Повседневная жизнь Арзамаса-16
Шрифт:
С первым пуском «Пионера-3» связан не один анекдотичный случай. На полигон приехал новый главнокомандующий РВСН генерал армии Максимов, который должен был присутствовать в бункере стартовой площадки. Эффект присутствия высокого начальства сработал и на этот раз… По команде «Ракету к бою. Пуск!» майор нажал на кнопку «Пуск» и застыл в этом положении как статуя (хотя должен был нажать и отпустить кнопку). А далее идет репортаж; «Сброс схемы», затем подается, естественно, команда телеметристам и киносъемщикам: «Снять протяжку»… Ситуацию сразу оценил генеральный конструктор А. Д. Надирадзе и, не дав ей развиться, скомандовал по-генеральски: «Отставить! Повторно нажать и отпустить кнопку „Пуск“!» К счастью, ракета пошла, головная часть «пришла в малый квадрат» на цель.
На следующий день председатель госкомиссии — первый заместитель начальника ГУРВО генерал-лейтенант А. Ф. Фунтиков (на самом деле он 190 сантиметров роста и примерно 120–130 килограммов веса!) вопрошает: «Генерал Желтаков, кто
121
Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 118.
Не всегда инциденты заканчивались столь безобидно. При первом пуске одного из ракетных комплексов, поскольку сразу два высоких начальника в Москве хотели иметь прямую трансляцию пуска, установили два канала связи. По ЗАС (засекречивающей аппаратуре связи) докладывали первому заместителю главкома РВСН генерал-полковнику Ю. А. Яшину, а по ВЧ-связи начальнику ГУРВО генерал-лейтенанту А. А. Ряжских. По первому телефону шла общая трансляция, та, что была на командном пункте, а на вторую линию посадили начальника отдела анализа, полковника Минченю, который для четкости доклада взял заранее отпечатанную шпаргалку и, глядя на секундомер, бодро читал. Пуск был неудачный, ракета упала (примерно в трех километрах от одного из измерительных пунктов, о чем тотчас же доложили), но Минченя по своему каналу продолжал все так же четко докладывать по шпаргалке. Получился явный конфуз. Генерал А. А. Ряжских шуток, тем более таких, явно не любил. Минченя стал полковником в запасе.
Вообще, процесс разработки, отработки и особенно завершающий этап — летные испытания нового ракетного комплекса — является весьма сложным процессом, в котором участвуют до сотни различных организаций из разных министерств и ведомств, которыми надо руководить в течение трех — пяти лет как большим симфоническим оркестром. Роль дирижера в начальной стадии играет головная организация по проектированию комплекса, ближе к завершающему этапу и в процессе полигонных испытаний — совет главных конструкторов, собираемый по инициативе головной организации; и, наконец, в процессе проведения испытаний — государственная комиссия, назначенная постановлением (решением) правительства, состоящая из 25–40 человек и имеющая широкие полномочия.
Капустин Яр явился школой для последующих ракетных полигонов: Байконура, Плесецка, Эмбы, Балхаша и других. В ходе процесса разоружения знаменитый полигон (орденов Боевого Красного Знамени и Красной Звезды), давший путевку в жизнь многим современным ракетным комплексам, стал для многих своих детей также и могильником.
Под действие договора между СССР и США о ликвидации ракет средней и меньшей дальности попадали американские «Першинг-2», «Першинг-1 А». СССР, со своей стороны, обязался уничтожить ракетные комплексы СС-4, СС-5, СС-20, а также СС-12 и СС-23. Подлежали уничтожению и пусковые установки. Договор был явно асимметричным. США должны были уничтожить 689 ракет средней дальности, СССР — 826 (да еще с РГЧ!), американцы — 282 пусковые установки, СССР — 608. США обязались ликвидировать 170 ракет меньшей дальности, СССР — 926, США — одну пусковую установку, СССР — 237!
В 1989 году, в соответствии с договором о ликвидации РСД и РМД, на полигоне было уничтожено методом подрыва 630 ракет и 72 ракеты с боевых позиций РВСН методом пуска (без ввода полетного задания), что приводило к самовыгоранию топлива в двигателях. Работами по ликвидации руководил начальник полигона — генерал-лейтенант Н. В. Мазяркин. Контроль за уничтожением ракетного могущества СССР осуществляли заокеанские контролеры-наблюдатели, для которых в семи километрах от поля кладбища был устроен наблюдательный пункт, развернуты снятые с подвижного шасси машина-общежитие (с прекрасными купейными помещениями) и машина-столовая (с недельным запасом продовольствия и ионированной питьевой воды), заимствованные из состава РК «Пионер». Люди, которые учили эти ракеты летать, вынуждены были видеть их гибель. Действительно, все, как у Н. В. Гоголя: «Я тебя породил, я тебя и убью!» Очевидцы записали затем свои чувства. «Фантастическое кладбище подорванных 630 ракет. Кругом воронки от мощных взрывов, многие заполнены водой, повсюду останки стенок корпусов и сопловых блоков двигателей, транспортно-пусковых контейнеров, куски несгоревшего и наполовину разложившегося топлива, которые при поджигании спустя пять лет ярко сгорали. Вместе с ракетами погибли сотни, а может, и тысячи килограммов молибдена, ванадия, нержавейки, редкоземельных элементов и многие килограммы золота и серебра. Наша русская расточительность придумала из обломков ракет сделать только сувенирные зажигалки и продавать их по 5 долларов за штуку иностранцам, тогда как было загублено добра на многие миллионы (если не миллиарды) долларов.
