Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
Шрифт:
Одна из основных задач туземных правителей состояла в том, чтобы запасать в закромах достаточный резерв для борьбы с такими напастями: правители городов Тройственного союза раздали в 1450 году запасы зерна, копившиеся больше десяти лет. Несмотря на всё это, приходилось прибегать к другим источникам пропитания, животным или растительным, и в любой момент в оседлом земледельце мог проснуться бывший кочевник, занимавшийся охотой и собирательством. Недород каждый раз отбрасывал земледельческие народы Центрального плато на несколько веков назад.
Мы видели, что мексиканцы завтракали поздно утром и обедали в середине дня. Для большинства из них второй прием пищи был и последним, разве что перед сном они утоляли жажду и голод кашей из маиса, амаранта или
Для такого пира надо было заранее запастись провизией: маисом, фасолью, семенами, перцем, помидорами, приготовить 80—100 индеек, два десятка собак, 20 нош какао. Гости прибывали к полуночи. «Когда они все собирались, им давали воды, чтобы омыть руки, а затем подавали еду. Покончив с нею, они снова мыли руки и рот, потом им подавали какао и трубки. Наконец, им дарили плащи и цветы». Саагун описывает здесь пир богатых купцов. Ужин затягивался до зари, под танцы и песни, расставались поутру, выпив последнюю чашку душистого какао, отдающего ванилью и медом.
Табак, как мы видели, играл большую роль: по крайней мере, у руководящего класса и у торговцев было принято раздавать гостям после еды набитые трубки. Они были цилиндрической формы, без четко выделенной головки, из тростника (возможно, иногда из обожженной глины), богато украшенные. Их набивали смесью табака с древесным углем и смолой ликвидамбара. Таким образом, получалось что-то вроде большой ароматической сигары, вкус которой, должно быть, сильно отличался от современной. Вне еды курили редко. Прогуливаться с трубкой в руке было признаком знатности и элегантности.
Табак широко применяли в медицине и обрядах. Его наделяли лечебными свойствами и религиозным смыслом: во время некоторых церемоний жрецы носили на спине калебасу, наполненную табаком. «Светское» использование этого растения в докортесовскую эпоху не распространялось на простонародные слои.
В ходу были и другие наркотические или отравляющие средства, гораздо более эффективные: с их помощью искали либо утешения, либо пророческих видений. Хронисты, в частности, упоминают о пейотле— небольшом кактусе, растущем на севере Мексики, вызывающем красочные галлюцинации. «Вкушающих его, — говорит Саагун, — посещают ужасные или смешные видения, и такой дурман длится два-три дня, прежде чем рассеяться. Это растение служит пищей чичимекам, поддерживает их и придает им храбрости, чтобы не бояться ни сражений, ни жажды, ни голода, и они говорят, что оно оберегает их от всякой опасности».
Пейотль и в наши дни еще играет большую роль в обрядовой жизни индейцев с северо-запада Мексики и с юга Соединенных Штатов. Другие растения, действие которых еще предстоит изучить, тоже использовали как наркотики, например, тлапатль(травянистое растение из семейства паслёновых) и семена мишитля.Но чаще всего в литературе говорится о грибе теонанакатль(«божественный гриб») {45}, который подавали гостям в начале пиров: «Первое, что ели на этом пиру, был небольшой черный гриб, который одурманивает и вызывает видения, а также подталкивает к сладострастию. Они ели его перед рассветом… с медом, а когда разгорячились, принялись танцевать. Некоторые пели, другие плакали, опьяненные этими грибами, третьи не пели, но сидели в комнатах в задумчивости. Некоторые видели, что скоро умрут, и плакали, другие представляли себя сожранными хищным зверем, третьи видели себя на поле боя, пленяющими врагов, или разбогатевшими, или хозяевами многочисленных рабов. Еще одни видели, что их уличат в прелюбодеянии и за это преступление размозжат им голову, другие — что они совершат кражу и будут убиты, и еще многое другое. Когда опьянение, вызванное этими грибами, прошло, они говорили между собой о том, что видели».
Удивительнее всего в этих описаниях для нас, возможно, то, что в них никогда не
Но древние мексиканцы прекрасно осознавали опасность для самих себя и для своей цивилизации, которая заключается в алкогольном опьянении. Возможно, никогда в истории ни одной культуры перед этой опасностью не воздвигали более суровых барьеров. «Напиток, именуемый октли, — заявил император, обращаясь к народу после своего избрания, — есть корень и первопричина всякого зла и всякой погибели, ибо октлии пьянство суть причина всех раздоров и всех разногласий, бунтов и мятежей в городах и царствах. Это словно смерч, который всё разрушает и уничтожает. Это словно губительная буря, приносящая с собой все несчастья. Именно от пьянства начинаются прелюбодеяния, изнасилования, совращение юных девушек и кровосмешение, кражи, преступления, заклятия и ложные свидетельства, слухи, клевета, смута и драки. Все это вызвано октлии пьянством».
По мере изучения письменных источников возникает такое чувство, что индейцы, ясно осознавая собственную склонность к алкоголизму, совершенно сознательно решили бороться с этой напастью, с самими собой, проводя невероятно суровую репрессивную политику. «Никто не пил вина (октли), только те, кто были уже стары, попивали его втайне, немного, не доходя до опьянения. Если человек показывался пьяным на людях, или если его застигали за выпивкой, или если он валялся на улице мертвецки пьян, или если ходил, распевая (песни) или в сопровождении других пьяниц, то если он был простолюдином, его наказывали, забивая до смерти, или душили на глазах у всех молодых людей (квартала) в назидание им и чтобы заставить их остерегаться пьянства. Если пьяница был знатным, его душили тайно».
Законы против публичного пьянства были жестоки: по распоряжению Несауалькойотля, жреца, застигнутого пьяным, сановника, чиновника или посла, явившегося пьяным во дворец, наказывали смертью; сановника, напившегося «тихо», тем не менее наказывали, лишая должностей и титулов. Простолюдину, застигнутому подвыпившим, в первый раз обривали голову на площади под шуточки толпы; во второй раз его ждала смерть, как и знатных граждан, застигнутых впервые. В данном случае мы видим крайне жестокую защитную реакцию общества на столь же непреодолимую тенденцию: время показало, что как только завоевание обрушило моральные и юридические устои мексиканской цивилизации, алкоголизм принял среди индейцев чудовищный размах.
Однако даже у такой карательной системы должен был быть «защитный клапан». Октлине находился под полным запретом. Старики и старухи могли его пить, в частности, по случаю некоторых праздников, и даже не было ничего страшного в том, что они опьянеют. Когда, например, праздновали «крещение» ребенка, «ночью старики и старухи собирались, чтобы выпить октлии опьянеть. Собираясь предаться пьянству, они ставили перед собой кувшин октлии виночерпий разливал его в калебасы и давал каждому по очереди… И когда видел, что гости еще не пьяны, то снова наливал им выпить в обратном порядке, начиная слева. Опьянев, они принимались петь… другие не пели, но переговаривались со смехом и отпускали остроты и громко хохотали, услышав шутку». Такое впечатление, что мексиканцы решили поступиться малым, предоставив наслаждаться выпивкой тем, кто уже отошел от активной жизни, и воздвигая при этом перед молодыми и зрелыми людьми преграду из жестоких наказаний.