Повседневная жизнь Арзамаса-16
Шрифт:
Испытания прошли успешно. Испытательные будни и здесь разбавлены житейскими курьезами, которые помнятся ярче, чем серьезные происшествия. Так, в пуске Р-12 участвовал военпред, майор Валентин Семенович Морев, очень приятный внешне, веселый и общительный, великолепный певец, словом, душа-человек. Так вот, в бригаде подготовки к пуску он один носил авиационную форму, остальные были артиллеристы, которые постоянно ходили в рабочих комбинезонах. Вся бригада жила в вагонах спецпоезда, питалась в вагоне-ресторане. Морев заметил, что обслуга из спецпоезда, особенно официантки, как-то по-особенному заботятся о его питании. Он воспринял это как дань его мужской неотразимости. После успешного пуска ракет ранним утром все пошли завтракать… Появление Морева вызвало удивление. Обслуга решила, что готовится новый запуск космического аппарата с человеком на борту, а В. С. Морев — новый космонавт. Было много хохота, обслуга была явно обескуражена.
Вообще говоря, наличие ядерного оружия в войсках оказывает мощное психологическое давление на персонал. Проблема психологической
117
Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 61.
По окончании испытаний был заказан большой самолет Ил-18, который и доставил всех в Москву. У трапа испытателей встретила делегация, во главе которой были директор института Б. Г. Музруков и первый секретарь горкома партии А. С. Силкин. Всем пожимали руки, благодарили. Правда, испытателей подобными торжествами баловали нечасто.
В начале 1962 года в центральных газетах появились статьи об испытателях, а в «Правде» была напечатана маленькая заметка «Награды героям атома»:
«За большие заслуги, достигнутые в развитии атомной промышленности, науки и техники, разработке, совершенствовании и испытании новых образцов мощного термоядерного оружия, Президиум Верховного Совета СССР наградил особо отличившихся работников — дважды Героев Социалистического Труда — третьей золотой медалью „Серп и Молот“, присвоил звания „Герой Советского Союза“ группе офицеров ракетных войск и авиации, звания „Герой Социалистического Труда“ — 26 ведущим конструкторам, ученым, инженерам и рабочим, наградил орденами и медалями СССР более 7 тысяч рабочих, конструкторов, ученых, руководящих, инженерно-технических работников и военнослужащих Ракетных войск, Военно-воздушных сил и Военно-морского флота, наградил орденом Ленина ряд научно-исследовательских и проектных институтов и заводов. За особые заслуги при выполнении задания партии и правительства по разработке и совершенствованию термоядерного оружия и успехи в развитии атомной науки и техники Совет министров Союза ССР объявил благодарность группе ведущих ученых и конструкторов — Героев Социалистического Труда, лауреатов Ленинской премии». И лишь только в городе смогли узнать фамилии награжденных. А. Д. Сахаров получил третью звезду героя, Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович — уже трижды Герои Социалистического Труда — получили персональные благодарности Правительства СССР. Десятерым присвоено звание «Герой Социалистического Труда». Десятки человек получили звания лауреатов Ленинской премии. В числе прочих получил свой первый орден — орден Трудового Красного Знамени — А. В. Веселовский, который ему вручил первый начальник объекта, заместитель министра средмаша генерал-лейтенант Павел Михайлович Зернов. Из фонда начальника объекта Б. Г. Музрукова награжденному была выделена «Волга М-21» (конечно, за наличный расчет!).
У испытателей особенно ярко проявлялись черты и стиль поведения, присущие старшему и среднему поколению Арзамаса-16. Ответственность ли тому причиной, повседневный риск или общение с руководством, трудно сказать. Никогда поэтому не было препирательств типа «а что я за это буду иметь?». Надо — значит, надо! Самоотверженность и чувство долга вовсе не вбивались страхом, они вырабатывались, воспитывались. «Раньше думай о Родине, а потом о себе!» — это о них. А. Веселовский вспоминал, как в 1961 году жена просила его из командировки приехать к больному сыну. В ответ на просьбу отпустить руководитель испытаний «Н. И. Павлов спокойно сказал: „Я понимаю ваше состояние и ваше стремление помочь больному сынишке. Но давайте проанализируем, чем вы можете помочь? Сына положили в инфекционное отделение больницы, доступ туда закрыт, общение через стекло только расстроит ребенка еще больше. Конечно, жене будет полегче. А здесь вы нужны, так как темп работ будет еще больше, чем прежде. Я не могу вам запретить отъезд, но я прошу вас остаться. О состоянии здоровья вашего сына буду регулярно узнавать по ВЧ-связи“. Поняв, что я действительно нужен, что, безусловно, польстило моему самолюбию, ушел с тяжелым чувством неисполненного долга отца к маленькому сыну. В коридоре меня догнал Е. А. Негин: „Я понимаю твои переживания, у меня самого жена в Москве на операции, а я вот здесь и уехать не могу“» [118] .
118
Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 65.