Двадцать ракет были подготовлены к уничтожению пусками в один день: залпово и с малыми интервалами. Американские генералы были поражены: все ракеты ушли; зрелище было потрясающее, голливудские „Звездные войны“» [122] .
В свое время после сотого пуска ракеты «Пионер» изготовили памятные значки: на маленьком прямоугольнике изображен инверсионный след от взлетающей ракеты, сбоку разместился цветущий тюльпан и внизу — число «100». Испытатели, обладатели такого знака, очень гордятся им. Есть и знак с числом «200». Да! Был и двухсотый пуск, но это с учетом пусков на уничтожение. Они тоже хранятся в семейных архивах, но ветераны не спешат их демонстрировать.
122
Веселовский А. В.Ядерный щит. Саров, 2003. С. 123.
Примечательно, но под шумок, совершенно непонятно для специалистов, было приказано уничтожить и совершенно новый оперативный ракетный комплекс «Ока», который под договор вовсе не подходил (максимальная дальность — до 400 километров, а по договору уничтожались ракеты с дальностью 500 километров и более). И этот ракетный комплекс лег на весы комитета по Нобелевской премии для миротворца М. Горбачева.
Многое связывало испытателей Арзамаса-16 с полигоном «Байконур». Название это появилось позднее, а сначала он, как и все полигоны, имел номерное обозначение. Официально полигон именовался НИИП-5 (Научно-исследовательский испытательный полигон № 5 Министерства обороны). Создан он был для летной отработки дальних ракет, чего не мог обеспечить «Капустин Яр». Место для старта ракет выбрали на юго-западе Казахстана в районе железнодорожных станций Тюра-Там и Джусалы, в степной и полустепной зонах, примыкающих с севера к пустыне Кызыл-Кум. На красных глинах и солончаках трава росла только в апреле — мае (в это время цвели дикие тюльпаны), далее оставались верблюжья колючка, перекати-поле, колючий кустарник тамариск. Даже саксаулы здесь уже не росли. Летом жара достигала 42–45 градусов Цельсия в тени, особенно при суховее с Кызыл-Кума, а зимой температура опускалась ниже минус 30 градусов, нередки были сильные ветры и метели. Население здесь практически не проживало. Для финиша был выбран район на Камчатке, недалеко от сопки Ключевской. Место для жилой площадки (опять «десятки», в дальнейшем — города Ленинска) было выбрано на правом берегу Сырдарьи, что хоть как-то скрашивало суровые природные условия. Сам поселок Байконур размещался примерно в 500 километрах на северо-восток от полигона.
Рабочая площадка № 2 расположилась от жилой зоны примерно в 50 километрах, по соседству разместилась площадка для «головастиков» (так называли испытателей и представителей министерства), и рядом стартовая позиция, та самая, которую миллионы телезрителей позднее видели на экранах телевизоров при космических стартах. Впоследствии для аналогичных стартов была построена еще и площадка № 32. На «двойке» была организована и жилая зона — двухэтажные гостиницы (королёвские «люксы»), где зимой на первом этаже ночью замерзала вода в графинах. Сбоку построили четыре финских домика, в одном из которых постоянно проживал С. П. Королев. Отдельно стояла столовая, славившаяся часовыми обеденными очередями; руководство, во главе с Главным, обедало в отдельной столовой, куда пускали по пропускам, выданным начальником королёвской экспедиции. Будущий космодром постепенно расширялся: для ОКБ М. К Янгеля и В. Н. Челомея были построены жилые площадки № 43 и № 95, зоны стартовых площадок Расстояния между ними были немалые: от 40 до 80–90 километров.
Все делалось основательно, для «большого» космоса. Были построены внушительных размеров жилая площадка и огромнейший МИК (монтажно-испытательный корпус), под крышей которого могли свободно уместиться три футбольных поля: там производилась сборка огромнейшей ракеты-лунника «Н-1», стартовый вес которой составлял 3 тысячи тонн, диаметр у основания — 12 метров и высота — 105,5 метра, что позволило выводить в космос до 100 тонн полезного груза. Потом были построены идеальный аэродром для посадки «Бурана» (нашего советского «Шаттла»), стартовая позиция для гигантской «Энергии». Вообще, первоначально развитие полигона «Байконур» было связано с разработками ракеты Р-7 (Р-7А) С. П. Королева. Испытания боевых ракет с пуском по Камчатке и впервые в «Акваторию» (на предельную дальность в Тихий океан) предполагались в декабре 1959-го — июне 1960 года. Далее намечались испытания ракеты Р-9А (более миниатюрной, по такой же дальности, как и Р-7А) с апреля 1961-го по июнь 1962 года с одним боевым блоком, а потом с июля 1962-го по январь 1964 года — с другим, более мощным блоком. Обе эти ракеты с термоядерными головками разработки ВНИИЭФ были приняты на вооружение и добросовестно отстояли на боевом дежурстве гарантийный срок. Правда, традиционно они «работали» на спирте и жидком кислороде, что для армии было и неудобно, и хлопотно: кислородные заводы должны постоянно работать, а этиловый спирт имел свойство «испаряться».