни заря, если я не предстану сейчас перед Сандрой – бодрая, свежая, энергичная.
Решительно выключив воду, я потянулась за пушистым белым полотенцем, напоминая себе, что если выйду сейчас, то смогу принимать такой душ хоть каждый день.
Внизу меня встретили божественный аромат поджаренного хлеба и детский смех. На ступеньке валялся маленький клетчатый халатик, а посреди холла – одинокая тапочка. Подняв то и другое, я прошла в кухню. Сандра стояла перед огромным хромированным тостером с кусочком темного хлеба в руке. За металлической стойкой для завтраков сидели две девочки в ярко-красных пижамах. Их кудрявые волосы, у одной почти черные, а у другой – совсем светлые, были растрепаны со сна, и обе неудержимо хохотали.
– Не поощряйте ее! – взмахнула кусочком хлеба Сандра. – Если вы будете смеяться, она сделает это снова.
– Что сделает? – спросила я, и хозяйка дома повернулась ко мне.
– О, Роуэн! Господи, как ты рано! Надеюсь, тебя не дети разбудили? Некоторые члены нашей семьи никак не научатся оставаться в постели хотя бы до шести утра.
Она многозначительно кивнула в сторону младшей, светловолосой девочки.
– Нет, я вообще жаворонок, – соврала я.
– В нашем доме это качество тебе очень пригодится, – вздохнула Сандра.
Она была в халате и выглядела совершенно задерганной.
– Петра бросается кашей, – с булькающим смехом сказала ранняя пташка, указывая на розовощекого ребенка, сидящего в высоком стульчике в углу. На передней панели плиты висела овсяночная клякса размером с куриное яйцо, медленно сползающая к бетонному полу. Петра, визжа от восторга, набирала в метательный снаряд следующую порцию каши.
– Пета блосает, – пролепетала она и прицелилась.
– Ага, – с улыбкой сказала я, протягивая руку к ложке. – Петра, дай-ка ее сюда, пожалуйста!