На испытаниях, где всегда была высокая концентрация высокого начальства и профессионалов сборщиков и испытателей, не занимающих высоких административных должностей, складывались несколько своеобразные отношения в целом. Во-первых, это в значительной степени зависело от стиля отношений по производственной вертикали. Большинство руководителей, даже очень высокого ранга, вплоть до министра, никогда не подчеркивали своего положения, это создавало доверительные отношения, когда можно было обратиться со своими заботами и нуждами к руководству. Интересно, что в словарном разнообразии мемуарной литературы испытателей я почти не встречал термина «начальство». Вместо этого использовался другой — «старший товарищ». Конечно, характеры были разные, и переделывать себя многие не хотели, привычка — вторая натура. Однако достоинство настоящего профессионала ценилось высоко.
Был такой эпизод. Во время испытаний модернизированной Р-12 на полигон приехал первый заместитель начальника Главного управления ракетного вооружения Министерства обороны генерал-лейтенант А. С. Мрыкин. Очень вспыльчивый, излишне эмоциональный человек, который не стеснялся в выражениях и раздаче наказаний. На полигоне среди офицеров появилось выражение: «Получил втык в один МРЫК», то есть с погон «полетела» одна звезда. Его очень боялись, так как можно было попасть «под горячую руку» и незаслуженно пострадать.
При подготовке к старту ракеты предусматривалось подключение системы ее аварийного подрыва к автоматике боевой части при аномальном полете. Эту операцию выполнял молодой инженер из Арзамаса-16 Слава Гришин. Он прибыл на стартовую позицию по графику, однако у ракетчиков что-то не ладилось, поэтому прождав, он уехал с согласия руководителя подготовки пообедать. На старт пожаловал Мрыкин: «В чем задержка?» Полигонный полковник ответил не моргнув глазом: «Да вот, представителя Минсредмаша нет, уехал обедать, до сих пор ждем». Генерал багровеет, и… в это время подъезжает Гришин. Мрыкин с места в карьер — и многоэтажным матом на молодого специалиста. Слава сначала оторопел, потом снял очки, протер и голосом, перекрывшим генеральский рык, заорал: «Товарищ генерал, я не хуже вас орать умею!!!» Генерал удивленно смолк И Гришин уже спокойно все объяснил. Генерал развернулся, и теперь поток «площадного красноречия» обрушился на офицеров. Зато потом, когда в очередной раз на стартовую площадку приезжал Мрыкин, всегда повторялось следующее приветствие: всем общий кивок и персональное рукопожатие: «Здравствуйте, товарищ Гришин!»
Любая работа невозможна без осечек. Предвидеть все не в состоянии самые высокие профессионалы. Аварийная ситуация возникает порой из безобидных обстоятельств. Неприятные минуты переживали и испытатели ВНИИЭФ. Из опыта Веселовского, Турчина, Негина таких случаев предостаточно. Вот один из них. Для измерения времени, необходимого для установки задержки блока автоматики, использовался осциллографический измеритель времени ИВ-22, этакий габаритный приборчик весом в 180 килограммов на рояльных колесах, с вертикально расположенной большой катодной трубкой, на анод которой подавалось напряжение в 15 киловольт (почти как в черно-белом телевизоре). Прибор был довольно сложным и капризным. Один ИВ-22 вышел из строя, срочно поставили второй, а в первом открыли заднюю стенку, и Виктор Павлович Евланов, испытатель-электронщик, потихонечку приводил его в порядок прямо в сборочном зале по другую сторону от изделия, чтобы не мешать контрольному циклу. Для защиты исполнителя от поражения электротоком в осциллографе были сделаны две блокировки. Евланов возился, когда осциллограф находился под напряжением. Его позвали на проведение контрольного цикла, он открыл дверцу, уверенный, что напряжение снято, но выключатель не сработал. В результате мощные остеклованные проволочные резисторы нагрелись в плексигласовом корпусе высоковольтного блока настолько, что плекс загорелся. Представьте себе, идет проверка сверхсекретного изделия, а в полутора метрах от него из осциллографа вырывается яркий сноп пламени. Все настолько шокированы, что никто не догадался воспользоваться углекислотным огнетушителем. Огромный осциллограф в 180 килограммов, как игрушку, выкатили в тамбур, где вылили на него тазик с водой, который стоял у бачка для питьевой воды. Пожар был потушен, но затем пришлось пережить весьма неприятный разговор с представителями КГБ и написать подробные письменные объяснения.
С работниками Комитета госбезопасности испытателям приходилось иметь дело, и не раз. На одном из изделий, доставленных на испытания, теоретики решили сместить центральное ядро водородного заряда на 5 миллиметров вдоль продольной оси (на основании уточненных расчетных данных). На полигон прибыли самолетом новые детали заряда, бригада сборщиков заряда и технические контролеры. Отстыковав хвостовую часть бомбы, повернули (с помощью поворотного устройства сборочного стенда) основной корпус бомбы в вертикальное положение, извлекли заряд. Водородный блок разобрали полностью, провели замену внутренних деталей, повторно собрали его и вмонтировали в корпус бомбы.